Глава 29. (1/2)

Коля буквально влетает в раздевалку, ошарашивая половину присутствующей команды своим резким приходом. Его друзья стоят возле своих шкафчиков и о чем-то бурно беседуют, несколько ребят уже пошли в душ, а где-то в углу фыркает побитый Йохан. Коля сначала думает забить на душ, но после того, как он снимает с себя экипировку, становится понятно, что душ, все же, принять стоит. Хоккеисты вообще не торопятся, раздевалка постепенно пустеет, а душевая наоборот заполняется. Мэтт снова как-то ежится, стоит Марку спросить собирается ли тот идти вместе с ними. Стивенсон мнется, хотя обычно орет, что не пойдет никуда, потому что Уокер до него домогается. Никто до Мэтта не домогается и никому он нахер не сдался, просто Марк идиот, который любит шутить над ним, а канадец, в силу своих умственных способностей и своего возраста, ведется. Никита вздрагивает, когда Коля рядом слишком сильно выкручивает вентиль. Напор воды бьет о холодный кафель, смывая с тела белоруса остатки напряжения и усталости. Ершов успевает только, кажется, вздохнуть, когда как Коля уже выключает воду и топает обратно. Все три пары глаз устремляются на хоккеиста, а после шипение прекращается сразу в трех местах. Парни выходят как раз в тот момент, когда Коля надевает на себя какую-то кофту и в очередной раз проводит полотенцем по волосам.—Ты куда? —интересуется Мэтт, на всякий случай вставая рядом с Никитой. Марк закатывает глаза, в очередной раз называя младшего придурком.—Я…—Коля нервно сводит брови, раздумывая чтобы такого выдать, пока собирает свою сумку, —мне надо пораньше уйти…—вполне ожидаемое: ?почему?? в ответ. Лукашенко шмыгает носом, про себя проклиная эту излишнюю любознательность Стивенсона, —мне…это…

—Честно, Стивенсон, —резко вздыхает Марк, —ты какой головой вообще думаешь? —Мэтт практически обижается на это заявление, а рука белоруса, вместе с футболкой, останавливается в воздухе, —про конспекты не забудь, —Лукашенко понимает, что Уокер обращается к нему, но не понимает, как нужно реагировать, —я на столе оставил, там увидишь, —пожимает плечами Марк, после чего, как ни в чем не бывало, открывает свой шкафчик.

—А, —тупо выдает Мэтт, —точно, забыл, что ты еще больший ботан, чем Уокер, —в ответ канадцу прилетает по голому предплечью. Мэтт издает совершенно не мужественный визг, а Никита садится на одну из многочисленных скамеек и хмыкает.

—И зачем какие-то дурацкие конспекты сыну президента? — Коля набрасывает баул на плечо, поворачивается к Ершову и практически посылает его всем своим видом.

—Затем, что мне нравится, отъебись, — ехидное ?ну-ну? в ответ.Лукашенко прощается со всеми, на выходе все же оборачиваясь еще раз. Марк коротко хмыкает ему и отворачивается к себе. Честно, Коля, кажется, никогда его не поймет. Не понимал и не поймет. То он фыркает на него, не разговаривает и вообще делает вид, будто бы хоккеиста и в помине не существует, то ни с того ни с сего спасает его, придумывает отговорки, да еще и такие правдивые. Коле не понять поведение Уокера, но, как оказалось, за прошедшее время выяснилось, что Марк хороший друг. Даже не так, Марк отличный друг для всех них. И особенно сейчас для Коли.Сентиментальный монолог прерывается тогда, когда Коля выходит из раздевалки и быстрым шагом достигает выхода. Бэррон уже стоит за турникетами и смотрит куда-то себе под ноги. Коля прям чувствует, как с каждым шагом настроение поднимается все выше и выше. Турникеты остаются позади, Лукашенко наваливается на не ожидавшего этого Трампа, кладя руку ему на плечо, и в таком положении они выходят с корта.—Я долго? —Бэррон в ответ мотает головой, с секунду смотря на экран телефона.—Минут пятнадцать где-то, —Коля кивает, а когда двери остаются хлопать позади, наконец обнимает Бэррона так, как хотелось. Все еще целые кудряшки приятно щекочут, а Коле кажется, что он становится слишком мягкотелым. По крайней мере сейчас, когда он чувствует неловкое прикосновение холодных ладоней к своей спине. Коле хочется лишь сильнее сжать Бэррона. И не отпускать. Никогда, —мы на улице, —бубнит куда-то в плечо первокурсник, но вместо того, чтобы отпихнуть парня от себя, он наоборот прижимает Колю к себе лишь сильнее. Ну и как белорусу теперь оторваться?—Это моя фраза, —смеется Коля, все-таки отстраняясь от парня.Кроме них на улице нет никого, поэтому хоккеиста сначала напрягает появление какой-то машины, но Бэррон хмыкает куда-то в сторону, берет Колю за запястье, говоря, что это, вообще-то, их такси. Белорус делает практически удивленное лицо, но оно тут же сменяется радостью, стоит Бэррону пихнуть Колю первым в машину, сесть самому и, назвав адрес, сунуть своему хоккеисту в руки контейнер с оставшимися бутербродами.

—Ты ж моя радость, —ласково произносит он, а Бэррон надеется, что это было сказано не ему, иначе он не знает, как на такое нужно реагировать. Трамп нервно сглатывает и отпивает из бутылки, что достал вместе с контейнером. Лукашенко уплетает два сэндвича за считанные секунды, оставшийся отдавая Бэррону, —это твое, —Трамп непонимающе уставился на белоруса, словно он какую-то ахинею несет. Машина заворачивает и до кампуса остается совсем немного.—Я не буду, —в ответ Коля лишь хмурится, —я не хочу, я поел перед выходом, —нагло врет парень, но Коле слишком лень всматриваться в практически невидимые знаки, вроде нервного дерганья бровями. Контейнер накрывается сверху, но закрыть его Бэррон не успевает.—Тогда просто оставь, —все же настаивает парень. Бэррон смеется, легонько шлепая белоруса по щеке.—Я его выкину, —и тут же контейнер из рук изымается, а последний сэндвич оказывается в желудке белоруса. Бэррон растягивает губы в полуулыбке, вздыхает и отворачивается к окну. Ехать еще каких-то жалких десять минут. Жаль, Бэррону бы хотелось побыть с Колей как можно дольше.

Впрочем, мыслить Трамп перестает и об этом, и о чем-то вообще, стоит Лукашенко подсесть чуть ближе, сунуть пустой контейнер своему парню в сумку и притянуть его так, чтобы голова Бэррона оказалась у Коли на плече. Бэррону бы возмутиться, что они в такси, но ему так все равно. Если уж Коля наплевал на место и действует, то тогда ладно. Главное, чтобы это не смущало хоккеиста, потому что Бэррона не смущает вообще ничего, он готов хоть в учебном здании за ручку ходить. Но нет, это пока может быть только в мечтах. Бэррон как-то грустно и тяжело вздыхает, а Коля зарывается носом в его пушистые кудряшки, что уже начинали опадать и становиться просто волнистыми прядями.

—Ты пахнешь холодом, —тихо смеется белорус, притягивая Бэррона к себе еще чуть ближе. Теперь между ними ни одного миллиметра. То, что надо, —что ты рисовал? —почему-то спрашивает Лукашенко, хотя Бэррон уверен, что ответ он знает. Ну что еще мог рисовать Бэррон, сидя на тренировке своего хоккеиста? Наверное, домик с озером и солнышком.

—Тебя, —сознается Трамп, но тут же пресекает дальнейшие расспросы, поворачивая голову к хоккеисту и ухмыляясь, —не покажу, даже не проси, —Коля крепко-крепко обнимает Бэррона и обидчиво фырчит Трампу прямо в ухо. Бэррон смеется, целует Колю в линию челюсти и спокойно выдыхает. Как же все-таки он любит дурачиться вот так, просто невероятно.—Ну почему? —совсем уж наигранно канючит хоккеист, а Бэррон в окне замечает кусочек фасада учебного здания.—Не люблю показывать наброски, —пожимает он плечами, хотя это довольно-таки трудно, учитывая, что его сжимают в крепких руках, —если я закончу, то покажу, — ?а если нет??-следует вопрос, —если это ты, я в любом случае закончу, —хмыкает Трамп, а после трясется всем телом от подступающего смеха, стоит Коле уткнуться Бэррону в плечо и практически обидчиво просопеть: ?ну Бэррон, ну кто так делает?, —ты такой забавный, ты знаешь? —белорус мотает головой, не поднимая ту, —ладно, —вздыхает Трамп, —мы приехали, можешь отпускать меня.—Не хочу.

Бэррон понимает. Бэррон тоже не хочет. Но, боги, Коля, скажешь еще хоть что-то такое и точно останешься без Бэррона, потому что Трамп, кажется, уже готов чуть что просто взять и помереть на ровном месте. Лучше искреннего Лукашенко может быть только Лукашенко в хоккейной форме, да и то с какой стороны посмотреть. Бэррон треплет белоруса по волосам и тот все же отпускает парня, хотя оба понимают, что дай им волю, они бы ни за что друг от друга не оторвались.Машина останавливается в нескольких метрах от ворот, парни выходят, закрывая за собой двери, и тут же переглядываются. У Бэррона вопрос о том, пойдут ли они вместе прямо на лице висит, а Коля думает о том, что парни вряд ли окажутся на территории так скоро, поэтому белорус кивает и слегка хлопает Трампа по плечу, мол: ?пойдем?. Бэррон в ответ лишь коротко хмыкает, и оба заходят на территорию. Кампусы находятся далеко друг от друга, им буквально в разные стороны нужно идти, но в последний момент белорус пихает Бэррона в его сторону и молча идет рядом. Трамп нервно вздыхает, перебирая пальцами в воздухе. Коля его провожает.—О, точно, —внезапно Бэррон вспоминает, о чем хотел спросить у Коли, когда они только вышли с корта, —мне казалось, Марк не тот, кто будет на колкости отвечать, —Лукашенко хмыкает на это, мотает головой.

—Еще как будет, —пожимает хоккеист плечами, —он это любит, —пауза, —на тренировках и в жизни это не так заметно, но в основном на матчах драки начинаются именно из-за него, —просто объясняет Лукашенко, словно какой-то суперлегкий математический пример.

—Вы деретесь? —почему-то именно это больше всего изумляет первокурсника, —прямо на матчах? На льду? —и тут же, —разве это не опасно?—Опасно, —кивает хоккеист, —но если тебя провоцируют, ты же не будешь стоять и ничего не делать, —Бэррон как-то кривится, словно не понимает этого, —если тебя это успокоит, я стараюсь в драки не ввязываться, —Бэррон внимательно смотрит на Колю, уже через секунду хмыкая: ?ну ладно?, —за это штрафуют просто, —Бэррон закатывает глаза: ?ну конечно?, а у хоккеиста вырывается смешок, —Мэтт не настолько сдержан, —пауза, —ну, ты заметил, —и снова смешок, —повезло еще, что никому не перепало, —белорус вздыхает, —обычно кого-то третьего точно задевает, —они подходят ко входу кампуса первокурсников, Бэррон разворачивается к Коле лицом и смотрит, —ладно, я пойду, —и стоит.

—Мы сегодня вряд ли еще увидимся, да? —ответа не следует, но он и не нужен, поскольку это и так понятно, —ладно, —Бэррон пожимает плечами, —нужно иногда отдыхать друг от друга, —Лукашенко хмурит брови, чем очень уж смешит первокурсника, —шучу, шучу, —Трамп, со всей присущей ему нежностью, касается предплечья хоккеиста, легко улыбается ему и чуть наклоняет голову вправо, —пока?

—Угу, —Белорус быстро осматривается, треплет Бэррона по волосам, несмотря на то, что тот возмущается из-за этого, порывисто обнимает его, задерживаясь на какие-то жалкие несколько секунд. У него есть чем заняться и поэтому лучше будет уйти прямо сейчас, иначе он вообще не сможет. Хочется держать свою руку в волосах Бэррона буквально вечность и когда-нибудь Коля добьется этого.

Лукашенко ждет, пока за Бэрроном закроется дверь, а фигура парня исчезнет в лестничном пролете, и только после этого он вздыхает, поправляет висящий на плече баул и, развернувшись, уходит в свою сторону. До кампуса Коля доходит всего за каких-то три минуты, преодолевает незаинтересованную в его появлении вахтершу и поднимается к себе на этаж, параллельно вытаскивая из кармана ключ. Время до начала пар еще есть, но его не так много, поэтому Коле стоит поторопиться и действительно что-то сделать с конспектами и домашкой по пропущенным дням. Его, скорее всего, даже дергать по этому поводу не будут, но Коля решает сделать это, в первую очередь, для себя, а не для галочки в журнале или где-то там еще, все эти знания нужны лично ему, и именно поэтому, только зайдя в комнату, Коля тут же бросает взгляд на их с Марком письменный стол и с удивлением—скорее с неподдельным ахером—находит на нем тетради друга с написанными конспектами. Лукашенко тупо хлопает глазами, потому что, кажется, больше Марка он вообще не понимает. Несмотря на то, что голова была забита наполовину учебой, наполовину не совсем, белорус все же обращает внимание на кинутую на кровать Уокера свою сумку, с которой приехал из дома, вспоминает, что в ней вообще лежит и благодарит силы небесные за то, что именно он оказался в их комнате быстрее. Потому что зная Марка и его пристрастие убираться и параллельно рыться в вещах, не важно чьих, ничем хорошим это не закончилось бы.

Коля убирает сумку с вещами в шкаф до лучших времен, но дверцы почему-то не закрывает, словно что-то до сих пор его удерживает, не позволяет просто закрыть шкаф и пойти заниматься своими делами. Когда до хоккеиста доходит что именно, он сумку вытаскивает, сует руку в вещи и тут же, совершенно без проблем, натыкается пальцами на холодную рукоятку. По телу проходятся мурашки, если бы Марк захотел, он бы нашел оружие, даже не пытаясь найти его. Это плохо, очень плохо. Лукашенко озирается по сторонам с пистолетом в руках, и не находит места лучше, чем своя учебная сумка. Там Марк не роется только потому, что она всегда с Колей. Не очень, наверное, нормально разгуливать по учебному зданию со стволом, но еще опрометчивее оставлять его в комнате, где кто угодно может его без проблем найти. Коле проблемы не нужны, тем более такого масштаба. Над местом он подумает потом, а пока папин подарок оказывается среди учебников, а хоккеист вздыхает, вытаскивает свои тетради и садится за стол.

У Марка почерк самый понятный и пишет он больше, чем все остальные, поэтому в каком-то смысле Коле даже повезло, что его сосед и друг именно Уокер. А еще Коле повезло, что писать он может довольно быстро. Правда получается скомкано и не с первого раза можно понять что вообще за словно он написал, но если напрячь мозги и глаза, то все становится предельно ясно. Параллельно Коля еще успевает делать рисунки и даже, ого, правильно их подписывать. Как-нибудь потом он скажет сам себе какой он молодец, а пока он так сильно занят, что даже не замечает, как дверь в комнату с тихим скрежетом открывается, Марк что-то быстро говорит, кажется, Никите, смеется с не очень понятной ему шутки и кидает парням, что сбор внизу минут через пятнадцать; Мэтт опять ноет, но нытье быстро прекращается, когда Ершов предлагает поиграть в плойку эти несчастные минуты. Уокер закатывает глаза, хлопает дверью и бросает баул куда-то на свою кровать, проходя вглубь комнаты.—Тебе еще долго? —спрашивает старший, а после пугается, когда Лукашенко внезапно дергается, —сорян, не хотел напугать, —Коля в ответ лишь мотает головой и продолжает писать, не отрываясь от тетради ни на секунду. Глаза бегают от конспектов Марка к его, а сам Уокер наблюдает за этим некоторое время, после чего встает с кровати, относит баул в шкаф и возвращается, уже ложась на заправленную, но помятую постель. Минуты летят с какой-то бешеной скоростью; за стенкой слышно, как Никита подгоняет Мэтта на то, чтобы тот начал собираться, а то если они опоздают, как всегда, Уокер опять на них своим взглядом посмотрит и оба от страха отупеют. Чуть погодя Никита говорит, что Стивенсону это, правда, уже не грозит, на что канадец выдает возмущенное: ?ты меня сейчас тупым назвал??, а Ершов, видимо, пожимает плечами, или что-то еще делает, но ответа Марк уже не слышит. Коля резко и рвано вздыхает, зарываясь одной рукой в волосах, а Уокер привстает с кровати и разминает шею, —давай, пойдем, —Коля наконец открывается от написания конспектов, поднимает ничего не понимающий взгляд на Марка и смотрит, —пары скоро начнутся, —в ответ совершенно бесцветное: ?а?.

—Спасибо, —неловко благодарит белорус, отдавая Уокеру его тетради. Марк безэмоционально угукает в ответ.—Обойдусь без твоих благодарностей, —старший запихивает конспекты в сумку, закидывая ту на плечо, —просто повторюсь, что ты можешь мне все рассказать, —пауза, —и я пойму, ладно? —ответа не следует. Марк тяжело вздыхает, хлопает Колю по плечу и подходит к двери, —идешь?Белорус за секунду складывает исписанные тетради в сумку, подхватывает ту и выходит за дверь вместе с Марком. Уокер хмыкает что-то незначительное пока они спускаются вниз, что-то вроде того, что они опять выйдут раньше, чем Мэтт с Никитой. Коля отвечает, что так происходит всегда и этому даже удивляться не стоит. Марк соглашается и больше они ни о чем не разговаривают. То ли оба все еще ощущают какую-то странную напряженность после слов Марка, то ли им и правда больше не о чем разговаривать. Мэтт с Никитой опаздывают всего на две минуты, поэтому Марк лишь закатывает глаза и даже не говорит, что они идиоты, что уже что-то значит.

По дороге в учебное здание Стивенсон жалуется на то, что им приходится после тренировки еще и мозги напрягать, на что парни тактично молчат, хотя Марк выгибает бровь и хмыкает, что означает: ?тебе есть что напрягать??. Никита, что-то набирая в телефоне, ворчит на Мэтта, что из-за него они даже позавтракать не успели, а он теперь еще и возмущается. Коля с Марком непонимающе одновременно глянули на Ершова и стали ждать, когда тот соизволит объясниться.—Это идиот вместо завтрака в фифу играл, —вздыхает парень. Марк с Колей до сих пор не понимают в чем проблема Никиты, но все становится предельно ясно, когда Ершов продолжает, —соблазн был слишком велик, и я тоже повелся.Лукашенко на это лишь хмыкает, а Уокер, все же не сдержавшись, тяжело вздохнув, что-то бубнит себе под нос, явно что-то не очень приличное, ну а там они уже доходят до здания и все разговоры прекращаются. Становится как-то не до них. Хотя не всем.Парни приходят как раз вовремя, поэтому им остается только зайти в аудиторию, да рассесться. Мэтт тут же укладывается на парту, оповещая всех о том, что он собрался заряжаться сонной энергией—половина сокурсников посмотрела на него, как на конченного, но благо он этого не заметил— Никита достал телефон, а Коля закатил глаза, потому что опять-таки услышал тихую знакомую мелодию. Марк на друга даже не глянул, спокойно вытащил все, что ему нужно, и принялся ждать преподавателя, а Коля решил окончательно добить свой итак неустойчивый организм и принялся делать домашку на следующее занятие, пока время позволяло. Уокер странно фыркнул на все это, но, опять-таки, ничего не сказал.Пара проходит быстро и совершенно непонятно как. Коля только успевает доделать домашку на следующую пару, как Марк уже пихает друга в плечо и хмыкает, что та закончилась. Лукашенко хотел было выдать что-то вроде: ?уже??, но его прервали проснувшиеся киты и возглас Мэтта о том, что они, наконец, идут жрать. Никита трясет Стивенсона и просит не говорить о еде, а то он сожрет его прямо сейчас, на что канадец тут же трясет головой, уверяя Ершова, что он не по всем этим гейским штукам, и он не к тому обратился. В Мэтта прилетает увесистый пенал, одолженный у однокурсницы, а Марк стреляет в обоих своим убийственным взглядом и те тут же замолкают.

Коля игнорирует эту разыгравшуюся сцену, он просто хочет упасть куда-нибудь, но сначала стоит как следует поесть. Одними бутербродами великий хоккейный жор не утолишь, хотя те и спасли парня на какой-то жалкий промежуток времени. Пока вся четверка бодрым—хотя не совсем—шагом топает в сторону столовой, откуда уже пахнет так, что слезы на глаза наворачиваются от счастья и нетерпения, белорус думает о том, когда там кончится пара у первокурсников и смогут ли они пересечься с Бэрроном хотя бы в столовой. Коле бы просто его увидеть, ничего больше.