Глава 23. (1/2)

Коля устало трет глаза, прижимаясь лбом к затонированному стеклу. Мало того, что ему дали всего-ничего времени, чтобы собраться, так еще и выдернули так резко. Лукашенко вздыхает—пересадки с рейса на рейс утомили его окончательном—вытаскивает из кармана телефон и с удручением понимает, что тот разряжен в ноль. Ну просто блеск. Пока первоклассное такси мчит по пустым улицам родного Минска, Коля думает о том, как быстро его отпустят. Глаза уже слипаются, он не смог нормально поспать в самолете из-за головных болей, что мучали его весь полет. До резиденции остается совсем немного, Коля надеется, что отец не будет долго приветствовать его и отпустит спать.Вокруг просто ни души, Коля вылезает из такси и ему уже подают его сумку. Лукашенко быстро что-то бубнит и спешит внутрь, не хочется светиться на улице, даже если на ней никого нет. В холле оказывается светло, белорус щурится от слишком яркого света, а после слышит радостный голос отца и его загребают в крепкое семейное объятие. Коля хлопает отца по плечу, все же ворча о том, что не стоило вести его сюда. Лукашенко всплескивает руками, дружелюбно возмущаясь, что у Коли, вообще-то, было день рождение и он хотел отпраздновать его вместе с ним. Хоккеист коротко улыбается в ответ, после чего строго произносит:—И все же не стоило, —пауза, —я бы все равно приехал, просто позже.

Они поговори еще немного, после чего Коля сказал, что слишком устал и хочет хоть немного поспать. Лукашенко отпускает сына к себе и прежде, чем тот исчезнет из виду, спрашивает не хочет ли тот завтра съездить с ним на мероприятие. Коля в очередной раз усмехается и соглашается, поднимаясь к себе.

Комната оказывается пустой, что вполне логично, ведь Коля в ней не живет уже довольно давно. Белорус вдыхает пыльный, но такой родной воздух, на губах невольно выступает улыбка. Как бы Коля не ворчал, на самом деле он рад вернуться домой. Одно его тревожит—их ссора с Бэрроном. Возможно, Коля не должен был так срываться на него, да и тем более заявляться к нему сразу после занятий было не лучшей идеей, к тому же он спал и спросонья слушать наезды…наверное, Бэррон в обиде. Да, виноват сам, но все же не стоило кричать на него. Коля, не принимая душ, ибо дико устал, переодевается и ложится в постель, которую специально для него и приготовили. Постельное белье только-только постелено, даже до сих пор пахнет чем-то отдаленно напоминающее морской бриз. Довольно неплохо. Все ли будет в порядке, если Коля уехал, не сказав об этом никому? Парни-то ладно, особенно Никита, понять смогут, а вот Бэррон. В душе поселяются сомнения и беспокойство, но все завтра, сегодня Коля слишком устал, чтобы думать.***Будит Колю не привычная, давно надоевшая мелодия, а негромкий стук в дверь и просьба спускаться к завтраку. Лукашенко потягивается в кровати, нехотя открывая глаза. Все же в родном доме и спится спокойнее, даже если на сон ушло каких-то пара часов. Белорус взлохмачивает свои волосы, окончательно вылезая из кровати. Прохладный пол прогоняет остатки сна, и Коля направляется в ванную, чтобы привести себя в порядок.Теплый душ помогает расслабиться, а любимый гель для душа приятно обволакивает кожу, смывая с нее тяжесть от полета и долгой дороги домой. Коля проводит наизусть выученные махинации, приводит голову в порядок и выходит из ванной комнаты. Сумка с наспех собранными вещами оказывается лежащей у двери, Коля подходит и, не двигая ту с места, раскрывает, находит среди всей накиданной более-менее удобную одежду, переодевается. После чего выходит из комнаты и чисто интуитивно доходит до столовой, уже с коридора чувствуя запах вкусно пахнущей еды, выставленной буквально несколько минут назад. К удивлению Лукашенко, отца за столом не оказывается, но это не мешает парню сесть на стул и нервно провести ладонями по коленям, оглядываясь по сторонам. Немного непривычно, обычно Коля не завтракает, так как пары начинаются довольно рано, а тренировки еще раньше, поэтому приходилось довольствоваться лишь перекусами и обедом. Белорус знает, что это не очень хорошо для организма, но ничего поделать не может. Мысли прерываются, когда в дверях показывается Лукашенко старший. Коля мягко улыбается отцу, пока тот треплет сына по волосам и желает доброго утра, присаживаясь рядом.Завтрак проходил в спокойной обстановке, звенели столовые приборы, постепенно пустели тарелки, а вместо типичных телевизионных новостей в воздухе были слышны лишь разговоры. Лукашенко расспрашивал своего сына о перелете и то, как ему спалось. Коля смеется, говоря, что кровать, на которой можно раскинуться звездочкой и еще останется куча места, нравится ему гораздо больше, чем та, на которой он спит у себя в общаге, хотя в ней есть и свои плюсы. Рассказывает про перелет и то, как его вымотали пересадки, про ночной Минск, который Коля хоть и увидел мельком, потому что жутко спать хотелось, но тот словно что-то задел глубоко в душе. Коля скучал по родному городу, свежему воздуху и семье. Лукашенко удивляется сентиментальности сына, а Коля лишь ухмыляется, пожимая плечами. Он лишь поделился тем, о чем думал, не более.Под самый конец Коля все же интересуется куда именно они поедут. Оказалось, что на открытие какого-то очередного завода. Лукашенко кивает, поняв, что проявленный интерес явно того не стоил. Они расходятся, поскольку появились какие-то важные дела, которые нужно урегулировать до встречи, но перед этим отец просит Колю не уходить далеко, поскольку его могут попросить начать собираться в любой момент. Коля кивает, встает из-за стола и провожает отца взглядом, вздыхая, когда тот пропадает из виду.Делать нечего, поэтому Коля решает подняться обратно к себе и, возможно, еще совсем немного поваляться в постели. Сегодня у него ленивое настроение. Поднявшись к себе, Коля ставит телефон на зарядку и тут же забывает о нем, потому что находит кое-что интересное. А именно свои воспоминания. Коля помнит, как просыпался каждое утро, как собирался в школу и как играл в своей комнате. Лукашенко блаженно улыбается, чувствуя приятную тяжесть в груди. Парень выглядывает в окно, вид из которого выходит на их внутренний двор и хмыкает. Возможно не сейчас, но Коле хочется прогуляться там. Вообще, стоит пройтись по всему дому, вспомнить, так сказать, какого это—чуть ли не потеряться в бесконечных коридорах. Коля падает на застеленную кровать, устремляя взгляд в потолок. Неплохо, но…одиноко что ли? Кровать огромная и совсем непривычная, места много, даже слишком. Лукашенко ворочается, пытаясь принять более удобное положение, но таковое не находится. Коля садится и, оглянувшись по сторонам, вздыхает. Тут же в дверь коротко стучатся и Коля слышит давно забытое, серьезное обращение к себе:—Николай Александрович, —и чуть погодя, —мне передали, чтобы вы собирались.

Колю передергивает от слишком официального обращения, но с этим ничего не поделать. Белорус слезает с постели и направляется прямиком к шкафу. Подумать о том, что все его прошлые костюмы, наверное, уже малы, Коля не успевает, поскольку новый обнаруживается прямо среди остальных, обернутый в специальный полупрозрачный чехол. Лукашенко усмехается, вытаскивая тот, а после даже слегка удивляется тому, насколько элегантным он выглядит.Совсем не бережно Коля бросает чехол с костюмом на кровать, решая перед примеркой ополоснуться в душе. Коля знает, что отец не стал бы торопить его и просить собираться за десять минут до выхода. Скорее всего время еще есть, а это значит, что душ лишним не будет.Приняв прохладный и быстрый душ, Коля, взбудораженный предшествующими событиями, зачесывает чуть намокшие волосы назад и вжикает молнией, как-то странно себя ощущая. Костюм, темно-синего цвета, идеальный настолько, что у Лукашенко скулы сводит, чуть светлее, но идеально подходящий к нему, галстук и рубашка, белая настолько, что у Коли глаза болеть начинают. Белорус нервничает, поскольку последний раз надевал костюм полтора года назад, а то и больше, Коля не очень уверен будет ли ему комфортно в нем, после долгого ношения совершенно иной одежды. Думать можно долго, вот только не хочется задерживаться. Костюм окончательно изымается из чехла, Коля мешкает с секунду, после чего накидывает хлопчатую рубашку на плечи, ощущая, как по ним проходится холодок.Коля мельком смотрится в огромное, во весь рост зеркало и не может понять, что чувствует. Костюм сел просто идеально, ткань рубашки приятно касается тела, ничего не стеснят и не сковывает движения, но все равно. Непривычно. Лукашенко отводит плечи назад, зарывает пятерню в волосы и выходит из комнаты, встречаясь лицом к лицу со своим личным охранником. Тот оповещает о том, что Коля как раз вовремя, самое время выдвигаться. Белорус угукает, все еще странно себя чувствуя, но покорно направляется за охраной к выходу, где его уже ждали.Отец хлопает сына по плечу, говорит, что только заметил, как же сильно тот вырос. Коля отводит взгляд, дабы не выдать собственное смущение, бурчит ?ну пап?, вызывая широкую улыбку Лукашенко старшего. Сев в машину, Коля немного поерзал на одном месте, после чего слегка повернулся к окну и вздохнул. Путь обещает быть не очень долгим, но явно стрессовым для парня, поскольку, кажется, к нему еще до конца не пришло осознание о том, что он, наконец, дома.

Коля не успевает задуматься о своем, его уже коротко дергают на себя, интересуясь чего такого хоккеист увидел. Лукашенко пожимает плечами, ничего не отвечая, потому что Коля и сам не знает чего такого он там увидел. Ничего, наверное, просто в Америке Коля редко выходит за пределы территории, а если и выходит, то только для вечеринок, которые обычно проводятся где-то в съемных домах или просто подальше от города. Коля давно не видел просто так гуляющих людей, школьников и не слышал родной язык, по крайней мере в таких количествах. Лукашенко старший тяжело вздыхает, говоря, что Коле стоит приезжать сюда почаще, а то у него даже акцент начал появляться. Коля смеется, нарочно соглашаясь отцом на английском, получая в ответ лишь покачивание головой.

Коля всматривается в быстро сменяющиеся виды за окном и вздыхает. Если бы он мог, ему бы хотелось прогуляться в каком-нибудь парке. Да даже не парке, сквера бы хватило, Коля так давно никуда не выбирался. Чистое голубое небо, без единого облачка, разрезают высокие яркие здания, закрывая собой теплое осеннее солнце. Окна закрыты, но Коля уверен, что если их открыть, то по салону прольется тот самый родной воздух, которого Коле порой так не хватает в штатах.

Внезапно возникает мысль о том, что Бэррону бы понравилось в Беларуси. Просто так, совершенно ни с чего, Коле просто приходит в голову эта мысль и все. Коля мог бы как-нибудь свозить его сюда, думает парень, а потом понимает, что нет, не мог бы. Бэррон то ладно, а вот Коля…это там он обычный ученик третьего курса Николай Лукашенко, а здесь он сын президента, которого даже собственная охрана кличет по имени и отчеству. Белорус вздыхают, эти мысли давят в груди и расстраивают, поэтому Коля старается как можно быстрее отогнать их от себя. Высотки все еще сменяются друг другом, люди все еще куда-то спешат или гуляют, а у Коли отпало всякое желания всматриваться в родные просторы.

Вспоминает юный хоккеист про то, куда именно они едут лишь тогда, когда на горизонте показывается тот самый завод. Народ уже столпился на улице, и именно, наверное, поэтому, Коле совсем немного тревожно. Парень медленно выдыхает, вспоминая каким именно должно быть его лицо во время мероприятия. Что-то между отстраненностью и похуистичностью, если Коле не изменяет память. Ему не впервой строить каменное выражение лица, вот только в универе оно больше походит на сосредоточенное, потому что лекции и правда интересные, а про практику вообще можно говорить бесконечно. Тут Коля должен следить за собой, чтобы не дай бог никто ничего лишнего не подумал.

Выходя из машины и придерживая отцу дверь, Коля вспоминает про Никиту и его приколы, заставляющие не то, чтобы скорчить недовольную мину, но хмыкнуть Коля успевает. Пока не видят, все нормально. Толпа тут же шумно приветствует президента, а личная охрана в лице одного человека указывает на какое-то место, вставая рядом. Коля осматривает всех присутствующих, стараясь не заострять ни на чем внимание, понимает, что в общем и целом на него сейчас направлено шесть камер, выпрямляется и устремляет взгляд в никуда. Первое время до белоруса доходили слова отца, но после влетали в одно ухо и тут же вылетали из другого. Коле некомфортно и ему приходится прикладывать титанические усилия, чтобы не закатить глаза от скуки и не вздохнуть громко. Коля уже хочет домой.

Охрана замечает некие перемены в лице Николая, поэтому незаметно дергает парня за рукав, молча интересуясь все ли в порядке. Шум от каких-то вопросов и возгласов слишком громкий, поэтому Коля решает поинтересоваться вслух, надеясь, что его вопрос утонет во всей этой вакханалии.—Сколько длится мероприятие?—Около получаса.Коля не решается спросить сколько прошло, потому что нутром чувствует, что не много. Расстраивать самого себя не хочется, поэтому он кивает, возвращаясь в свое привычное положение. Мысли начинают забивать всю голову и как бы Коля не старался им сопротивляться, никакое сопротивление не идет в сравнение с Бэрроном в его голове. Лукашенко бы усмехнулся, да не может, поэтому лишь снова по привычке отводит плечи назад и опять-таки выпрямляется.

Что ж, бороться со злом в виде Бейкера Коля не привык, поэтому с удовольствием примыкает к нему. Они не виделись всего несколько часов, но, кажется, Коля уже соскучился по нему. Он понял это еще у себя в комнате, когда собственная кровать показалось бескрайним морем, в котором утонуть можно быстрее, чем доплыть до берега. У Лукашенко и самого койка не очень-то обширных размеров в комнате, к тому же еще и верхняя, а у Бэррона на кровати он вообще еле помещается, к тому же Бэррон и сам не маленький и далеко не компактный. Разве что американец идеально подходит рукам белоруса. Так, Колю явно несет не туда, нужно возвращаться.Так вот. Кровать Бэррона. Они на ней еле-еле вдвоем вмещаются, Бейкеру приходится засыпать либо прижавшись к стене, либо на Лукашенко—второе, ему, конечно, нравится больше, Коля уверен—но это вообще не напрягает. Да, места мало, дико мало, но это даже к лучшему. Они могут быть близко друг к другу, как не могут быть нигде. И их ленивые поцелуи после секса и утренние смешки Бэррона куда-то Коле в ухо. Лукашенко мотает головой, ослабляет галстук и поправляет волосы. Кажется, его занесло туда, куда не стоило бы.—Николай Александрович, тут камеры, —Коля коротко кивает. Он и сам это прекрасно понимает, но, черт, сами бы попробовали оставаться хладнокровными, когда в голову лезет такое.Всего на секунду Коля позволяет себе прикрыть глаза и глубоко выдохнуть. Нужно привести мысли в порядок и наконец вернуться в реальность, хотя оставлять Бэррона даже в собственном сознании одного не хочется. Блин, он оставил Бэррона одного. Лукашенко непосильным трудом возвращает себе каменное выражение лица и на всякий случай приковывает взгляд к отцу. Пусть репортеры понадумывают себе статей, что младший сын вдруг заинтересовался политикой, все равно. Главное, чтобы в голову не лезли. На затворках сознания Бэррон все еще машет ему своей ручкой и просит вернуться, Коля ломается, но в итоге не выдерживает. Картинка перед глазами расплывается, а в голове начинает гудеть. Кажется, никогда еще Коле не хотелось кого-то увидеть так сильно, как сейчас Бэррона. Хоккеист надеется, что с Бейкером там все хорошо, но почему-то нутром чувствует, что все не радужно. Они поссорились прямо перед отъездом, даже не смогли нормально попрощаться. Если бы Коля знал, он бы непременно остался у парня, провел бы с ним целую ночь, а наутро еле-еле выполз из загребущих холодных ладоней, как делал это обычно. Где-то внутри распускается теплый бутон из чувств, превращаясь в цветок невиданный красы. Колю так забавляет тот факт, что под утро Бэррон остывает и жмется к белорусу сильнее. От холодных прикосновений Коля обычно и просыпается. Как Бэррон вообще переживает зимы, если он мерзнет уже в самом начале осени? Лукашенко этого не понять, но он считает это милым. Когда Бэррон дрожит всем телом, кутается в одеяло и фырчит, пряча холодный нос в шее белоруса. Бэррон такой невероятный, буквально самый лучший. Коля начинает волноваться, как бы парень не замерз за эти дни без него.—Николай Александрович, —Коля вздрагивает, когда понимает, что, кажется, слишком сильно хмурится, смотря на собственного отца. Хоккеист отводит плечи назад, еще раз поправляет волосы, все же ловя обеспокоенный взгляд Лукашенко старшего. Хоть бы вопросов лишних не было.Коля осматривается по сторонам, замечая, что несколько людей из толпы перешептываются о чем-то. Никакими странными наклонностями Коля не страдал, но подумать о том, что, возможно, говорят о нем, подумал. И, как оказалось, зря. Речь уже явно подходила к концу, но с каждой секундой Коле становилось все тяжелее. Как будто ослабленный галстук затянулся обратно и с силой давит на горло. Коля перебирает пальцами в воздухе и впервые понимает, что ему…страшно? Неприятно, хочется как можно быстрее уйти отсюда, от всех этих камер, запечатляющих буквально каждое движение, от щелкающих беспрерывно фотоаппаратов, от шептаний за спиной, даже от громких речей отца, в которые Коля уже давно перестал вслушиваться.Эти мысли сбивают с толку и дабы не выдать собственную панику, подступающую к горлу, Коля возвращается в давнишние воспоминания, когда такие мероприятия были в радость, а не в тягость и вызывали лишь улыбку, а не каменное выражение, которое нужно было сохранить от начала и до посадки обратно в машину. Коля вспоминает как все это было для него в новинку и как все это было интересно, как он ходил с папой за руку и слушал буквально все, о чем говорят вокруг.А что сейчас? Сейчас Коля стоит рядом со своей охраной и считает секунды до конца. Сейчас Коля боится лишний раз дернуть лицевыми мышцами, потому что если подумают о чем-то, то сразу же наклепают статей с провокационными названиями. К Коле итак слишком повышенное внимание, куда уж еще.Лукашенко вертит головой, прочищая горло. Видимо, он и правда вырос. Коле не нравится все это. Излишнее внимание, все эти встречи, стоять под камерами, как под прицелом. Эта жизнь явно не для него. Быть центром внимания—да лучше убейте, Коле бы жить совершенно обычной жизнью, которая есть у него в штатах. Белорус хмыкает; никогда бы не подумал, что будет так скучать по совершенно другой стране. Там у Коли свобода, друзья, хоккей и Бэррон, там Коле комфортно. Беларусь Коля любит, но скучать по ней он любит больше, чем находится, видимо. Конечно, тут у него семья и никуда от них он не денется, да и не хочется, но…почему-то душа больше лежит к отдаленным штатам, где воздух, может, и не такой чистый, зато он не давит и на Колю не смотрят во все глаза, там не приходится обдумывать каждое свое действие. Там Коля живет.Удивительно, но подумав обо всем этом Коля успокаивается. Тревога отступает только после мыслей о том, что Коле хочется назад. Хоккеист теребит рукав пиджака, слегка нахмуривая брови. Ему сообщают, что остались всего какие-то жалкие минуты и это греет сильнее, чем самая лютая печка в мире. Коле уже как можно быстрее хочется свалить от всей этой прессы, от всего этого внимания. Хочется обратно домой, чтобы не пялились как на восьмое чудо света, хочется запереться в комнате и все. И ничего больше. Это утомляет.***Выдыхает Коля лишь тогда, когда садится в машину и захлопывает дверь, заглушая чересчур громкие разговоры. Он не думал, что можно устать сильнее, чем на тренировках, но он устал. Не физически, а больше морально. Они трогаются, и только когда машина выезжает на главную дорогу, Лукашенко откидывается назад и наконец расстегивает единственную пуговицу на пиджаке. Отец хлопает его по колену, интересуясь с чего это вдруг Коля сегодня какой-то рассеянный. Хоккеист молчит с секунду, после отвечая, что окончательно отвык от всего этого, получая в ответ короткий смешок.Некоторое время едут молча, тишину разбавляет лишь звук мотора и тихо играющая песня на фоне. Коля смотрит в окно, но взгляд ни на чем не заостряет, ему лень. Тишина в салоне прерывается коротким кашлем, Колю передергивает, а до ушей доносится знакомая мелодия, которую, впрочем, в следующий момент тут же переключают. А жаль, с этой песней у Коли есть одно приятное воспоминание. Например, как они с Бэрроном целовались на той самой вечеринке в честь дня рождения белоруса. Неосознанно хоккеист вздыхает, подпирая щеку кулаком. Он скучает по Бэррону.Лукашенко дергается, когда его вновь хлопают по колену, обращая на себя внимание. Вопроса парень не услышал, поэтому слегка хмурится, извиняется и просит повторить.—Я слышал, ты общаешься с русским парнем, —Коля сначала напрягается, но после понимает, что укора в словах отца нет, и более-менее расслабляется.

—Ну да, —просто отвечает парень, —Никита, —молчание вновь накрывает с головой, Коля сглатывает, боковым зрением чувствуя, как отец бросает на него вопросительные взгляды, —все нормально, —пауза, —он никому не расскажет.—Я просто беспокоюсь за тебя, —и Коля верит, потому что знает, что это самая что ни на есть чистейшая правда.—Я знаю, —коротко кивает парень, вздыхая.—Хорошо, —пауза, —раз ты так говоришь, —Лукашенко старший коротко улыбается, получая какую-то нервную улыбку в ответ. Почему-то обстановка кажется странноватой. Возможно, диалог стоило начать немного с другого, —как с хоккеем дела? —вполне нейтральный вопрос разрезает густой воздух, а Коля радуется, что у него спросили именно это, а не еще что-то про Никиту.—Да как обычно, —пожимает плечами белорус, —тренировки, все дела, — Коля расслабляется, чувствуя себя чуть увереннее, чем секунду назад, —скоро начало сезона, первая игра, готовимся вот, —и тихо смеется, —устаю, конечно, но этого того стоит, —постепенно углы сглаживаются, Лукашенко старший интересуется не передумал ли Коля насчет того, чтобы заниматься профессионально, на что парень лишь фыркнул и мотнул головой, говоря, что ему, конечно, нравится играть в хоккей, но не настолько, чтобы отдавать ему всю свою жизнь.

—Понятно, —некоторое время они вновь молчат, но напряжения не чувствуется. Наоборот, Коля спокойно всматривается в мельтешащих за окном людей, пока его вновь не спрашивают:—Ты подумал насчет учебы?Лукашенко практически закатывает глаза, но успевает себя сдержать. Он знает, что отец хотел бы, чтобы Коля учился на родине, а не за тридевять земель, но вот самого Колю вполне такой расклад устраивает. И это, пожалуй, единственная тема, на которую хоккеист не хотел бы говорить. Единственная, лежащая на поверхности тема естественно. Белорус угукает, прочищает горло и сухо выдает:—Давай не сейчас, —если бы Коля мог, он бы вообще предложил не говорить об учебе, но так дела не делаются. Отсрочить разговор—единственное, что Коле под силу. Отец соглашается, но с явной неохотой.После неудачной попытки выстроить диалог вновь наступило молчание. Продлилось, правда, оно не долго, поскольку до резиденции оставалось всего-ничего. Коля по привычке все еще смотрит в окно, вздыхая. Мысли о том, что Бэррону бы и правда здесь понравилось, все еще живут в голове. Коля бы мог, допустим, пофоткать парню Минск, но, во-первых, это безрассудно, поскольку если Колю заметят, будет как минимум много вопросов, во-вторых, Бэррон не должен знать, что Коля был в Минске. Что в этом плохого не очень понятно, но Лукашенко нутром чувствует, что от этого стоит воздержаться. Подъезжая к дому, Коля вспоминает кое о чем, о чем задумывался, но правда всего на секунду.—Пап, погоди, —Лукашенко старший останавливается практически в самых дверях, оглядываясь на сына, —а где Умка?

—Умка? —переспрашивает опешивший президент, заходя внутрь. Коля кивает, следуя за отцом, —он сейчас не тут, —пауза, —хочешь, его привезут?

—Да, —тут же отвечает хоккеист с серьезным лицом.—Хорошо, —усмехается Лукашенко старший, —но это будет ближе к вечеру, ничего? —Коля мотает головой, мол, ничего, после чего парня вновь ерошат по волосам и отпускают заниматься своими делами. Первое, что приходит в голову Коли—немедленно переодеться.***Поднявшись к себе, первым делом Коля снимает с себя костюм, бросая тот на кровать, и шлепает в душ, дабы поскорее смыть с себя всю ту тревогу и многочисленные взгляды, что парень сегодня на себе ощутил. Коля делает воду теплее, чувствуя мурашки от контраста температур, выдыхает. Теперь ему лучше, намного лучше.Чистый и разморенный горячим душем, Лукашенко выходит, вытирая волосы полотенцем. Костюм все еще валяется на громадной кровати, словно ждет, когда к нему наконец проявят должное уважение и повесят на плечики, после чего запрут в шкафу и оставят пылиться еще на полтора года, а то и больше. Коля трясет головой, вешая сырое полотенце на спинку стула, вздыхает и все-таки убирает тот в шкаф, чтобы глаза не мозолил и не напоминал о сегодняшнем мероприятии. Коле хватило, спасибо. Парень переодевается в какие-то домашние шорты, найденные в том же шкафу и чудом налезшие на выросшего белоруса, с футболкой и падает на кровать, не заботясь о том, что вода с волос может намочить ту.

Коля лежит некоторое время раскинув руки в стороны, но после все равно кладет их себе на живот, сцепляя в замок и вслушиваясь в тишину, что гуляет по всему дому. На телефон приходит какое-то уведомление, отрывая Колю от своих мыслей, что летали в голове и никак не могли остановиться на чем-то одном, о чем парень мог бы подумать. Он ложится полностью на кровать, беря на сто процентов заряженный мобильник в руки. Тот вибрирует от количества приходящих уведомлений, но Коля стирает их одним нажатием кнопки, а после выключает и вспоминает куда положил свою белорусскую симку.На то, чтобы вспомнить, уходит каких-то несколько минут, Коля меняет симку и ждет, пока телефон включится обратно. После чего опять ложится на кровать и заходит в браузер. Лукашенко не часто таким занимается, но ему совсем немного интересно что же такого о нем напишут, увидев его спустя время. Коля жмет на последние новости и даже не удивляется, когда видит буквально миллиард новых статей, большинство их которых названы так, что даже открывать страшно.?Спустя довольно продолжительное время президент появился на мероприятии в компании своего младшего сына, которого не было видно на горизонте довольно давно.?Лукашенко листает вниз, морщась от прикрепленной фотографии. Смотреть на себя со стороны Коле не очень нравится, к тому же он какой-то злой получился, поэтому белорус ведет пальцем по экрану, собираясь прочесть дальше, но видит, что дальше статья заканчивается на обсасывании изменений во внешности хоккеиста и Коле становится скучно. Он выходит и открывает еще некоторые, игнорируя какие-то язвительные сравнения с отцом, которые не то, что надоели, а уже порядком заебали. Коля тратит на все это не меньше часа, неосознанно погружаясь и вчитываясь, иногда хмыкая с чересчур обожествления и идеализирования его образа. У белоруса уже затекает шея, поэтому он решает закончить на сегодня с интернетом и пойти, может быть, прогуляться, но натыкается на слишком уж абсурдное название и не может не нажать на него, любопытство берет верх.?Принц без королевства.?Коля искренне смеется с того, что написано в статье двухлетней давности и выходит, даже не дочитав до конца. Чего только в этом интернете не понапишут, чтобы попасть на первую полосу. Парень мотает головой, выходит и глазами зацепляется за иконку не безызвестного приложения. Что-то Лукашенко подсказывает, что сейчас там полный аншлаг. Коля довольно долго решает зайти ему или нет, после чего жмет на иконку приложения, задерживая палец, и удаляет то вовсе.

Вообще, он даже и не скачивал его, это все Никита, который вначале слал Лукашенко тик-токи с ним. Для чего не очень понятно, Коля все равно их не смотрел. А потом как-то забылось. Вспомнилось только сейчас и это отличный момент, чтобы распрощаться с той жизнью окончательно. Ему хватает того, что он постоянно слышит музыку оттуда в универе, ведь Ершов сидит там постоянно. Хоккеист хмыкает, думая, что теперь понятно, почему тот всегда один.