6 (1/1)

О, она целует его.

Как необузданная дикая лошадь в начале весны, возбужденная, неистовая — ничего подобного он не ожидал от поцелуя с человеком. Но и целуется она совсем не как фейри, в ее движениях нет никакой грации, ничего магического. Она кусается и посасывает, и он едва поспевает за ней.Он позволяет ей снова расстегнуть жакет, чтобы ее пальцы блуждали по его телу, и на этот раз ее движения полны уверенности: она трется об него, прикусывает его подбородок, посасывает мочки ушей и дергает за рога. — Скажи свое имя — командует она, пока он целует ее ключицу, оставляя засосы. — Бен, — снова и снова шепчет он ей на ухо, словно это тайна лишь для нее одной. Его человеческое имя, а не имя воина — мужчины, поклявшегося в службе Верховному Королю. Кайло Рен больше не принадлежит этому месту, оно больше не для него. Он лишний здесь, среди всей этой ласки и нежности. Теперь это место для Бена, потерянного сына Хана Соло. Незаконнорожденного сына Леи Органы. Она раз за разом шепчет его имя, пока он пытается избавиться от ее куртки. Он целует ее в плечо, то и дело утыкаясь носом в меховую подкладку. Совсем не нужно быть мудрецом, чтобы понять к чему это все ведет — сегодня они неизбежно окажутся в одной постели. — Бен, — шепчет она, — мне нравится, хорошее имя. — В таком случае придется заставить тебя его кричать, — то ли рычит, то ли смеется он ей в грудь, а затем решительно поднимает ее с дивана в свои объятия и направляется к уже и не такому отвратительному матрасу. Она вскрикивает, будто от неожиданности, но приятной. Когда он небрежно кидает ее на матрас, на ее лице появляется улыбка. Ее черная футболка задралась, оголив плоский живот с легким оттенком недавнего загара. Он касается ее живота, ощущая под подушечками пальцев пресс. Какая же она теплая. Мозолистыми руками он ведет по ее ребрам, большим пальцами очерчивая контур груди, и срывая с ее губ тихий стон, что заставляет его член заметно оживиться в тесных кожаных штанах. Он не знает точно, сколько времени они проводят за поцелуями и ласками и просто исследуя тела друг друга, но в какой-то момент в комнате уже нет той непроглядной тьмы, а медленно разливается утренняя синева. Он стягивает с нее штаны, отбрасывая их куда-то в дальний угол комнаты. Они не сводят друг с друга пристального взгляда. — Ты выглядишь… — выдыхает он, — так… — но не успевает он позволить своему глупому человеческому сердцу наговорить этих приторных комплиментов и обещаний, как она притягивает его к себе для поцелуя. Некоторое время она возится с его брюками, высвобождая пульсирующий член, а затем обхватив его рукой направляет головку ко своему входу. — Рей… — Бен пытается притормозить ее, схватив за запястье. — Ещё рано. — Бен, пожалуйста — она тяжело дышит где-то возле его щеки. — Я хочу… — Я знаю, знаю, — ему стоит больших усилий выпутаться из ее объятий. Он спускается поцелуями по ее груди, ребрам и животу, пока не доходит до внутренней стороны ее бедер. Она лишь изредка вздрагивает и молча наблюдает за ним, ровно до тех пор, пока он не начинает вылизывать ее складочки, задав жесткий ритм. — Ох! — она вскрикивает, откинувшись головой на подушку и схватив его за рога. Бен вжимается членом в матрас, страстно желая ее прикосновений, но ему нужно больше, нужно слышать, как она может кричать и стонать, и он готов сделать все для этого. Он хочет быть нежным, он пытается быть нежным, но она такая вкусная, так извивается и стонет, такая готовая… для него. Она почти задыхается, когда он проскальзывает внутрь сначала одним пальцем, затем добавляет второй, все еще продолжая ласкать ее ртом. Это что-то животное, дикое, так непохожее на весь его предыдущий опыт. Это… нечто настоящее, нечто присущее его природе. Будто так должно было быть всегда. Этот дурманящий коктейль запахов, звуков и ощущений, в которых нет ничего милого и нежного, но и отталкивающего тоже. Здесь в воздухе не витает аромат роз, а тела не замерли, как мраморные статуи. Все чувствуется так... реально. — Бен! — она кричит, сжимаясь вокруг его пальцев и продолжая тереться о его лицо и нос, оставляя влажные блестящие следы. Просто чудо, что он не умер вот прямо там. Сейчас она особенно прекрасна: восходящее солнце окрасило ее лицо восхитительными пурпурными оттенками, а глаза горят, словно в них золотые искорки. Он входит, постепенно растягивая ее вокруг себя. Перед ним будто ангел или самая прекрасная фейри, прекраснее самой Королевы и всех ее фрейлин. Когда он оказывается полностью в ней, чувствуя, как она вбирает его по самое основание, как славно принимает его, то почти закатывает глаза от удовольствия. Это будет нелегко, и не только потому, у него уже давно никого не было, но и потому что она… — Боже. Это так… ах… ты такой, — выстанывает она, прижимаясь и подмахивая бедрами ему навстречу. Да. Вряд ли сейчас можно связать хоть пару слов. Так много звуков вокруг них: рык Бена, когда он выскальзывает из нее, а затем врывается снова, влажные шлепки кожи о кожу, ее вздохи и стоны, даже при таком карательном темпе, который он задал. Причмокивание их губ и трение его потной груди о ее, когда он погребает ее под собой. Крепко вцепившись в его рога она стонет и кричит под ним. В какой-то момент она переворачивает его на спину (не то чтобы это было трудно, учитывая его податливость) и опускается на него. Ее грудь подпрыгивает под футболкой, от которой он быстро избавляется, чтобы разглядывать и касаться ее. Когда ему снова нужно вернуть контроль над ситуацией, когда нужно ее еще больше, он хватает ее за талию и переворачивая ставит на четвереньки, а потом снова берет сзади, как животное, которым он и является. Сейчас они оба, как животные. Как человек, которым он и является. — Мне нужно, чтобы ты… — стонет она, растирая пальцами клитор, — не кончай в меня. Он прикусывает кожу на ее шее и кивает в знак согласия. Когда ее дыхание срывается, и она кончает на его члене, он выскальзывает из нее и изливается горячим семенем на ее спину. В лучах восходящего солнца она кажется покрытой золотом и россыпью перламутровых жемчужин. Будто сокровище, найденное здесь этим ранним утром. В его животе порхают бабочки, а в голову приходит совершенно безумная мысль: ?Я бы оставил все ради этого. Ради нее.? *** После они еще немного целуются, и она открывает свой спальный мешок, чтобы укрыть их обоих. Они почти не говорят, но это и не нужно – слова сейчас лишние. Ее глаза прикрыты, в полудреме она держит его в мягком любящем объятии. — Хан… — начинает она, уткнувшись носом ему в подбородок, — он однажды сказал, что я никому ничего не должна обещать. Не должна заключать сделки. Почему? Бен вздыхает, ее слова вырывают его из мыслей о том, как она собирает свои вещи и уходит с ним, как они возвращаются в его волшебный мир. Он размышляет о том, как сделает ей новую защиту из ягод рябины, научит всегда носить с собой соль. Как она будет жить в его доме, танцевать на балах. Как он заставит ее кончить на их обеденном столе. Как отомстит за нее, уничтожив этого подонка Ункара Платта. — Фейри не умеют лгать. — говорит он, проводя пальцем по ее искусанным губам, — и мы не можем нарушать обещания. К людям это не относится, но если вы заключите сделку с одним из нас, вы будете обязаны исполнить обещание, оно будет закреплено магией. — Он снова целует ее. — Как видишь, я сдержал свое обещание. Я обещал купить тебе еду и сделал это. Она вздыхает и целует его, прежде чем слегка отстраниться. Она внимательно смотрит на него. Затем снова ложится ему на грудь, обдумывая что-то важное. — Скажи мне кое-что, — просит она. — Смотря что. — Хан однажды сказал, что знает о том, что однажды сын придет за ним. Что ты убьешь его. — Теперь в голосе явно слышится горечь. Бен не отвечает, лишь двигает челюстью, будто это как-то поможет не вырваться словам наружу. — Мне нужно знать… Он так сказал, потому что ты дал обещание кому-то или, потому что сам этого хочешь? Такая умная. Такая хитрая. Такая красивая. — Это было обещано Верховному Королю. Она кивает и вместо того, чтобы осудить его, просто приподнимется на локтях и смотрит на него сверху вниз. — Ты ненавидишь своего отца? Ненависть? Нет. Он никогда не ненавидел его. Даже в детстве. Был ли он обижен, когда Хан оставил его мать и их мир, ради каких-то скучных человеческих приключений, которые он предпочел им — да. Но это была лишь обида — не ненависть. — Я не ненавижу своего отца. Она снова кивает. — Ты хочешь убить его? Может и хотел когда-то. Он не уверен. Он не придает этому особого значения, потому что какой в этом смысл? Он просто должен сделать это, он обещал. Иначе он будет изгнан или убит. Зачем вообще об этом думать? — Нет. — Может… у твоего обещания есть какие-то условия? — Бен озадачен, как она, совсем ничего не зная о фейри, так запросто вникла в их правила и традиции. Он готов переспать с ней еще раз только потому что она восхищает его свои умом, своей раскрепощенностью и… — Я просто должен его убить. — Бен. Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. — говорит она со всей серьезностью. — Смотря что. — его голос звучит настороженно из-за ее тона. Она перекидывает через него ногу и седлает его живот, а он изо всех сил старается совладать со всеми своими инстинктами, что бы не начать пялиться на ее грудь и покусывать ее. И все это из-за ее настойчивого желания вынудить его скрепить обещание магией. — Я хочу, чтобы ты пообещал никогда не причинять вреда тому, кто как-то связан со мной, пока я жива. О, а она хитра, очень хитра, — думает он растягивая губы в озорной улыбке.

***

Он трахает ее снова, после пары часов сна, выдирая из нее оргазм ртом. А потом еще раз, пока она лежит на животе, и с глухими стонами в подушку позволяет втрахивать ее в матрас. Еще немного позже она загоняет его в укромный уголок у разбитого окна, на ней нет ничего, кроме нижнего белья. Осеннее солнце греет их кожу, пока он жестко трахает ее, прижав к прохладному стеклу, и нежно целует. Они одеваются, продолжая целоваться, и она позволяет заплести ей косы в стиле его матери (но он ей этого, конечно, не говорит). Он снова представляет, как берет ее с собой в поля Инсмура, собирает прекрасные цветы и заплетает их в ее косы. Это будет чудесно — видеть ее ослепительную улыбку среди океана цветов. Его сердце замирает при мысли об этом. Он помогает ей спустить вещи вниз по пожарной лестнице и успевает поцеловать еще раз, прежде, чем их пути разойдутся. А потом фургон, остановившийся на той стороне дороги сигналит и звук эхом отражается в тихом переулке. Это Хан. Она прижимает руку к его груди, и это причиняет боль. Ее прикосновение — физическое напоминание о том, что они вынуждены расстаться, что его мечты несбыточны. Возможно, она смогла предотвратить убийство Хана, ведь он пообещал ей. Но отпустить ее — невыносимо больно. Будто он разрушает тысячи магических заклинаний разом. Прежде, чем она успевает хоть что-то сказать, он прижимается своим лбом к ее и шепчет: — Я не хотел тебя околдовать. Прости меня, мне так жаль… Но она лишь качает головой, прижавшись своим носом к его, а потом обещает: — Я вернусь и спасу тебя.