Как мне милы цветы (1/1)

Если б в мире земномвовсе не было вишен цветущих,то, быть может, и впрямьпо весне, как всегда, спокойно,безмятежно осталось бы сердце…(Аривара-но Нарихира) В начале апреля в парках Токио распускаются первые цветы сакуры, что осыплются спустя несколько дней: символ быстротечности и бренности человеческой жизни, женской молодости и красоты. Символизирующие все мимолетное и прекрасное, бледно-розовые бутоны раскрывают свои лепестки, наполняя воздух ни с чем не сравнимым ароматом весны, знакомым каждому школьнику и студенту до боли?— сладкий аромат начала учебного года витал повсюду, навевая романтическое настроение каждому выходящему на улицу. Для многих это было началом прекрасной и любовной поры, о которой грезил каждый школьник, и не каждый студент?— все же, у студентов времени на романтические бредни было куда меньше, чем у учеников школ. В эту сладкую, наполненную ароматом вишневых цветов пору не было ни одного человека, кто бы ни поддался любовным чарам середины весны: розовые лепестки влетали в окна домов, изящно планируя на подоконники и столы. Квартира же Орихары Изаи находилась слишком высоко, чтобы его достигал аромат цветущей сакуры, поэтому всеобщему романтическому настроению он поддавался даже меньше, чем можно было себе представить, глядя на его красивое лицо.

Орихару не интересовал наступающий сезон цветения: в цветах он был заинтересован ровно в той же мере, сколько в камне, лежащем у дороги. Сакура цветет красиво, да увядает быстро?— такая невечная и печальная. Действительно, достойный символ быстротечности и бренности человеческого бытия, такого же недолговечного, как цветение сакуры весной.

Возвышаясь над высаженными по обочине дороги деревьями на несколько десятков метров, брюнет смотрел в окно с растянувшимися в мягкой, задумчивой полуулыбке тонкими губами: там, внизу, под океаном шелестящих ветвей, с нанизанными на них, будто розовый жемчуг, полураскрытыми бутонами, пробегают вместе с часовыми стрелками, мерно отсчитывающими секунды, человеческие жизни. Чья-то продлится еще долгие годы, а кто-то покинет этот мир уже сегодня в результате несчастного случая, или злого рока. Жизнь Изаи тоже была подвержена этому неумолимому течению безжалостного времени: люди рождаются, взрослеют, а после стремительно стареют, умирают,?— это обычно, и так было всегда и будет во веки веков, как нерушимая аксиома человеческого существования. Свежий воздух проникал в комнату через окно, в преломленных оконным стеклом лучах утреннего солнца плясали полупрозрачные пылинки, оседая на разбросанные по столу, прикрывая шахматную доску, разложенные игральные карты и расставленные шахматные фигуры, фигурки сёги и камешки реверси, фотографии и бумаги, испещренные пропечатанными черными чернилами принтера иероглифами. Изая взял одну из фотографий и повертел, улыбаясь, в руках. Длинные, похожие на золотой водопад волосы, глаза цвета голубого льда, бледная кожа, отстраненное лицо?— девушка-полукровка, каким-то чудом уродившаяся с внешностью своей дорогой матери, была похожа на ангела, если бы только не этот взгляд?— такой холодный.

А она точно живой человек, как написано в бумагах? Пожалуй, выглядела девушка немного интересно. Стоило того, чтобы немного понаблюдать за ней прежде, чем решить, какую модель поведения с ней стоит избрать. Жизнь так скучна и коротка, что все время хочется её немного разнообразить. В последнее время в этом городе не происходило ничего особенного, а если ничего не происходит, разве это не значит, что стоит создать подходящую ситуацию? Это вполне в его силах, учитывая то, что вскоре занимательных личностей в таком веселом Икебукуро, где никогда не приходится скучать, станет почти вдвое больше? И не найдешь, что интереснее: полукровка-дочь криминального авторитета, приемные дети продажного политика, хакер, или мелкий бандит? Приплюсовав этих, новых людей, к уже проживающим в Икебукуро интересным личностям, какой же этот район ожидает взрыв? Изае остаётся лишь предвкушать и всячески содействовать грядущему веселью. ?— Окно закрыть не судьба? Дует же, —?Намиэ неприязненно хмыкнула, захлопнула окно и задернула шторы.

Изая, отложив фотографию, притворно-обиженно надулся на манер ребенка: —?Я наслаждаюсь чистым весенним воздухом. Намиэ-сан, ты прогуляться не хочешь? ?— Лучше сам сходи и прогуляйся, а то так сидишь и чахнешь над своими фотографиями, — женщина обошла стол, косясь на разбросанные бумаги: какой же он беспорядок устраивает всякий раз, когда находит для себя ?нечто интересное?. Эта помойка, в которую превращается стол, ужасно раздражала. —?К сожалению, я уже запланировал дату своей будущей прогулки, —?Орихара взял скрепленные скобой бумаги и бегло пролистал, ознакамливаясь с написанным. ?— ?Запланировал?? —?Намиэ в ответ лишь закатила глаза: про его планы спрашивать бесполезно, потому что он все равно не объяснит нормально. Да и неинтересно ей, какой очередной безумной идеей загорелся Изая, главное, чтобы её и её брата это не касалось. Женщину действительно не особо волновали планы и идеи Изаи: пусть хоть Армагеддон устроит, но если ее брат в конце останется нетронутым, живым и здоровым, то черт с ним. В конце концов, она живёт ради счастья Сейджи и заботит её только его благополучие, пошёл Орихара к черту со своими социальными экспериментами, пусть только Сейджи в это не вовлекает. — Братец, открывай дверь, деньги на стол! — настойчивый стук в дверь. Изая усмехнулся, поднялся с дивана и, лениво потягиваясь, направиля на кухню: — Намиэ-сан, открой дверь, выбьют же. — Иду я, — Намиэ устало вздохнула, направляясь в сторону двери — она прекрасно знала, что эти неугомонные сёстры Изаи могут выбить дверь — от них можно было ожидать всего самого плохого, что приходило в голову, и чем старше они становились, тем больше было в их головах дури. — Давай, уже начало месяца, нам нужны деньги! — Майру влетела в квартиру первой. Она вертела головой, разыскивая брата, забежала сначала в гостиную, и, не обнаружив его там, остановилась у чайного столика, где всё еще царил беспорядок, и склонилась над фотографиями: — Опять какие-то бумажки... А блондиночка миленькая, даже в моем вкусе.

Намиэ закатила глаза: будто без этого обойтись никак нельзя было. Курури подошла к столу с другой стороны, тоже склонившись над фотографиями и папками, девушки заняли диван и принялись перебирать фото, шушукаясь между собой. Изая, остановившись с чашкой чая в руках у дверного косяка, улыбнулся с неким умилением, если подобное слово вообще можно было применить к этому человеку, молча наблюдая: за своими сестрами ему наблюдать было едва ли не интереснее, чем за всеми остальными людьми. — Ты решил найти себе пассию,или опять что-то злобное замышляешь? — Вы только взгляните в это лицо порядочного гражданина, — с выражением, полным наигранной невинности, ответил мужчина на такой логичный, в данной ситуации, вопрос. — Разве я могу что-то замышлять?

— Мы своего ?дорогого? старшего брата знаем уже целых шестнадцать лет, — Майру с гордым видом поправила очки,соскользнувшие на кончик носа. — Если всё таки заведешь себе женщину...

— Или мужчину, — добавила Курури чуть тише сестры, не поднимая головы.

Младшая из близнецов кивнула: — Или мужчину. Не трать на них больше, чем даешь нам. А если будешь тратить, то мы узнаём и тебе не поздоровится.

— Ну как я могу расстроить своих драгоценных сестер, — старший Орихара, продолжая улыбаться, сделал глоток уже начинающего остывать чая.

Намиэ, устав слушать их семейные беседы, спешно удалилась куда подальше, иначе кто знает, как долго она ещё выдержит троих Орихар в поле своего зрения, ее нервная система подобной стойкостью не располагала. Лучше все же переждать, когда концентрация источников раздражения на квадратный метр уменьшиться до количества одной штуки.

— Ну, так что ты задумал? — стоило Ягири уйти, как две пары глаз обратились к невозмутимо потягивающему чай Изае. — Мы вообще-то за деньгами пришли, если наш дорогой старший брат вдруг не забыл.

— Как грустно, когда родные сестры считают тебя кошельком, — ещё один фальшивый вздох, медленные шаги к письменному столу, шуршание выдвижного ящика, и вот в руках старшего брата красуется белоснежный конверт, со скоростью звука исчезнувший в сумке у Майру — разделят они деньги после, между собой, довольно пересчитывая и прикидывая, на что в этом месяце их можно потратить.

— Ну же, не расстраивайся. Хочешь, мы тебя обнимем? Только тогда ещё денег нужно будет сверху накинуть, — сёстры похлопали ладошками по дивану между ними.

Мужчина прыснул, усаживась на предложенное место: тысячей иен больше, тысячей меньше, а когда младшие сестрички ещё раз добровольно захотят его осчастливить подобным образом, никто не знает.

— А теперь расскажешь, что задумал?

Майру пристроилась по правую руку от брата, Курури — по левую. Не то, чтобы они очень интересовались его планами, наверняка это будет какая-то очередная сложная многоходовка, следить за которой муторно и скучно, но по крайней мере, близняшки могут узнать, зачем брату фотографии неизвестных. Возможно, они будут пешками в его очередной сложной игре, кто знает, игры их старшего брата всегда были вне понимания обычных людей. — Вы читали сказку про двух кузнецов? — взгляд Изаи был направлен куда-то в окно, задумчивый и отстраненный. — Про каких ?кузнецов?? — Курури склонила голову на бок, Майру же недовольно нахмурилась: — Мы же не маленькие, чтобы слушать сказки. — А ведь эта сказка очень даже забавная, — возразил девушкам старший брат: — Чистейший авторский вымысел, настолько нелепый, что можно только посмеяться. Один из героев этой сказки умер в четырнадцатом веке, а второй жил в шестнадцатом, ну не забавно ли, свести их вот так в одной истории? — Значит, эта история никакая не сказка, — хмыкнула Майру, теребя пальцами косичку. — Там же настоящие люди. — Люди настоящие, а вот история — вымышленная. В этот день старший брат поведал близняшкам занимательную историю — повествование о двух мечах и мастерах, выковавших их. О мече остром настолько, что разрезал одним прикосновением плывущие в реке листья, и втором — не коснувшемся ни одного листка в бурном потоке. Для двух девушек история крайне скучная — и с чего их брат вдруг заинтересовался старыми, никому не нужными притчами? Какой вообще смысл был в этой истории — ну резал один, а другой нет, им то какое дело. Как подобное могло заинтересовать Изаю, учитывая его характер? — Видящий спор оружейников монах рассудил, что меч, который не режет, намного лучше, чем тот, что разрубал всё вокруг, — подвёл итог мужчина своему рассказу: — а всё потому, что первый клинок жаждет крови, а второй щадит всё живое. — Да, да, поняли уже, — Майру нетерпеливо махнула рукой — сколько уже можно это слушать? — Ну, и зачем ты нам это все рассказал? Заинтересовался старыми сказками? — Кто знает, — взгляд Изаи сместился от окна на фотографию блондинки, все еще покоящуюся на его столе: — возможно, в этой сказке есть доля правды? И скоро мы сможем убедиться в этом?

Больше, погруженный в свои мысли, он не сказал ничего. Майру и Курури понятия не имели о чем он думает: о людях с фотографий, о старой сказке, о мистических мечах? Девушки чувствовали легкое разочарование: как всегда, их брат ловко уклонился от ответа, рассказав замысловатую историю и лишь утомив. Теперь пытаться вытянуть что-либо из него было бессмысленно — все равно они скорее всего опять не поймут, к чему Изая ведёт. Вскоре сестры покинули квартиру старшего брата, оставив его в тишине предаться своему прежнему занятию: Изая вновь взялся за фотографии и бумаги, пересматривая их с прежней заинтересованностью.

Мужчина отодвинул всё лишнее в сторону, укладывая рядом два фото: всё то же, голубоглазой блондинки, и еще одно — рыжеволосой молодой женщины европейской наружности, одетой в полицейскую форму. Пока у Орихары были лишь догадки, все прояснит личная встреча, но сейчас... Меч, несущий смерть, и меч, несущий жизнь — как же забавно то, что их предположительные владельцы этой весной попали именно в его обожаемый Икебукуро. Намечается нечто совершенно веселое. Медленно, лениво в нескольких метрах вниз от окна квартиры Орихары плыли по воздуху лепестки едва распустившейся сакуры: белоснежные, бледно розовые и багровые, слово окропленные свежей кровью. Как мне милы цветывешних вишен, что уж опадают,не успев расцвести!Никого в нашем бренном миретот же скорбный конец не минует…(Неизвестный автор)