Часть 2 (1/1)

Без нескольких минут десять Тимоти Тейлор бодро взбежал по скрипящим ступенькам и замер с поднятой рукой у дверей студии, задержав дыхание.Юноша почти не спал ночью, волнуясь из-за предстоящей встречи с художником. И на это была, по крайней мере, одна причина?— он был тихим и преданным поклонником таланта Габриэля.Иногда, не особо афишируя перед дядей свою страсть к прекрасному, юноша сбегал в первой половине дня в Королевскую Академию, где с немым восторгом прохаживался по залам и галереям и?— с особым интересом и трепетом?— посещал нечастые выставки Братства. Его восхищали картины, написанные импульсивным и презирающим любые рамки итальянцем. Полотна Данте, по мнению надутых критиков, к разговорам которых Тимоти приклеивал уши, пускай и являлись несколько плоскими, но было в них что-то, что притягивало взгляд и заставляло навсегда запомнить руку мастера, чтобы потом безошибочно определить ее среди тысячи шедевров. В них был вызов всем канонам и стандартам. В них была загадочная чувственность. В них было волшебство. И стать частью этого волшебства для юноши было равносильно исполнению самого заветного желания.Все пару месяцев, что он стоял за стойкой в пабе, он каждый вечер томился в ожидании, посматривая на столик, за которым по обыкновению располагались члены Братства, и каждый раз встречал их шумное появление с замершим сердцем и с робкой надеждой когда-нибудь хоть немного прикоснуться к их миру.Тимоти зажмурился, вспоминая вчерашний вечер. Он не просто так процитировал строки великого Шекспира: слишком много грязных сплетен он слышал о Россетти, но, во-первых, считал, что каждый должен критически взглянуть на себя, прежде чем осуждать других; во-вторых, он предпочитал верить далеко не всему услышанному, испытывая глубочайшее уважение к бунтарской и страстной натуре художника. К своему сожалению, сам он обладал спокойным и даже стеснительным нравом, возможно именно поэтому горящий бешеным пламенем красавец-брюнет так его привлекал, заставляя жадно впитывать любую информацию о нем, но потом решительно ее фильтровать. Тимоти без сомнений был идеалистом и, да простит его Господь, Данте стал для него?— кумиром. И теперь, после неожиданного знакомства и лестных слов, сказанных Габриэлем, ему меньше всего хотелось увидеть разочарование в темных раскосых глазах. Правда, он совершенно не представлял, сможет ли поддержать достойную беседу и не показаться выскочкой или, того хуже, глупым семнадцатилетним несмышленышем. Но ведь модели не обязательно разговаривать? Нужно всего лишь стоять, замерев в какой-нибудь нелепой позе, хотя, что могло быть нелепого в позе архангела?— Тимоти тоже не представлял. Он вздохнул. Он слишком много думает, а это, как утверждает его дядя, обычно не доводит до добра.Юноша встряхнул золотистыми кудрями и усмехнулся своим переживаниям. И правда, зачем гадать и изводиться, когда для счастья ему, по большому счету, достаточно просто перешагнуть порог этой студии и окунуться в загадочный мир своего кумира?Глубоко вдохнув свежий утренний воздух, Тимоти вежливо постучался и надавил на ручку. Дверь оказалась не заперта.—?Мистер Россетти? —?позвал юноша, заглядывая внутрь.Порыв ветра, ворвавшийся в открытые нараспашку окна и пронесшийся по студии озорным сквозняком, взъерошил золотистую челку, густой завесой прикрывшую яркие голубые глаза. Тимоти часто заморгал, убирая с лица растрепавшиеся кудри, и, проскользнув в студию, чтобы прекратить возникший сквозняк, неожиданно громко хлопнул дверью. Вздрогнув, он нерешительно застыл на пороге, с любопытством осматривая жилище великого художника.К его некоторому удивлению, в необъятной студии, занимающей все мансардное помещение старого дома, оказалось совсем немного мебели: большой письменный стол, несколько стульев с полинявшей обивкой, древнее кресло, пошарпанный комод и огромная разворошенная кровать с красивой кованой спинкой. Пикантность жилищу придавали широкие бледно-лиловые полосы воздушной ткани, по-видимому, шелка, подвешенные под потолком и раздувающиеся на ветру, наподобие парусов, а также густо оплетающая стены изумрудная зелень комнатного плюща. Как и ожидал Тимоти, все возможные плоские поверхности, включая пол и широкую каминную полку, были завалены баночками с красками, разномастными кистями, карандашами, огрызками угля, картоном и бумагой с незаконченными набросками и прочей художественной утварью. Две палитры, небрежно брошенные на ящике у большого мольберта с подготовленным холстом, рябили сложным узором смешанных оттенков, а в воздухе, несмотря на распахнутые окна, витал ни с чем не сравнимый запах художественной мастерской.—?Мистер Россетти? —?громче позвал юноша, и почти подпрыгнул, когда небольшая дверца, ведущая в соседнюю комнату?— или гардеробную, или ванную, или еще бог знает куда?— распахнулась, и на ее пороге показался взъерошенный полуголый хозяин.Не заметив Тимоти, Габриэль с сонным видом почесал грудь, покрытую густой черной порослью, прошел к слабо тлеющему камину и снял закопченный чайник.Юноша смущенно кашлянул.—?Доброе утро.Чуть не выронив горячую ношу, Данте резко вскинул голову.—?Матерь Божья! —?воскликнул он, схватившись за сердце и уставившись на Тимоти испуганными глазами. Но, увидев, что за гость побеспокоил его в столь раннее время, расцвел широкой улыбкой. —?О-о! Утро доброе, молодой человек! —?он прошел к столу, небрежно поставил дымящийся чайник на один из набросков и глянул на раскрытые карманные часы. —?Я назначил вам на десять? —?с некоторым замешательством уточнил Габриэль и, получив в ответ утвердительный кивок белокурой головы, усмехнулся. —?Вы пунктуальны.Тимоти скромно улыбнулся и пожал плечами.—?Прошу простить мой вид, я только поднялся,?— извинился Габриэль, накидывая на плечи просторную серую рубаху, заляпанную краской. —?Впрочем, придите вы минут на десять раньше?— застали бы меня в еще более пикантном виде. Кстати… —?пробормотал он под нос, снова подхватывая чайник и направляясь к небольшой дверце,?— нехорошо заставлять даму ждать… Розалия, твоя горячая вода готова!Художник бросил на юношу хитрый взгляд и, увидев, как тот покосился на кровать с перевернутой вверх дном постелью, рассмеялся.—?Господи, Тимоти, вы обладаете очаровательной способностью краснеть по любому поводу! Пожалуйста, не стойте столбом?— проходите, я сейчас.Данте исчез в соседней комнате, не прикрыв за собой дверь.Тимоти, мысленно проклиная свою ?способность?, которая так очаровала художника, сделал шаг и замер, услышав откровенный влажный звук поцелуя, а потом мелодичное хихиканье и тихий возглас:—?Ненасытный!.. —?Снова поцелуй и шелестящий стон. —?Ну и как ты собираешься рисовать, когда твои штаны снова распирает?—?Писать, радость моя?— я пишу, а не рисую… и я не виноват, что ты не оставляешь мне шансов и заставляешь мои чресла вновь и вновь желать тебя… м-м-м… —?Тимоти, став невольным свидетелем пикантного разговора, вспыхнул еще ярче. —?Лишь здесь любви творится волшебство: пока, противясь действию его, бегут часы, сбиваясь в тёмный ком, часы любви в пространстве огневом поют, и всё лучится оттого…*Тимоти, которому хотелось провалиться сквозь пол, с невольным восторгом вслушался в рифмованные строки.—?Но и правда?— нам пора, Розалия. Наш Гавриил уже тут и жаждет принести тебе благую весть.Девушка снова захихикала.В конце концов, после еще нескольких влажных поцелуев, совершенно растрепанный и тяжело дышащий Данте вернулся в студию.—?Простите, Тимоти,?— без тени смущения солнечно улыбнулся он, сверкая потемневшими глазами. —?Я вчера слегка перебрал, а лучшее средство от похмелья?— жаркие объятия.Юноша чуть кивнул, стараясь не смотреть на причинное место художника, намекающее о нереализованном желании. Возможно, он зря настолько идеализировал Россетти? Впрочем, все происходящее вовсе не говорит о похоти, решил он. Разве Данте не может быть влюблен в свою ?Марию?? Может. Успокоившись этой мыслью, Тимоти улыбнулся итальянцу.—?Не понимаю я Маньяка… Как он это терпит?.. —?усмехнувшись, проворчал Данте и слегка поморщился, запахивая рубаху и прикрывая возбужденную часть тела, а затем, как ни в чем не бывало продолжил:?— Итак, вам нужно переодеться. Проходите за ширму, я сейчас подам ваш костюм…Юноша прошел за пестро расшитую ширму и нерешительно потеребил пуговицу своего простого камзола.—?Простите, мистер Россетти, мне снимать…—?Все,?— не дав ему договорить, ответил художник и бесцеремонно заглянул за яркую преграду,?— снимайте все. И,?— он тепло улыбнулся,?— Тимоти, давайте договоримся обращаться друг к другу на ?ты?, иначе я начну ощущать себя стариком. А мне, между прочим, всего двадцать два, так что я не намного старше. Договорились?—?Д-да,?— пролепетал юноша,?— если вам… тебе так будет угодно…—?Вот и замечательно! —?просиял Габриэль и всунул ему в руки нечто белоснежное и почти невесомое. —?Переодевайся.Тимоти скинул с себя одежду, аккуратно сложил ее на стуле и развернул предложенный итальянцем ?костюм?. Глаза юноши поползли на лоб?— им оказалась длинная шелковая туника, вернее две полоски ткани, которые он должен был завязать на плечах тонкими лентами, и которые при малейшем дуновении ветерка легко бы предоставили его обнаженное тело на всеобщее обозрение.—?О, боже… —?прошептал юноша и, откашлявшись, выглянул из-за ширмы.—?Мист… э-э… Габриэль, а… разве пояса или веревки не будет? Просто… —?Тимоти запнулся и опустил глаза.Данте удивленно вскинул брови, пытаясь понять, для чего его модели понадобилась веревка, и, уразумев, покачал головой. В темных глазах отчаянно заплясали бесенята.—?Нет, мой друг,?— со вздохом объявил он и, сложив руки на груди, склонил набок голову. —?Ну же, не стоит смущаться, Тимоти. И могу тебя заверить?— никогда не стоит стесняться своего тела, тем более такого, как у тебя. —?Данте обаятельно улыбнулся. —?Отбрось ненужные сомнения и одевайся, мой Гавриил.Юноша вздохнул, понурив голову.Облачившись в сомнительную тунику, он вышел из-за ширмы и вопросительно посмотрел на художника.—?Ох, просто великолепно! —?воскликнул Данте, окинув его горящим взглядом с головы до ног. —?Пожалуйста, сюда,?— он указал на невесть откуда взявшуюся низкую кушетку, стоящую у стены под самым окном.Тимоти прошел, куда ему было велено, придерживая норовящую взлететь тунику.—?Она будет развеваться,?— виновато произнес он, смущенно краснея и комкая легкую ткань.—?Не беспокойся, я прикрою окно,?— пообещал Габриэль и, подавив озорной смешок, взял его за плечи, по-хозяйски развернув лицом к стене.Юноша вздрогнул, когда пальцы художника прошлись по его телу, расправляя мягкие складки ткани, и закусил губу.—?Так… —?Данте нежно обхватил его руки, придал им нужное положение и отстранился, оглядывая результат. —?Замечательно. Осталось несколько штрихов.Стремительным шагом итальянец подошел к комоду, критично оглядел букет цветов, стоящий на нем в большой пузатой вазе и, немного поколебавшись, вытянул ветку белой лилии. Вернувшись обратно к юноше, он вложил цветок в его правую руку и поправил светлые кудри.—?Теперь замри,?— велел Данте и отошел на несколько шагов, чтобы оценить завершенный образ.Он уже готов был удовлетворенно кивнуть, когда резкое дуновение ветра, ворвавшееся в так и не прикрытое им окно, всколыхнуло легкое облачение Тимоти, явив в просвете двух полос шелка стройное бедро. Данте задержал дыхание, не в силах отвести глаза от мраморной кожи.Юноша пошевелился, явно чувствуя неловкость и желая вернуть тунику на место, но художник хрипло произнес:—?Не двигайся, прошу…Тимоти обреченно прикрыл глаза и застыл, остро ощущая свою наготу и полную беззащитность.—?А вот и я!Изящная рыжеволосая девица в такой же белой тунике, как у Тимоти, но подвязанной серебряным пояском, выпорхнула из ванной, подбежала к итальянцу и, легко поцеловав его в щеку, запрыгнула на кушетку, с интересом воззрившись на Тимоти.—?Доброе утро, солнышко! —?кокетливо улыбнулась она, когда юноша распахнул ресницы и чуть кивнул белокурой головой.Девица вытянула тонкую шею, бесстыдно заглядывая в прореху между шелковыми полосами, скользнула загоревшимся взглядом по лицу юноши и с восторгом посмотрела на итальянца.—?Святая Мария! Он просто прелесть, Габриэль! Сущий ангел! Где ты его нашел? Неужели в Садах?Россетти взъерошил волосы, выходя из оцепенения.—?Нет. Знакомься, Розалия, это Тимоти. Тимоти, это Розалия, наша ?Мария?.—?Очень приятно,?— тихо произнес юноша, невероятным усилием воли подавляя желание завернуться в шелковую ткань, словно в кокон, а лучше?— ринуться за ширму, натянуть свою простую, но надежную одежду и покинуть студию до того, как сгорит от стыда и смущения.—?Мне тоже,?— улыбнулась девушка и, подмигнув ему, поиграла юрким язычком между розовых пухлых губок.От такого откровенно непристойного заигрывания щеки Тимоти покрылись яркими пятнами. Он быстро отвел глаза, глубоко в душе начиная жалеть, что ввязался в эту авантюру.Данте, заметив манипуляции Розалии, сурово сдвинул брови и быстро подошел к кушетке.—?Спешу напомнить тебе,?— сдавленно прошипел он ей в лицо, одновременно придавая ее телу нужную позу,?— что ты?— Мария, Матерь Божья, поэтому соблаговоли вести себя пристойно, хоть какое-то время!..—?О, господи!.. Что я такого сделала?.. Ну, хорошо, хорошо,?— закивала девушка, недовольно сморщив носик?— художник довольно грубо схватил ее за руку, и тут же коварно улыбнулась, притягивая его к себе за рубаху. —?Он тебе нравится, Габриэль? —?спросила она шепотом и тихо рассмеялась. —?Не делай удивленное лицо, я все вижу. —?Данте поджал губы, сверля ее гневным взглядом. —?О-о, ты хочешь его… —?прошептала Розалия, приподняв тонкую бровь. —?Это так легко прочесть в твоих глазах. Не волнуйся, я не стану зариться на твою добычу… —?она легко оттолкнула его, расправила шелковые складки и страдальчески вздохнула.—?Великолепно. Я счастлив, что мы поняли друг друга… —?Данте солнечно улыбнулся, на всякий случай еще раз сжав ее руку.Она бросила на него обиженный взгляд, но тут же улыбнулась в ответ. Сердиться на Россетти было невозможно и попросту глупо, как глупо было бы сердиться на пчелу, перелетающую с одного цветка на другой. Он насладился ее нектаром и теперь жаждет испить новый. Розалия закусила пухлую губку и украдкой бросила взгляд на Тимоти. Юноша, очаровавший Габриэля, на ее опытный взгляд, без сомнений являлся воплощением самой невинности, и девушке стало очень любопытно, получится ли у бессовестного соблазнителя пригубить нектар этого невинного цветка.Все три часа, что они позировали, застыв словно изваяния, она больше не пыталась смутить Тимоти, добросовестно выполняя свою роль?— забившись в самый уголок кушетки, она ?испуганно? взирала на протянутую ей в подрагивающей руке лилию. А в коротких перерывах на отдых, скромно опустив глаза, подносила молодым людям освежающую лимонную воду.Как только муки творчества были завершены, Розалия быстро переоделась и, оставив на щеке Россетти мимолетный поцелуй, покинула студию, решив не мешать.Тимоти и глазом не успел моргнуть, как они с Данте остались наедине. Он уже собирался скрыться за ширмой, когда художник обратился к нему.—?Утомительное дело? —?с улыбкой поинтересовался Габриэль, протирая кисти.—?Что? —?не сразу сообразил Тимоти.—?Позирование,?— улыбнулся итальянец, откладывая кисти и неспешно подходя к нему.Юноша покачал головой.—?Нет.—?Наверное, тебе было очень скучно? Прости, но я не был расположен к разговорам, что очень странно, ведь обычно я очень болтлив.—?Ты работал,?— улыбнулся Тимоти и поспешно добавил:?— Нет, скучно мне не было. Я размышлял…—?О чем?—?Так… ни о чем особенном,?— неопределенно ответил юноша, понимая, насколько глупо звучит его ответ.Итальянец с понимающим видом кивнул, приблизившись к нему почти вплотную.—?Тимоти… —?тихо и медленно произнес он, словно пробуя на вкус каждый звук, и протянул руку. —?Какое все-таки замечательное у тебя имя. Такое… невинное. —?Он легко коснулся красивого подбородка юноши, нежно провел пальцами по его лицу, очерчивая высокие скулы и вздохнул. —?Ты весь?— воплощение невинности.От близости художника и его бархатного, обволакивающего голоса Тимоти затрясло. Не имея сил пошевелиться, он лишь обреченно опустил ресницы.Рука Данте на мгновение зарылась в белокурые волны волос на его затылке, скользнула по длинной напряженной шее, провела по плечу и, задев ворот легкой туники, потянула его, оголяя нежную бархатную кожу.Гладкие щеки юноши словно обожгло пламенем. Он облизнул губы и нервно выдохнул.—?Хм… ты дрожишь. Тебе холодно? —?поинтересовался Габриэль, едва заметно улыбаясь.—?Н-нет… —?Тимоти поднял на него испуганные глаза.—?Тогда отчего? —?мягко спросил Данте, ближе склоняясь к блестящим и голубым, словно небеса глазам. —?Ответь мне: что является причиной этой сладкой дрожи?—?Мистер Россетти, сэр… —?пролепетал юноша, хлопая ресницами и немного отступая.—?Мы же договорились, что ты не будешь обращаться ко мне на ?вы? и, уж тем более?— ?сэр?. В чем же дело? Что произошло?—?Не знаю… —?ответил Тимоти и тяжело сглотнул?— губы художника были совсем близко. Он чувствовал обжигающе горячее дыхание и не понимал, что с ним самим происходит. Внезапно он ощутил безумное желание прижаться к этим ярким чувственным губам своими и целовать, целовать…—?Прости, Габриэль…—?Назови еще раз мое имя…—?Габриэль… —?послушно прошептал юноша, не зная, куда деть свои руки?— то ли поправить съехавшую с плеча тунику, то ли запустить дрожащие пальцы в свою золотую шевелюру. Данте откровенно смущал его. Смущал и притягивал.—?Ты словно приоткрывшийся бутон, едва явивший миру цвет нежных лепестков,?— бархатным полушепотом произнес художник.Испачканная краской рука накрыла дрожащие пальцы, нервно теребящие тонкую ткань.—?Мистер Россетти… Габриэль…—?О, мой бог… —?Данте зажмурился и покачал головой,?— твой голос… Я, наверное, кажусь тебе слишком наглым? —?вздохнул обольститель. —?Но поверь, я совсем не такой. Я умею ценить красоту и непорочность. Это такое редкое сочетание и такое… искушающее.Юноша вздрогнул.—?Искушающее?..—?Да.—?Значит, сплетни о тебе?— правда?—?Какие именно сплетни?—?О том, что тебе нравятся не только женщины…—?Правда,?— улыбнувшись, тихо ответил итальянец и потянул за шелковую завязку.Туника с тихим шорохом скользнула к стройным ногам. Габриэль взял руки юноши и развел в стороны, залюбовавшись молодым упругим телом.—?Совершенство,?— прошептал он, ощутив, как желание тугим горячим узлом завязывается внизу живота, мешая здраво мыслить.Впрочем, определение ?здравомыслящий? к нему никогда не относилось. Он всегда шел на поводу своих инстинктов и желаний. Грубо, напролом, беря обаянием, красивыми пустыми словами и страстным напором.Но, взглянув в испуганные голубые глаза, он вдруг осознал, что с этим златокудрым мальчиком он не сможет так поступить.—?Я пугаю тебя?Опустив глаза, Тимоти не ответил, но явная дрожь, сотрясающая стройное тело и плотно сомкнутые губы сказали Габриэлю все за него.—?Прости. —?Он выпустил его руки и отступил. —?Прости, я не должен был…Данте запустил пальцы в черную шевелюру и прошелся по комнате, нервно кусая губы и бросая виноватые взгляды на застывшего юношу.—?Тимоти… —?нерешительно позвал художник.Тимоти вздрогнул, подхватил с пола тунику и, метнув на итальянца затравленный взгляд, быстро скрылся за ширмой. Так же быстро одевшись и не проронив ни слова, он покинул студию.ПРИМЕЧАНИЯ*Лишь здесь любви творится волшебство: пока, противясь действию его, бегут часы, сбиваясь в тёмный ком, часы любви в пространстве огневом поют, и всё лучится оттого… —?Данте Габриэль Россетти, строки из сонета XVI День любви (из цикла сонетов ?Дом жизни?)