Встреча (1/1)

Жизнь. Пьянящее и кружащее голову слово. Больше всего на свете Энкиду ценит жизнь. Он все еще помнит ее вкус, все еще грезит ею. И все еще мечтает...Его желание бьется в груди, словно самое настоящее жаркое, переполненное чувствами сердце. Словно у человека. Желание вновь увидеть своего друга – единственного человека, кто принял его, таким, какой он есть, приблизил к себе и не считал орудием. Желание вновь видеть его пред собой, ощущать тепло его рук, слышать его громогласный, сотрясающий пространство смех, улыбаться от звука его, порой, теплого голоса и взгляда... И никогда более не оставлять его одного, быть рядом, чтобы проклятье одиночества более не терзало его. И когда пространство посмертного Мира пронзает такой знакомый свет призыва, внутри у Энкиду все замирает. А вдруг... А что если свершится чудо и этот призыв вместе с новой жизнью принесет ему исполнение его желания? Энкиду тяжело в это поверить. Ему и так невероятно везет получить новую жизнь. Вновь ощутить всю ее остроту и ясность, вновь познать мир...Разве может случится еще одно чудо? – Слуга, Лансер. Энкиду. Я прибыл по Вашему зову, Мастер. Прошу Вас, используйте меня по своему желанию. Не нужно милосердия. Обещаю, что я вас не подведу. Мастер хватает ртом воздух, смотрит на Энкиду в немом восхищении и сбивчиво шепчет дрожащими от волнения губами ?Не может быть… Этого просто не может быть…?Энкиду же тоже не может насмотреться на первого человека, которого он видит спустя целую вечность. Совсем еще юная девушка, благодаря силе которой он может сейчас стоять здесь во плоти. И взгляд новоиспеченного слуги полон немой благодарности и Мастер понимает его без слов. В какой-то момент она кивает и резко хватает Энкиду за руку. – Мне о стольком нужно тебя расспросить! – восклицает она, и голос ее дрожит в предвкушении. Жар ее ладони обжигает руку, а воодушевление Мастера заразно, и Энкиду не может сдержать улыбку. — Я так счастлива, что призвала тебя! Не передать как! – Мне приятно слышать такое, — смущенно говорит он и кладет свою ладонь поверх ее. – Я обязательно расскажу вам все, что вы пожелаете, Мастер. Девушка в ответ энергично кивает несколько раз и с жарким энтузиазмом, что плещется на дне глубоких золотистых глаз, тянет куда-то вперед. Резко, нетерпеливо. – Но это все потом! Пойдем скорее! Кое-кто обязательно захочет тебя увидеть! Точнее не так… Он ТОЧНО захочет тебя увидеть! И желательно в первых рядах. Мне не простят, если я тебя не приведу к нему. Так что пошли! – Кто хочет? – непонимающе моргает Энкиду, но Мастер мотает головой, и ее рыжие волосы, разметавшись по лицу, лезут в глаза. Лансер хочет потянуться и убрать их, но девушка лишь крепче сжимает его руку и несется вперед по коридору с блаженной улыбкой на лице. У Энкиду поразительная способность к обнаружению. Однако этот призыв ему кажется столь ненормальным, что он слега теряется от обилия магической энергии этого места, как и от количества Слуг, присутствие которых он может ощутить. Он чувствует себя оглушенным и возникает странное чувство, что это все происходит не с ним.Но когда Мастер приводит его к одной из комнат, у Энкиду внутри все резко замирает и обрывается, а сознание словно сотрясают громовые раскаты. Он забывает, как дышать, а глаза жгут слезы от столь болезненного ностальгического присутствия. И духа, что заставляет сердце и трепетать, и болеть одновременно. – Не может быть... – тихо шепчет Лансер, а Мастер открывает дверь. От волнения Энкиду прикрывает глаза. И в сознании яркими красками вспыхивает картина прошлого... И возникает чувство, что это наваждение разделяет не он один...* * * Закатное небо озаряется яркими, слепящими всполохами, воздух сотрясает лязг металла, свистящего над ухом. Бесчисленное множество безупречного оружия, сделанное лучшими мастерами из когда-либо живущих, градом осыпается на грациозное божественное создание. Он полностью невозмутим, на его лице печать спокойствия, будто нет в его сторону никакой смертельной опасности. Существо умело избегает каждой атаки, уворачивается от града всевозможного оружия так плавно и легко, словно танцуя. А царь всех людей не может скрыть свое удовлетворение и счастье от сражения со столь достойным противником. Бой распаляет, заставляя сердце в его могучей груди биться в запале, неописуемый азарт застилает глаза, и улыбка расцветает на его лице.Впервые он ощущает что-то подобное, впервые видит достойного противника, кто в силах дать ему, сильнейшему герою, сыну богов, отпор. Не появлялось до сегодняшнего дня такого великого мужа. И вот он, стоит прямо перед ним, невозмутимый, до пугающего прекрасный, собранный. Смертоносный. Ущемленное самолюбие уже не жжет болезненно душу, давно уступив место неподдельному интересу и бурному желанию одержать вверх. Никогда не приходилось Гильгамешу быть настолько захваченным сражением, бояться глубоко в душе проиграть, а не принимать победу как должное. Царь сражается свирепо и яростно, его ведут жаркие, как само пламя эмоции, но созданное богами оружие, в противовес ему, напоминает своим спокойствием и плавностью, воды великих рек. Их сражение кажется бесконечным. Но никогда ранее ни один, ни второй, не испытывали ничего подобного. Отражая смертельные удары, они понимают обуревающие друг друга чувства, которые оба вкладывают в каждую атаку. И смертельный бой становится больше азартной игрой. Они уже не стремятся убить друг друга, а лишь получить наслаждение в сражении, которое никто раньше не испытывал. Упиваясь друг другом, каждым движением и атакой, теми чувствами, что вызывает бой. И в этом сражении для них более не существует никого. Царь устало падает на землю рядом со своим соперником, громогласно, подобно львиному рыку, смеясь. Изорванная, когда-то прекрасная шелковая одежда, мешком висит на прекрасном теле, а силы шевелиться едва находятся с трудом. Он обращает взгляд алых глаз на необычайное создание, с которым сражался три дня и три ночи, и так и не смог победить. Он видит на его почти неживом, до неприятного идеальном лице искреннюю улыбку. И в мыслях этого существа уже нет ни единой мысли о том, что этого человека стоит наказывать за его поступки. Во взгляде его читается благодарность и преданность. И желание быть рядом, чтобы уберечь царя от терзающего его душу одиночества. – До этого момента никто не мог сравниться со мной в силе. Ты достоин того, чтобы я, король всех героев Гильгамеш, выказал тебе почтение. Кто ты, могучий воин? – Мое имя…* * * Лугаль открывает глаза. Белый, стерильный, будто бы больничный свет ламп режет глаза. Бездушные металлические стены халдеи удручающе нависают над правителем Урука, раздражая сознание. Но сегодня все это меркнет пред одним единственным чувством. Болезненная тоска бьется в груди, разбивая сердце на мельчайшие осколки. Родное, давно утерянное, но не забытое им чувство не дает покоя, из раза в раз принося не сны, но воспоминания из прошлой, наполненной великими свершениями и сильными чувствами жизни. И лишь внутренний голос твердит обратное. Его дом, его истинная судьба где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки. И уже не разделяют столетия, и уже меркнут проклятия... Но резкий дверной щелчок почти болезненно вырывает лугаля из раздумий. Он раздражённо цокает языком, метая взглядом молнии в сторону того, кто посмел нарушить его покой. — Кто был настолько дерзок, чтобы без позволения... — его речь обрывается резко, неожиданно, а недовольство улетучевается в тот же момент. Его сердце глухо пропускает удар и в первое мгновение ему кажется, что это все еще сон. Его друг стоит пред ним, живой и здоровый. Не осыпающийся более песком в его руках, не шепчущий на прощание хриплым безжизненным голосом его имя...Нет, он стоит пред ним такой же идеально прекрасный, как и в день их первого знакомства. И невероятная божественная сила сквозит в нем и отражается в глубоких зеленых глазах вместе с нежностью и любовью к жизни. Царь с непривычной для себя осторожностью подходит к идеальному, чистому созданию, едва касаясь бледной, прохладной кожи, проверяя, не мираж ли это, не предательский ли обман изголодавшегося сознания. Не рассыпется ли его дорогой друг от этого прикосновения? Он касается пальцами его холодной щеки, а Энкиду забывает, как дышать. И внутри все болезненно замирает в этот миг, которого он ждал тысячелетия. Взглянув же в алые глаза, преисполненные щемящей сердце тоски и нежности, вместе с неверием в происходящее, весь окружающий мир уходит на второй план. Он воспринимается Энкиду словно чрез толщу воды, будто нет в нем никого и ничего... кроме него... Он словно мираж или наваждение, словно нечто невозможное. Но прикосновение горячей ладони к щеке проходит по телу электрическим разрядом, заставляя вздрогнуть и, словно вынырнув с большой глубины, к свету, сделать глубокий вдох. Сердце грохочет в груди и Энкиду чувствует, что его дорогой друг испытывает то же самое. Ком в горле не дает сказать и слова, глаза жжет огнем. А сердце трепещет от счастья и все еще болит от горечи старых ран... Видимо все еще не верит в то, что это не обман. Энкиду стоит пред царем всех людей – глаза в глаза, разделяя с ним этот великий миг. И даже дыхание у них сейчас, словно одно на двоих. И восприятие мира, и чувства, обуревающее разум, в волнении сотрясающие тело. Руки у Энкиду дрожат. Он накрывает своей холодной ладонью жаркую руку Гильгамеша на своей щеке и прикрывает в исступлении глаза. – Гил... – тихо говорит Энкиду, и пара жгучих слез скатывается по его щекам. – Я видел сон о том, как мы впервые встретились, мой дорогой друг. И вот ты тут, стоишь передо мной, — лугаль смахивает с его лица горячие, такие человеческие слезы. – Теперь ты будешь рядом вновь. Злосчастная судьба больше не разведет нас. – Я тоже. Яркая вспышка, видение... Перед тем, как я вошел сюда. Я только подумал о своем единственном желании... И вот ты стоишь предо мной. Вновь, как раньше. В это тяжело поверить... Это единственное желание наконец исполнилось. Все благодаря Мастеру, – говорит Энкиду, качая головой. – Моя благодарность вам не знает границ. Вы исполнили то, что вряд ли исполнил бы даже Грааль, искажающий желания, – говорит он уже Мастеру. — Я вовек не смогу отплатить вам! Гильгамеш переводит взгляд на робко жмущуюся у входа девушку, восхищённую представшей трогательной картиной, и усмехается. – Я осыплю тебя золотом и благодарностями после за то, что ты сделала, девочка, но сейчас. Я желаю, чтобы ты оставила нас, – громовым, но снисходительным голосом говорит он. – О! – восклицает та, спохватившись. Будучи полностью поглощенной этой картиной, она в восхищении, умудряется забыть обо всем, но гулкий голос царя приводит ее в чувство. – Конечно-конечно! Я так давно мечтала увидеть вашу встречу!.. Ах, простите. Это должно быть не вежливо! Не мешаю! С этими словами она пулей вылетает за дверь, предварительно поклонившись. И с ее уходом комната полностью погружается в пьянящую тишину. И вновь, как раньше, возникает чувство, словно они одни в целом Мире. И нет ничего важнее этого. – Энкиду... Нет больше счастья, чем увидеть тебя, сразиться с тобой вновь, пить лучшие вина и подолгу говорить о прошлом, нынешнем и будущем, – шепчет Гильгамеш и шепот его проходит Энкиду по нервам, словно по струнам арфы, а по телу разливается от этого тепло, которое он столь долгое время не мог ощутить. – Я испытываю то же самое, Гил... – говорит Энкиду, робко взяв его за руку. – Снова быть подле тебя, снова посвятить свою жизнь тебе, делить и горе и радости... Слышать твой голос, чувствовать тепло твоих рук, и... – Нас ждут великие свершения, мой друг, – Гильгамеш заключает его в объятия, рукой проводя по шелковым волосам друга, крайне нежно и обходительно, насколько Гильгамеш способен на нежность. Ему казалось, что целая вечность прошла с момента, когда он последний раз заглядывал в яркие, глубокие глаза своего друга,.. А разочарование в человечестве и неспособность даже самых известных героев хоть немного сравниться с Энкиду все больше ввергало лугаля в гнев по отношению к этому никчемному, современному миру. Но сейчас злость сходит на нет в предвкушении того, что же они ныне смогут сделать вместе. – И в этот раз я тебя не оставлю. Я буду подле тебя, друг мой... – тихо шепчет ему на ухо Энкиду и, дрожащими руками, крепко обнимает в ответ, обжигая горячим дыханием. Он уже и забыл, каково это – испытывать такие чувства. Что значит счастье, что значит радость воссоединения? Что значит это чувство полного духовного единения? Каково это – разделять все с самым близким человеком? Но сейчас... Сейчас ему кажется, что он этого и не забывал никогда. Крепче сжимая его в объятьях, сминая тонкими пальцами его алую шелковую ткань и утыкаясь носом в шею. И в голове бьется лишь единственная мысль о том, что более Энкиду не отпустит его. И всем своим естеством ему хочется в это верить. Вопреки вероломной судьбе и шуткам богов, им вновь удается встретиться. Это ли не чудо? – Гил. Мы столь многое хотели свершить... И наконец, я смогу увидеть каким стал Мир. Вместе с тобой. Подле тебя я... Я словно вернулся в прошлое. И наконец чувствую себя на своем месте. Чувствую себя, как дома. Сейчас исполнилось мое самое главное желание. И я вновь вручаю свою жизнь тебе.*** Зиккурат сияет тысячей огней, отражающийся в темной водной глади Евфрата. Пальмы мерно шелестят, обдуваемые свежим ночным ветром. Гильгамеш, поднося украшенный кувшин с вином, хмурится, всматриваясь в буйный, как он сам, танец племени. Пусть все эти виды и не настоящие. Лишь симуляция, но это не столь важно. Рядом друг с другом родным домом им покажется, что угодно. Но прямо сейчас, глядя на яркие огни факелов ночного Урука, оба вспоминают, как когда-то очень давно они принесли клятвы – всегда быть рядом и защищать друг друга. И кажется, будто всех трагедий их жизни никогда не было, что это был только дурной сон, навеянный вероломными и жестокими богами. – Я уверен, ни время, ни расстояния, ни сами боги никогда не сумеют разделить нас, – будто бы невзначай говорит вдруг Гильгамеш в ответ на свои мысли и переводит взгляд на Энкиду. Тот кивает ему в ответ, соглашаясь каждым словом, а Гильгамеш любуется отблесками огней в его глазах и теплой нежной улыбкой. – Никогда, Гил... – говорит он и мягкий голос его, подобный шелесту листвы в кронах деревьев успокаивает их обоих. И сейчас, как никогда, хочется в это верить.