Часть 4 (1/1)

Кофе содержит значительное количество никотина. Это объясняет его тонизирующее и одновременно расслабляющее действие, из-за этого кофе вредный, из-за этого относится к легким наркотикам. Все полулегальные удовольствия давно распродаются по завышенным ценам. И никакая обратная пропаганда не сможет оградить людей от этого. Если с сигаретной зависимостью и алкоголем ещё борются самоотверженные активисты, то про кофе уже забывают. А ведь кофеиновых наркоманов куда больше, чем никотиновых. И сексоголиков куда больше, чем кофезависимых. Даже нелюбимый мною дядя Фрейд говорил, что пристрастие к наркотикам – это всего лишь подавленное влечение к онанизму. Без своих зависимостей я никто. Я полностью состою из одних лишь пороков, которые настолько темные, что при ярком свете поблескивают лживой добродетелью. Особенно неудачливые девственники считают секс суррогатом любви. Если бы это было так… Половое влечение куда ярче неопределенных чувств, куда понятнее и привлекательнее. В какой-то момент я перестал разделять любовь и похоть, все это одинаково приносило мне боль. Как моя первая юношеская страсть. Как короткий роман, скорее даже интрижка, с женатым учителем химии. Когда гомосексуальность считалась болезнью, то геев пытались перевоспитывать. Вообще это было даже не самостоятельным заболеванием, а симптомом, тревожным звоночком от еще более страшных надуманных диагнозах. К примеру, гомосексуальность считалась проявлением нарциссизма, гиперсексуальности, патологического мазохизма. И в современном мире такие слова воспринимаются как бред, но долю истины я все ещё могу разглядеть. Я тысячи раз возвращался к вопросу: "насколько я нормален?". И каждый раз мне вспоминались эти болезни. Я самовлюбленный и гордый, как нарцисс. Я не могу представить свою жизнь без секса, как нимфоман. И каждый раз я возвращаюсь к безнадежным любовникам и тянусь к ним, пытаясь приблизиться, словно конченый мазохист.Я все время искал новое. Типажи моих любовников никогда не повторялись. С первым я курил травку тайком от родителей и слушал пластинки миролюбивых патлатых парней. Мы не смыслили жизни без постоянного опьянения. Как только приятное покалывание в висках и белый шум где-то за барабанными перепонками прекращался, мы чувствовали страшное желание повторить все сначала. Юность в экстазе. Юность, раскрашенная кислотно-яркими цветами секс-революции. Наверное, поэтому следующим партнером у меня был угрюмый пассив из гей-бара, с которым я поддерживал отношения всего месяц. Я часто просыпался с незнакомцами или же с ребятами из студенческого общежития, которые тоже потом начинали играть в незнакомцев. Каждый любовник, пускай даже на одну ночь, был для меня уникальным. Я собирал их, как марки. Такие марки, что наклеивают на язык, чтобы вспомнить кислотную молодость.И только с женатиком все было странно. Он слишком выделялся из всего этого разноцветного вороха. Серый и неприметный, хрупкий. Даже случайный секс с ним не принес мне удовлетворения. Я чувствовал что-то большее, но не сразу смог понять это. Мне хотелось немедленно почувствовать удовольствие, воспользоваться его телом ради пары секунд оргазма. Но его тело будто отстранялось от меня, а потом рассыпалось в прах. Он не оставил мне ничего, кроме винного запаха и невыносимо горького послевкусия.Об этом я думал, сидя у пианино в актовом зале. Ученики уже расходились по домам, повсюду слышались юношеские ломающиеся голоса. Ко мне неожиданно зашел Садзеу. Будто призрак, он появился прямо передо мной, бесшумно и внезапно. Я был удивлен и даже обрадовался бы, если меланхоличные липкие мысли не мешали бы мне.– Захотел увидеть своего сенсея? – усмехнулся я.– Хараманабу-сан, я по делу… В последнее время мне становится все хуже. Постоянная тошнота, предобморочные состояния… Я не смогу участвовать в конкурсе.Садзеу всегда выглядел нездорово. Это было частью его шарма, поэтому от меня он получал так мало заботы. В глубине души я всегда мечтал уничтожить Садзу, мучить его. Желание неестественной красоты удовлетворяли только страдания такого милого мальчика.– Не в моих полномочиях удалять тебя с конкурса после подачи заявления. Нам нужен твой голос, Садзу. Ты точно не сможешь? Даже не дойдешь до сцены?– Мне очень жаль, Хара-сенсей. Я не знаю, что со мной.– Постоянная тошнота, обмороки… Когда-то это и мне было знакомо. Тело будто становится ватным, ты задыхаешься, в глазах прыгают черные мушки. Не возьмусь ставить тебе диагнозы, но не кажется ли тебе, что ты просто слишком много переживаешь? И я вполне догадываюсь, почему.Садзу покраснел и приблизился ко мне. Он коснулся моего плеча и тяжело опустился ко мне на колени. Он явно хотел показать, что устал и еле держится на ногах от головной боли, при этом не желая выглядеть излишне кокетливым и пошлым. Я подыгрывать не хотел и нарочно не двигался.– Постоянно думаешь о своем выборе. Забудь. Его уже сделали до тебя. Как только ты почувствовал себя желанным, ты уже был в моей власти. Тебе не о чем думать. Не нервничай, не пытайся уйти от своей судьбы. Не думай о Кусокабэ, – перешел я на полушепот.– Меня сейчас больше волнуют экзамены, сенсей.– Садзу, мальчик… Я прекрасно знаю, когда ты отказываешься, а когда просто пытаешься спровоцировать.Возможно, это была совсем не моя игра. Все это время я был пешкой у Садзеу? В любом случае это было чем-то вроде карточного ?гуся?, где игроки вслепую подбирали пару своей карте, не зная, введен ли в игру джокер для неудачника. Мы оба были слепы в этом влечении. Мы пытались пользоваться друг другом, не чувствуя никакого тепла, только испепеляющую болезненную страсть. Садзеу сорвал с меня пиджак, но большего я ему не позволил. Прикрыв ему рот ладонью, я шепнул:– Нет, милый. Пока слишком опасно так откровенно выражать свою любовь. Но ты можешь сделать это куда проще. Поворачивайся ко мне спиной и припусти штаны.Садзу был слишком горд для того чтобы послушаться с первого раза. Мне пришлось повторить более настойчиво и вытянуть ремень из его брюк. Тонкая синтетическая кожа. Такая скрипит при любом сжатии и неудобно лежит в руке. Я согнул ремень пополам и шлепнул Садзу по спине. Сквозь тонкий шелк рубашки виделась вспухшая красная полоска. Садзеу робко застонал и повиновался. Он был не готов для секса, но слишком пристрастился к петтингу. Садзу опустился на мой вставший член и стал осторожно двигать бедрами. Садзеу был зависим от извращений. Только я мог помочь беззащитному запутавшемуся подростку. Мой опыт и его робость дополняли друг друга в странном противоестественном сочетании. Мы оба понимали, что это неправильно, оба осознавали свое обособленное одиночество, но продолжали отношения и тянулись друг к другу. В момент экстаза Садзеу закатил глаза, и я почувствовал, что он начинает задыхаться. Я подхватил его ослабленное тело: оно, как марионеточная кукла, безвольно повисло на моих руках. Садзеу отключился. Возможно, он пытался так справиться с головной болью, но слишком увлекся. В конце концов, мы оба были удовлетворены. На клавишах школьного пианино водянисто блестели капли спермы Садзеу, а он сам еле дышал рядом. Мне пришлось похлопать его по щеке, чтобы он пришёл в себя. Нельзя было тащить его в медпункт в таком виде.– Хараманабу-сан? Мне нехорошо…Он подхватил брюки, свободно сидящие на его худых бедрах. Легонько хлопнув его по щеке, я отдал Садзу ремень.– Лучше отлежаться дома, но пока ты так слаб, я никуда тебя не отпущу. Проводить? Тебя же не укачивает в машине?– Я посижу тут, пока в голове не прояснится. Большое спасибо…Он был смущен. Его нездоровая бледность слегка оживилась стыдливым румянцем. Я тяжело вздохнул и шагнул к своему столу. Хотя по правилам школы ни один учитель не должен иметь личные шкафчики в рабочих кабинетах, у меня была потайная фанерная дверца, где я хранил газ для зажигалок и свою флягу. Мне стоило слегка надавить на заднюю стенку шкафчика, и фляга попадала прямо мне в руки.– Ты ведь никогда не пил ничего крепче газировки? Сейчас самое время попробовать, Садзу-чан.– Нет, спасибо, я…Я перебил Садзеу, кинув ему в руки фляжку. Там глухо плескалось вино, достаточно дешевое, чтобы его мог позволить себе учитель и достаточно дорогое, чтобы прийтись мне по вкусу. Алкоголь повышает давление и во многих случаях выступает как обезболивающее (да, особенно если вам разбили сердце).– Глотни чуть-чуть. Станет легче.И Садзеу, морщась от резкого запаха, сделал глоток. Я чувствовал, как во мне нарастает жажда. Запутавшийся, жалкий манипулятор. Из меня не получилось бы ни любовника, ни заботливого друга. Даже на состояние Садзеу в тот момент мне было плевать. Хотелось надраться в стельку.