Допрос (1/1)
В жестокости твоя любовьОнне мнется, не ерзает - спокойно смотрит прямиком в глаза с вежливой улыбкой. Во взгляде ничего, что выдаст опасного для общества - самый обычный представитель актерской профессии, привыкший к прицелу видеокамер. Шутит, смеется, будто бы обычное интервью. На миг мелькает мысль - а что, если ошибка?Стены серые, немного шероховатые, будто бы измятые веками. Длянего они испещрены кровавыми пятнами, незаметными царапинами и вмятинами от вжимающихся в них тел. Предполагаемых преступников не избивали с тех пор, как Великобритания стала строже в плане насилия, но, даже старый, запах красного человеческого сока было не стереть.
Он смотрит на окружающих его стражей порядка как на ведущих очередного шоу. Весь внешний вид так чертовски путает, почти пугающе контрастирует с признаниями и деталями происшествия, гнилой кровью стекающими с краев изогнутых в дружелюбной улыбке губ - и она уже кажется скрытым оскалом. Вся эта мерзость противна - следователю хочется как можно скорее вернуться домой, смыть с себя воспоминания об этом дне и забыться, но не удастся. Это как взгляд безумной старухи, что приводили год или два назад - просто так не уйдет. Пройдет время, но впечатления останутся.- Ему нравилось, он никогда не говорил стоп-слово.Он говорит, а перед мысленным взором присутствующих проносятся кожаные плети, всевозможные зажимы, кровь, вперемешку с... Другими жидкостями. Наконец, поалевшее лицо с повязкой на глазах, улыбающееся как на тех фотографиях. Возбуждало ощущение власти, трепета чужого тела, покорность и тихие стоны. Картинка рисовалась ужасающе потрясающая. Страшная. Опасная. Но было в этом что-то такое.- Вы оба достаточно известны. Это послужило причиной?- Понимаете, он небожитель, звезда, голливудский актер. Ему нельзя показать слабостей, желтой прессе и так есть, о чем трещать - проблемы с женой, детьми, новые роли.Пальцы проходятся по краю стола, вминая подушечки внутрь под твердой кромкой деревянного среза. Он обводит круговой узор, представляя под распаленными нервами горячую покрасневшую кожу с белыми следами шрамов, капельки пота от напряжения, блаженный тихий шепот, потому что иначе нельзя.- А я вроде бы и такой же, но другой. Могу... Поддержать.Он ухмыляется так добро и ласково, поражая следователя. Он умеет прятать опасные клыки под улыбающимися губами, скрывать маниакальный блеск глаз дружеским похлопыванием, похотливое нетерпение мишурой шуток и нарочито пафосных фраз.
- У него в крови подчинение. Я не знаю, как это вам сказать, но он буквально тащился от доминирования над ним. Разумеется, это не доверить постороннему. А на меня ведь даже не подумают.Облизывает пересохшие губы, вспоминая такое сильное тело, воплощающее мощь, податливо прогибающимся под его напором. Перекатывающиеся под кожей мышцы, жаждущий рот, изголодавшуюся по жестокому обращению натуру, про которую не знал никто, но жившую в таком неподходящем для нее теле все время. О, как это было великолепно, обладать этим, быть полноправным хозяином. Тогда и правда приходило понимание, что этот человек покроет собой все ценности мира, что его стон стоит тысячи, нет, миллиарды других. Одни воспоминания о шелковой коже, на глазах становящейся исполосованной, приводили в неистовство внутреннего демона.В глазах мелькает что-то хищное, зрачки расширяются, взгляд становится совиным и пугающе закрытым, будто бы он смотрит внутрь собственной головы. По спине следователя прокатываются скопом мурашки, как по горке.- Я хотел доставить удовольствие. Чтобы по сравнению с другими даже не вставало в один ряд.
Коп кивает, стараясь серьезностью скрыть свой тихий ужас, внутренний вопль, требующий инстинктивно убрать это существо прочь, как можно дальше. В актере проявлялся даже не просто хищник - нечто более жуткое, ужасное, вышедшее со страниц нуарных ужастиков. Извращенная ревность, искаженные понятия, вкупе с природным нездоровым рассудком не чувствовались издалека, но здесь, в тесной комнатке для допроса, настоящий монстр знал, что не выкрутится, и это заставило снять шкуру, обнажив истинного волка в овечьем теле.Страх перемешивается с отвращением.- Мы познакомились на одном из тех шоу, куда приглашают знаменитостей. Наш первый раз был через неделю. У меня дома.Говорит так мечтательно-вдохновленно, с невероятным блаженством в голосе и нетерпением, будто заново переживая, смакуя канувшие в небытие дни. Глаза, закрытые веками, невидимо для всех закатываются вверх, оставляя тянущее чувство. Актер вздыхает, сглатывая - дергается кадык резко и нервно. Видимость, на самом деле он совершенно спокоен.- Позже, через еще несколько таких встреч, я додумался арендовать домик в другой стране. Разумеется, секретно, чтобы журналисты спали спокойно. Вылетали даже раздельно, по разным причинам. Мне пришлось ждать несколько дней.Пальцы следователя отбивают дробь по столу, кисти рук же самого актера лежат спокойно, расслаблено. Остальные копы довольно напряженно стояли возле двери, кто-то даже привалился к стене. Все они, без исключения, смотрели на него не как на человека, искренне удивляясь. И дело было даже не в глубине любви, вернее, ее отсутствии, но в честном преклонении перед жертвой, одержимостью ею и, неожиданно, разумностью самого обвиняемого. Он, несомненно, мыслил здраво, был адекватен, и это не вязалось с тем, в чем он признавался под надзором строгих английских полицейских и пары бездушных камер. Вопрос висел в воздухе, отражаясь в глазах присутствующих, медленно перемешиваясь с кислородом.Актер сам лениво приоткрыл глаза, провел по лицу, словно снимая надоедливую улыбку с губ и перевел взгляд на следователя. Того пробило дрожью как пулеметной очередью, он закрыл папку с листами бумаги, куда кропотливо вносил показания неровным, спешным почерком и встал со стула, производя слишком много шума.
- Мы продолжим беседу несколько позже,- отчеканил он, сам внутренне содрогаясь. Ему правда не хотелось этого.Сам мужчина лишь равнодушно пожал плечами, закидывая голову назад.