Часть 2 (1/2)

Гаву нравилось наблюдать за грозой. Он боялся её, но именно этим она его и привлекала. Такое могущественное, неподвластное человеку, чистое воплощение величественной стихии. Когда Гав смотрел на неё, ему приходили мысли о своей незначительности, он понимал, что он лишь крошечная песчинка в сравнении с непостижимой мощью природы. Всё, что пытается делать с ней Человек: укротить, уничтожить, заставить работать на себя - выглядит совершенно нелепым, особенно, когда видишь, как природные бедствия уносят тысячи человеческих жизней всего за каких-то жалких пару минут. А над главной природной аксиомой - смертью, не властно ни одно живое существо на планете.

Но, в процессе наблюдения, Гаву приходили и менее философские мысли. Он думал о людях, окружавших его, о своих проблемах в школе, в общем о том, о чём обычно думают подростки в свободное время. Вот и сейчас он думал о том, что уже скоро Новогодний бал, и что хорошо бы найти себе пару на вальс. Без сомнения, любая девушка была бы рада стать его партнёршей. Проходя по школьному коридору, он ни раз слышал, как перешептывались его одноклассницы, смотря ему в след и споря о том, кому же выпадет честь стать той счастливицей, что удостоится быть его парой в танце. Гаву не до конца была понятна вся эта излишняя значимость, которая придавалась девчонками обычному вальсу. Но, поддавшись этой всеобщей суматохе, он сам того не замечая, медлил с выбором. "Да выберу любую, какая разница?", - думал он, но тут же начинал сомневаться. Честно говоря, ему не особо хотелось принимать в этом участие, но учителя настаивали, чтобы все были задействованы в этом параде лицемерия.

Рассуждения явно заходили в тупик, а звук дождя, такой монотонный и успокаивающий, начинал погружать парня в сон. Веки его начинали тяжелеть, и мысли улетали куда-то, становясь такими размытыми, незначительными. Сквозь накатившую на него вдруг дремоту донесся какой-то свист, который становился всё громче и громче. Был ли это сон? Или что-то происходило в реальности? Это всё было так неважно. Это подождёт, а сейчас...Сейчас спать.

Громко хлопнула входная дверь, а затем послышался топот быстрых шагов по лестнице. Гав вздрогнул и начал нехотя открывать глаза.

- Ты что творишь?! У тебя чуть чайник не лопнул! - донеслось из угла комнаты.

Голос принадлежал Шарику. Да, не один Гав обладал странной кличкой в школе и за её пределами. Как получилось, что обычному подростку досталась такое, типичное для России, собачье имя? Очень просто. По паспорту этого юношу звали Александр Сергеевич Моисеев. Сначала его называли Сашей, потом Шурой, затем Шуриком, и вот, наконец, он превратился в Шарика. И, подобно настоящему имени Гава, его имя навсегда было утеряно для одноклассников.

Он стоял, в насквозь промокшей чёрной толстовке, вода с которой тонкой струйкой стекала на деревянный пол, образуя небольшую лужицу. Его русые волосы, не менее мокрые, прилипали к красивому, бледному лицу, с выразительными, тёмными, почти чёрными, глазами. В одной его руке был рюкзак, а в другой фарфоровый чайник, благополучно забытый Гавом на плите.

- Чайник? -едва промямлил Гав, ещё до конца не очнувшись ото сна.- Нет, я лопнул! Чайник, конечно! - усмехнулся неожиданный гость.

Как можно было догадаться, они с Шариком были хорошими друзьями, если даже не лучшими. С детства они были не разлей вода, всюду ходили вместе, чем давали одноклассницам повод для бесчисленных шуток про их ориентацию. Но на самом деле, Шарик был из того небольшого числа людей, которые не наскучили Гаву, спустя пару дней после знакомства. С ним было интересно разговаривать, а его интеллект заметно превышал средний по классу. Не удивительно, что Шарик - единственный, кто, кроме самого Гава, знал про его убежище.

Гав поднялся с матраса, зевая и попутно оценивая обстановку.

- Чудесно выглядишь, - буркнул он, слегка смущённый своим легкомыслием, попутно забирая у друга злосчастный чайник.- Там на улице просто жопа. Думал, успею до тебя добежать, но ты сам видишь, - пожал плечами Шарик. - У тебя же вроде сменка была.- Сейчас посмотрю, - сказал Гав, открывая рюкзак. - Чего пришёл-то?