Часть первая: глава первая (1/2)

Фобии. Китайские монахи утверждают, что страхи людей не всегда скрываются на уровне сознания. Самые потаенные страхи и детские обиды часто бывают скрыты на уровне подсознания. Подсознание можно назвать еще одной загадкой мира. Человеку может казаться, что он не боится ничего, но на уровне подсознания эта фобия может существовать и развиваться. Вы можете не страшиться насекомого, но, если в углу завелся паук, от которого вы не избавились в течение нескольких дней, то ваше здоровье может ухудшиться. Это зовется психосоматикой.

Самый распространенный детский страх - темнота и одиночество. И вот, вроде, ты повзрослел, но в детстве, когда тебе нужнародительская защита, от страшной темной неопределенности ночи, ты ее не получил. И вот, внезапно у, вроде бы взрослого человека, оказалась развита клаустрофобия. Это зовется детской травмой.

В союзе два этих диагноза психолога являются очень сильной проблемой. И, увы, если взрослый человек боится собаки, которая укусила его недавно, - можно вылечить за несколько сеансов, - то детский страх, приобретенный в глубоком детстве, может вылиться в сильнейшую болезнь на почве психосоматики. Такую душевную травму может вылечить только время и аккуратное ей противодействие. Он проснулся резко, словно его выдернули в реальность. Воспоминания грязной мешаниной образов будто из кошмарного сна плавали в голове, вызывая чуть ли не физическую боль в голове. Перед глазами все плыло, в ушах шумело, белый потолок невыносимо резал глаза, которые еле открылись, наконец развеивая ощущение, что он все еще спит.

Ямато Хоцуин, прилагая усилия, сел на постели, ощущая свое тело, будто чужое и потяжелевшее как минимум в два раза. Прищурившись, он посмотрел на дубовую дверь, которая сейчас была закрыта. Только один человек всегда был рядом с ним по умолчанию и в чьей преданности Ямато сомневался меньше всего, а значит… - Макото! - хриплым голосом позвал молодой человек, зажмурившись, потому как не стерпел слишком яркого для него сейчас света, рассеивающегося по комнате. Глаза будто начало резать и жечь, вызывая головокружение. Ощущение все нарастали, вызывая желание тереть и чесать веки, казалось, вот-вот, и польются слезы, пытаясь смыть нечто, что попало в глаза. - Вы звали? - прозвучал за дверью голос девушки. Тот звучал ровно, не обеспокоенно, подобное означало, что, по ее мнению, все в комнате должно быть в порядке.

- Да. Зайди сю... - внезапно Ямато замолк. Голова нещадно закружилась. Молодой человек начал заваливаться обратно на постель. Обеспокоенная оборванным предложением Макото заглянула внутрь и негромко и обеспокоенно вскрикнула, увидев, что шеф невероятно бледен, лежит на кровати и явно потерял сознание.

- Врача, скорее!

*** Даже самый смелый человек не бывает готов к абсолютно любому стечению обстоятельств, которые могут привести к совершенно неожиданным последствиям, круто изменяющим жизнь. И слепота может сыграть в этом не последнюю роль. Открыв глаза,Хоцуин встретил лишь пустоту. Дотронувшись до лица, он не обнаружил ничего из того, что могло бы мешать ему видеть. И это явно не были линзы, которые не пропускают свет, как и не было чьей-либо шуткой. Был только один верный вариант – Поларис взял свою цену.

Таким ли Поларис хотел видеть этот мир? Абсолютной тьмой, таящей в себе глухую тишину? Неясной, непонятной и раздражающе неопределенной. Теперь он показал его новому властителю мира, вручая в его полное подчинение. Рядом кто-то закопошился, а после матрас прогнулся из-за веса человека, севшего с краю. Словно сомневаясь, некоторое время тишину не нарушали. - Шеф, как вы себя чувствуете? – стараясь сохранить ровную интонацию в голосе и не выдать своего волнения, заместитель первого министра пыталась понять, что с тем не так. Внезапный приступ не на шутку напугал ее. Он не должен показывать, что ничего не видит. Слишком много вопросов станут неуместны, а знать слишком много о нем не должны. Как и министры остальных стран не должны знать о его, как Ямато наделся, временном недуге. Исправить такой казус в современном мире не проблема, если есть связи и деньги. - Приведи моего лечащего врача. И быстро, - холодная интонация в голосе говорила, что никаких возражений, как и не подчинения, Хоцуин не потерпит. Приказ есть приказ и чужое мнение его не волнует.

- Вам все еще нехорошо? – все же подтвердившиеся опасения, что с ее шефом что-то случилось, но он, как обычно, не желал обсуждать это с кем-либо.

- Шевелись, - стальной голос, отдающий приказы с раннего детства. Макото быстро поднялась на ноги и практически бесшумно вышла.

Оставшись один, молодой человек наконец-то смог задуматься. Не это ли то одиночество, которое Ямато так жаждал? Отчего-то мысли не шли в голову. Внутри тоже было пусто. Душой завладел непонятный липкий страх. Хотелось, как маленькому ребенку, свернуться и накрыться одеялом с головой. Хоцуину казалось, что он слышит даже мышей, пробегающих под полом.

Стук в дверь заставил слепого вздрогнуть. Он настолько ушел в себя, что не заметил, как к двери подошли? - Премьер-министр, я могу войти? - пришедший врач немного отогнал странный ужас.

- Да, - голос Ямато не дрогнул, даже несмотря на шаткое душевное состояние.

Когда врач разложил свои инструменты и приготовил все к осмотру, юноша произнес лишь одну фразу, разрезавшую воздух:

- Я ослеп, - сухо, словно это было чем-то обыденным, констатировал Хоцуин. Опешивший врач замолчал, пытаясь подобрать слова. Он явно не ожидал такого заявления от одного из первых лиц этого мира, но Ямато не дал ему этого сделать. - Об этом пока никто не должен знать. Я хочу, чтобы Вы провели обследование и выяснили, можно ли убрать этот... досадный дефект.* * * Противный писк резал слух. В соседней палате было открыто окно, и Ямато слышал противный звук прибора, отсчитывающего биение сердца одной из пешек этого мира. Раздражало. Его раздражало все: от круглосуточного шума из окон, до снующих туда-сюда медсестер. Но больше всего его раздражала забота - как маленького опекают. И в этом чертовом месте ему светит провести еще как минимум неделю.

К черту. Поднявшись с постели, Хоцуин аккуратно дошел до стенки и, держась за нее, вышел из душной палаты в более прохладный коридор. Где-то на другом его конце что-то произнесла медсестра, которая, кажется приглядывала именно за ним. Но премьер-министру было наплевать на то, что одному ему нельзя выходить на улицу. Какой смысл бояться слепящего солнца в полдень, если перед тобой лишь непроглядная тьма? Гений не был бы гением, если бы у него не было фотографической памяти. Ямато знал план здания и расположение помещений, поэтому медленно, но вышел из здания больницы. На лицо тут же подул жаркий ветер, заставляя поморщиться. Будь он в форме, то было бы слегка жарко, но сейчас, несмотря на все протесты, его облачили в мягкие футболку и штаны, как аналог больничной одежды. И мягкие тапочки. После крайне удобных, но все же тяжелых армейских сапог, такая обувь была безумно непривычной и раздражала. Он даже дома такое не носит! План парка молодой человек тоже помнил. Шум машин сюда не долетал, озелененное пространство находилось за зданием диагностического центра. Подойдя к лавочке, Ямато аккуратно присел на нее, откидываясь назад. Здесь было определенно прохладнее и не так раздражающе. Все эти дни Хоцуин спал плохо. Как только его оставляли на ночь одного в палате, его тут же накрывал, казалось, забытый в детстве страх темноты и того, что скрывается в ней. И от этого парализовывающего чувства не видящие глаза все равно не хотели закрываться, словно бы в полутьме могли увидеть что-то. А утром премьер-министр, озлобленный и не выспавшийся, срывался на Макото. И сейчас было неудивительно, что утомленный постоянным стрессом Ямато заснул, как только оказался в сравнительной тишине и спокойствии днем, сидя в неудобной позе на парковой лавочке. Но как и все военные, он спал крайне чутко, а потому почти сразу вышел из состояния некрепкого сна, стоило только ощутить, словно бы рядом кто-то сел. Не близко, но и не далеко, не на расстоянии вытянутой руки, но и не нарушая личное пространство.

- Я не вернусь в здание, там слишком душно, - раздраженно, хоть и немного сонно сказал Хоцуин, добавляя в голос командный тон, тот самый, которого невозможно ослушаться, и повернулся туда, где должен был быть человек. - Можешь идти и не возвращаться.

Но премьер-министр не слышал звука удаляющихся шагов. Человек, потревоживший его, сел на лавочку чуть дальше. Они просидели так молча некоторое время, наращивая в Ямато раздражение и непонимание, пока до него не донеслось легкое шуршание, а потом характерных звук скольжения карандаша по бумаге, перемежающийся с глухим стуком и ходом ластика. Рисующая медсестра? Нет, это был кто-то другой. Слишком отрывисты звуки движения заштриховки. Вряд ли бы местные девушки рисовали так… агрессивно. Однако, к неожиданному удивлению премьер-министра, что напряженно вслушивался и пытался разгадать, кто же сидит рядом с ним, монотонный звук со временем почему-то начал слегка расслаблять и успокаивать, снимая психологическое напряжение и настороженность. Вслушивание в звуки методичных росчерков на бумаге стало убаюкивать не понимающего это Хоцуина, и через какое-то время он склонил голову на бок, сначала погружаясь в легкую дремоту, а после засыпая все крепче. Очередной раз его разбудило ощущение активного движения рядом и того, что его тянули за рукав футболки. Понемногу, но крайне настойчиво, словно намеренно пытаясь разбудить. Немедля вскинув руку, Хоцуин попытался оттолкнуть человека, однако тот успел избежать этого, и резко встал, слегка покачнувшись от того, что у него закружилась голова из-за резкой смены положения. Прошипев что-то неясное, он хотел было уйти, но тут до него донеслось приглушенное покашливание. По голосу можно было сказать, что рядом с ним находится молодой мужчина.Он вновь предпринял попытку взять премьер-министра за рукав. - Не трогай меня, - командный голос прорезал воздух. Ямато не терпел, когда кто-то прикасался к нему. Это было фамильярностью в высшей степени, никто кроме семьи не был достоин нарушать его личное пространство собой. Раздраженно цыкнув, Хоцуин, вспоминая план, направился в сторону здания центра. Неизвестный за ним не пошел. Дни этой недели стали замкнутым кругом: обследования, надоедливые нянечки и медсестры, носящиеся с ним, прогулка по парку, страх, одиночество по ночам. Высыпаться удавалось лишь днем, сидя на лавочке, в относительном душевном спокойствии. Молчаливый спутник каждый день появлялся в это же время рядом. Нелюдимый Хоцуин даже начал немного привыкать к его обществу. Скрип карандаша об бумагу стал своеобразной колыбельной для уставшего молодого премьер-министра. И чем этот человек там занимается?

В очередной раз подходя к привычному месту, Ямато вдруг почувствовал, что его снова, впервые с той самой встречи, ухватили за рукав. Возмутиться не удалось. Перехватив сопротивление Хоцуина мягкой настойчивостью, незнакомец повел его в обратную сторону. Кожу Хоцуина потревожило мимолетное прикосновение. Немного будто знакомое. По ощущениям слепой догадался, что рядом с ним вновь странный молодой человек, да еще и в перчатках. Ямато отнесся к ситуации с настороженностью, но вскоре, после недолгих плутаний по парковым дорожкам, его усадили на другую лавочку. Неизвестный присел сам, на другом ее конце, а через некоторое время послышался еле слышный шорох, которой вновь завладел вниманием премьер-министра и вскоре снова его убаюкал.

Мягкое ощущение того, что сон прошел, появилось не сразу. Тело было словно погружено в приятную истому и негу. Так хорошо Ямато давно не спал. Только через минуту до еще сонного молодого человека дошло осознание - он укрыт, судя по ощущениям лежит на кровати. Рядом стоящие говорящие часы известили, что сейчас половина десятого вечера. Скрип кровати и шорох одеяла. Теперь Хоцуину не нужно было идти по стенке, постепенно ориентация в пространстве становилась все лучше. Ему было необходимо выяснить, как он тут оказался. Военная выучка не могла так просто подвести, позволив Ямато не проснуться даже от малейшего тревожного знака! Однако не успел премьер-министр дойти до двери, как к нему зашел врач, тут же подхвативший его под локоть, вызывая в самом Хоцуине волну неприятных ощущений вплоть до отвращения к мужчине, и усадил кровать, чем вызвал крайнее недовольство премьер-министра.

- Присядьте, прошу, - примирительно произнес врач, ощущая изменившееся настроение пациента. Он был единственным, кто согласился взять на опеку Хоцуина и вел себя так, как подобает, сдержанно и терпя все заскоки своего подопечного. - Мы не успели предупредить Вас о том, что лавочки в саду окрашены... - Как я оказался в палате? - тон, не терпящий промедлений и возражений. Ямато был настойчив в своем желании узнать все, что его интересовало на данный момент. - По всей видимости Вас принес наш сотрудник. Скорее всего тот, что занимался Вашей одеждой и постелью, - мягко продолжил мужчина. Необходимо было много терпения для того, чтобы вынести долго рядом с собой Ямато Хоцуина. Премьер-министр был умен не по годам, но слишком резок и вспыльчив, в нем говорил юношеский максимализм. Все же двадцать один год – это слишком рано для такой серьезной должности и ответственности. - Правда, он из детского отделения. Вот, выпейте, - Хоцуину всунули в руку стакан. - Что это? – сразу же с отрицанием в голосе произнес тот в ответ, настороженно относясь к подобному. Хоть он и понимал, что врач вредного и плохого, а уж тем более яда, не даст, Ямато неосознанно принюхался к содержимому стакана, стараясь распознать по тонкому запаху наличие чего-то, возможно, смертельного. - Он сказал, что вы плохо спите. Это всего лишь легкое снотворное, не волнуйтесь. Мы все проверили, так что пейте, не опасаясь, - заверил премьер-министра врач, с толикой усталости глядя на слепого молодого человека, который враждебно воспринимал абсолютно весь мир. Так было и раньше, но сейчас, с потерей зрения, его поведение в этом плане еще больше обострилось и ухудшилось. Выпив залпом стакан горькой жидкости, премьер-министр позволил уложить себя обратно в постель. Он напряженно ждал реакции организма, но все было в порядке и как только врач ушел, то Ямато слегка расслабился. Совершенно неожиданно накатило чувство, что он действительно устал и хочет покоя. Сон, как ни странно, пришел быстро.* * *? Макото сидела, устало откинувшись на спинку кресла. Уход за шефом очень ее утомлял. Хоть она и не занималась с ним напрямую, но выслушивать истерики и слезы сиделок-медсестер, которые в большинстве своем очень впечатлительные, ей уже надоело. Врач сказал, что зрение можно вернуть, но для этого потребуется комплекс операций, первая из которых была назначена в конце этой недели. Сам премьер-министр отреагировал на радостную новость неоднозначно. Ямато, на взгляд Макото, стал странным. Прежде лицо, не выражающее эмоций, стало либо нейтрально-отстраненным, либо же красивые и тонкие губы кривились в презрительной усмешке, а сам Хоцуин начинал раздражаться из-за любого пустяка.Было ли это из-за слепоты, либо причина крылась в чем-то другом, но это крайне волновало ее. Женщина не представляла, каково это, когда ты полностью погружен во тьму. Она слышала от врачей, что ночью во сне Хоцуин то ли звал кого-то, то ли командовал кем-то. И это явно не относилось ни к службе, ни к его семье. Однако каждое утро он вновь выглядит таким же, как обычно. Что же происходит?

Сейчас в голову шло только одно решение: найти Ямато постоянную сиделку. Но только вот что скажет он сам? Наверняка откажется.

- Что же делать?.. - обращаясь неизвестно к кому, вздохнула Макото.

* * * Детские крики, шум, топот. От одной мысли, что там бегают толпы детей, не смотрящих по сторонам и не умеющих вовремя тормозить и способных сбить его с ног, хотелось развернуться и идти в обратном направлении. Однако вспоминая о своих надзирательницах, Хоцуин понимал, что поиски неизвестного ему парня не такое уж плохое занятие. Не то, чтобы он очень хотел снова повстречать знакомого незнакомца, но сидеть в палате сейчас хотелось меньше всего. Только не обратно в тот карцер с его личными демонами в лице этих сверх заботливых девушек. Дернув плечом от воспоминания о самой последней и самой приставучей, Ямато набрался мужества и нащупал ручку двери. Черт бы побрал этот дождь.

Ад. Это был сущий ад для слепого человека. Только военные навыки и хорошая реакция позволили ему не стать конечной точкой маршрута какого-то ребенка. Очередного ребенка. Он слышал скрип открывающихся и закрывающихся дверей, шум и топот за ними. Попытки сиделок успокоить этот беспредел. Чуть ли не ультразвуковые визги представительниц слабой половины населения били по чувствительному слуху премьер-министра не хуже молота по наковальне.Очередной визг слегка оглушил блондина из-за чего он не смог увернуться от бегущего ребенка. И почему у стен нет поручней? Чудом устояв на ногах, Ямато нахмурился. Ему не нравились тихие всхлипы с пола. Девочка. Где-то рядом с ним сидела девочка и собиралась заплакать. Господи, как люди тут не сходят с ума? Еще один хлопок дверью. И почти заплакавшая в голос девочка успокоилась. До слуха Ямато донесся чей-то шепот, остающийся на грани слышимости. Спустя несколько секунд ребенок засмеялся сквозь хлюпанья носом, и, видимо снова куда-то побежал.

Рукава футболки Хоцуина коснулись, и он сразу понял, что это тот самый молодой человек. Он потянул его куда-то в сторону, игнорируя слабое сопротивление со стороны премьер-министра, который был дезориентирован, но желал скорее уйти из этого места, а после недолгих блужданий по коридору Ямато завели в комнату, внутрь которой шум и гвалт, царящие снаружи, не доносились. Очевидно, это была комната персонала с некоторой звукоизоляцией, чтобы шум от детей не мешал отдыхать. Звук закрываемого окна. Теперь было слышно лишь то, как капли барабанили по стеклу. Этот звук, как и шорох по бумаге, был монотонным и приводил некоторые раздраженные чувства Хоцуина в порядок, частично и убаюкивая. Слепца усадили на что-то мягкое, и тот провел рукой по поверхности. Приятная на ощупь, она напоминала чрезвычайно мягкий плед. На его плечи легко надавили, заставляя развернуться и прилечь.Через полминуты на напряженного подобным Ямато накинули теплую, мягкую на ощупь ткань. Еще один плед? - Не нужно, мне не холодно, - Хоцуин раскрылся, лег на бок и стал непроизвольно прислушиваться к тому, что происходит вокруг него. Вот неизвестный молодой человек прошелся к противоположной стене и взял там что-то. Его мягкие шаги были почти не слышны, но благодаря потере зрения из-за обострившихся других чувств, Ямато мог улавливать даже самые тихие шорохи. Далее - скрип мебели, скорее всего кресла. И тот самый, почти долгожданный шорох карандаша об лист бумаги.

"Что он там рисует?" Премьер-министр и сам не понял, как его блуждающие вокруг да около фигуры таинственного художника мысли оформились в неподдельный интерес. Видимо, рисование было для медбрата неким хобби, а может, и второй профессией. Ямато не понимал, что в этом такого интересного, ведь всю жизнь он посвятил военному ремеслу. Однако… Странная атмосфера царила в этом небольшом помещении. До уставшего и почти спящего премьер-министра сквозь сладкую и томную пелену медленно наступающего спокойного сна доносились успокаивающие шорохи. Такие... уже привычные. Да, Ямато уже, можно сказать, привык к этому неразговорчивому молодому человеку, который, несмотря на статус Хоцуина, не носился с ним, относился, как к обычному пациенту. Вовсе не навязывал себя, но проявлял заботу о нем. Где-то в глубине души Ямато был благодарен ему.

С ним он не чувствовал себя слепым.

Какие сны снятся людям, лишенных зрения?Они не похожи на что-то. Тьма с неясными образами, неясными ощущениями, будто из того, словно забытого прошлого, где мир еще был полон красок и яркости. Так ли легко им отличить сон от яви?