0001 (1/1)

- Один?Рваный, неясный рисунок реальности пробивает насквозь, навылет. Будто пуля или зажженный бенгальский огонь, его простреливает, оставляя рваные края, дразнящий женский запах. Запахи, запахи, запахи. Их кругом так много, что я теряюсь, пытаясь определить, который из них скорее является составной частью того, главного. Уверен, так возмутительно ясно его чувствую только я - никто не морщится от отвращения. Никто не принюхивается удивленно и очарованно. Никто не чихает и не заматывается шарфом, никто вообще не реагирует на источник запаха. Все стоят, каждый в чем-то своем, окутанные облаком собственных мыслей и запахов. Только я с моим проклятым нюхом различаю его столь остро и явственно, что могу даже, наверное, определить, какая именно часть тела надушена. Я невольно опускаю глаза, тут же утыкаясь во встречный взгляд. Девушка очень красивая. Это же девушка? Не важно. От нее тянется эта волшебная вуаль, у нее такое по-детски чистое и прямое лицо, оно очерчено так ясно и аккуратно, что кажется, будто это старый рекламный плакат фильма с нарисованным, а не распечатанным портретом главной героини.Я смущенно отвожу взгляд, и вдруг осознаю, что последние две с половиной секунды водитель терпеливо, выжидающе смотрит мне прямо в глаза. Я киваю ему, совсем растерявшись, и он дает мне сдачу, раздраженно хмурясь. Мне совсем не хочется выходить ровно до этого самого мига. Но ощутив на себе этот неуютный взгляд, почувствовав, наконец, в мыслях удельный вес этого единственного сказанного слова, я перестаю обращать внимание на волны удушливого головокружения. Мне больше не важно, смотрит ли еще на меня та девушка. Я больше не ограничен волшебным кругом из зеленого чая, мускуса, чего-то сладковатого и немного хвои. Мне нужно выйти отсюда как можно скорее. Мне жизненно необходимо убраться отсюда немедленно. Я будто бы убеждаю себя, со страхом преодолевая последние ступеньки. Все это время кажется, что не успею и маршрутное такси начнет двигаться, все начнет двигаться, поплывет, и закроются разом все двери, а я так и не успею выбраться и буду заживо похоронен в сети дорог и запахов. Один.Сейчас, когда я зачем-то все еще торопливой рысцой отбегаю от остановки, это слово опять напоминает мне о себе. Один? Нет, в самом деле, я один? Если вдруг - я начинаю фантазировать, и снова этот невиданный чертеж, подхватывая линию реальности, разворачивается во что-то новое и совсем уж несбыточное в моей голове. Если вдруг я встречу случайно красивую девушку и между нами... Я тут же морщусь и усердно мотаю головой этой мысли о "какой-то" девушке. Не просто девушку. Если вдруг я встречу случайно ту, именно ту девушку с тем неземным запахом, а она спросит меня, что я ей скажу? Один? Имею ли я право считать себя одиноким? Я долго собираюсь, и все-таки не успеваю задуматься об этом, ныряя в теплое помещение и тут же налетая на стайку людей в очереди. В этом книжном все так же, как и раньше, только запах существенно испортился. Я закрываю глаза и, чуть помедлив, открываю их снова - и лишь теперь замечаю разительные перемены вокруг. Не то. Все уже совсем не то и не так. Но эти перемены не пугают так, как все-таки присутствие некой константы: он ведь остался так же далеко. Когда я был ребенком, мы с родителями ездили только в этот книжный, хоть он и был очень далеко от дома, потому что он был единственным самым лучшим и в нем всегда так замечательно пахло свежей типографской краской и бумагой. Сейчас дом моих родителей очень далеко от того места, где я живу. Но в это же время то место так же далеко от книжного, как и от дома моих родителей и как дом моих родителей от книжного, даже еще дальше. Но ведь - я задумываюсь, когда мои ноги начинают чуть-чуть покалывать в самых кончиках пальцев и немного в икрах от усталости, пока я поднимаюсь на второй этаж - ведь бывает же еще дальше? Мне кажется, если придется переехать еще раз, я обязательно попаду в место, одинаково далекое теперь уже от всех трех этих пунктов. Они говорят - в Европу или еще дальше, только я все никак не могу себе это представить. Вот я собираю вещи. Вот я - некоторые моменты неизбежно ускользают, но какие-то еще успевают оставить оттиск в воображении - с разбегу запрыгиваю в автобус, следующий по чересчур четкому для меня расписанию, и слышу вопрос на иностранном языке, и водитель отправляет мои деньги внутрь маленького автомата и, нажав нужную кнопку, распечатывает мне билет. И улицы за окном по вечерам пахнут каштанами еще сильнее, и каждое кафе распускает аромат целой пекарни, и я ставлю велосипед в гараж и нажимаю тихий мелодичный звонок у двери. Это я еще могу себе представить. Я был там. Я знаю. Но как дальше? Не получается.

Я с самого детства всегда любил представлять себе, как пройдет следующий день. Какой у него будет цвет и вкус, и запах, и что интересного произойдет, и с кем я буду разговаривать и что мы друг другу скажем. Образы всегда были такими яркими и настоящими, что я могу воспроизвести их даже сейчас. Вот я – леплю снеговика, и снег очень рыхлый и мокрый, самый последний, такой, что пальцы все еще сводит от давящей стужи, а в ногах покалывает и от каждого шага из ботинок раздается негромкий всхлип талой воды. Я иду и стараюсь наступать на пятки еще тяжелее, заинтересованный этим ощущением. В конце концов я начинаю прыгать, прислушиваясь – не хлюпает ли и теперь в ботинках? Но меня сбивает, отвлекает внезапная трель, и в голове проносится «птицы-весна-лужи-корабли-лето», и я, не помня себя, стремглав несусь куда-то на тихий неожиданный перезвон птичьей трели. И я пытаюсь представить себе – вот сейчас, когда снега еще нет и в помине – а как было бы, если бы мы с тобой все-таки встретились? Если бы вдруг оказались вместе в одной квартире?У меня бывали и такие минуты, когда то, что я воображал, выглядело слишком уж ненастоящим и неправдоподобным. А бывало, что я попросту не мог вообразить. Тогда на следующий день того, о чем я так мечтал, непременно не случалось, и я так и не мог полностью ощутить – каково это? каково бы было это? И теперь, когда я уже забыл это ощущение и этот страх, страх того, что что-то может не сбыться, я снова с опаской погружаюсь в него. Я сижу на полу, и в моих руках, как часто бывало прежде, шелестят мягкие и тонкие желтоватые страницы, но я не ощущаю книги, только её вес в своих руках, я и не хочу ощущать больше – ведь на самом деле сейчас я пытаюсь почувствовать совсем другое. Как? Коснешься ли ты моего плеча, скажешь ли что-то, будем ли мы оба молчать? Меня разбирает смущение и злость на самого себя, лишь только в мою голову взбредает эта мысль. Почему, ну в самом деле, почему я так много внимания уделяю чему-то подобному?

- Устал?Моей макушки касается холодная морозная ладонь, и я невольно вздрагиваю. Я только что прокрутил его в мыслях, это прикосновение, прочувствовал его, но все равно оно было не таким, не таким выжигающим и странным. Сколько рецепторов успели почувствовать тебя? Мне интересно, на сколько процентов я слишком сильно к тебе восприимчив? Я все еще не могу прийти в себя от благоговейного ужаса и оцепенения – ты? Это и в правду ты? Я так вымотался и устал, что мне кажется, будто это прикосновение – мираж, и, пока ты ерошишь мне волосы, я полусознательно поднимаю руку и касаюсь своей головы, случайно – случайно ли? – задев твою ладонь. Холодная и одновременно чуть-чуть теплая где-то изнутри. Настоящая. Я удивлен куда больше, чем если бы это был мираж. Я не могу оттянуть свою руку обратно, и на долгих три секунды замираю вот так в глупой позе, с приставленной к голове ладонью. Но ничего нового не происходит, и я осторожно, будто боясь разбить стеклянную витрину окружающей реальности, опускаю руку.Пока ты не уходишь на работу и я не ложусь спать, ничего не происходит. Ничего не происходит и дальше. Это редкий счастливый момент, когда я могу увидеть тебя здесь – я не перестаю думать об этом, и пока я сплю, мне снится, будто я бегаю по дому за тобой, но все появляются и появляются новые комнаты и двери, и я никак не могу поймать тебя. У дверей противный зеленоватый оттенок, и они скрипят так, что от одной я даже просыпаюсь ненадолго, а потом снова проваливаюсь уже до самого вечера. Это редкий счастливый момент. Мы живем в одной квартире уже достаточно долго, уже достаточно долго учимся в одном вузе и еще дольше друг друга знаем. Но это не решает проблемы. Когда я прихожу с работы, я чаще всего не успеваю зайти домойи сразу иду в университет, даже не переодевшись. После него, когда я прихожу и ложусь спать, ты идешь на работу. А когда ты возвращаешься, настает мой черед уходить. Между нами – только общая дверь и пара одинаковых ключей с разными брелками, и ни одного общего звонка, ни одного общего сообщения, ни одного общего ужина. Раздельное питание даже по выходным. Твоя мама как-то готовила только это «раздельное питание», ужасная гадость. И я думаю – может быть, это такая зона роуминга на двоих? Живут ведь как-то люди, а между ними часовые пояса. Может быть, между нами тоже часовые пояса? Но часы на стенке молчат, только тихонько тикают, они ни при чем. Часами не измерять, ведь между нами уже давно световые годы. И я думаю, закрывая пустую темную квартиру на ключ, квартиру, в которой осталась еще теплая после меня постель, в которую через полчаса ляжешь ты – может быть, люди ошиблись в расчетах и насчитали неправильное название? Может, они просто не знали, что когда-то придется придумать название Световым поясам, протянувшимся между нами? Между нами ведь уже давно совсем не годы.