Глава одиннадцатая. Память вернулась. (1/2)

— Эстер!

Вспышка света, выедающая глаза, стала чем то настолько привычным, что смотреть на неё больше не составляло труда. Его голос был большим чёрным пятном - скверной - на фоне всего теплого и родного.

Тело прекрасно помнило все прикосновения, но каждое новое отдавалось ужасной болью и дискомфортом. Так, словно тело пыталось вернуть память и боль от случившегося тактильно, раз уж потерянная память не спешила обрадовать всех своим появлением.

— Смотри, что у меня для тебя есть, — его шёпот стал чем то свящённым. Блаженным. Тёплым. Родным.

Это было спасение.

Домик, сделанный им слишком криво, и, на первый взгляд, вовсе неаккуратно, вызвал целый шквал эмоций, от которых с губ должен был сорваться первый всхлип. Домик в его руках был светом, которым Хиггс так сильно хотел поделиться.

— Я сам его сделал, — признаётся мужчина, когда девушка, принимая подарок в руки, ставит его на столик рядом и прыгает к нему, обвивая шею холодными руками.

Так наивно и по-детски, что от одного воспоминания о содеянном внутри все разрывается и кричит от боли и стыда, накатывающего волнами. Хиггс бы вырезал болезненный орган, если бы мог при этом остаться живым, но посчитал нужным просто избавиться от большинства его функций кроме одной - биться и гонять кровь.

Руки как то самостоятельно подхватывают ее за поясницу, прижимая к себе. Хиггс опускается ниже, укладывая подбородок на ее плечо, пока слышит тихие всхлипы позади. Этого ему кажется мало, - он утыкается носом в ее макушку, как-то блаженно прикрывая глаза, когда вдыхает аромат ее волос.

Секунда, - и он буквально растворяется в фиалках, жасмине и терпкой оливе, которой так сладко тянет от его Синицы. Он теряет самообладание ровно на миг, когда чувствует шеей падение ее холодных слез, и тут же мягко отстраняется, пытаясь всмотреться в женское лицо.

— Ну же, синица, — шёпотом зовёт мужчина, пока его подушечки больших пальцев мягко проходятся по ее коже лица, стирая слёзы и останавливаются у скул.

Она прикрывает глаза даже слишком нежно, укладывая голову в одну из его рук подобно котёнку и судорожно выдыхает.

Единственное, в чем тогда готов был поклясться Хиггс — он не имел никакого права потерять ее. Пусть это и звучало излишне эгоистично, но без синицы не было бы и Монагана. По крайней мере, так было в тот самый момент.

Все менялось завесой скандалов, ссор и противоречий, открывая глаза на реальность.

Хиггс опустился с ее телом на руках на колени, чуть ли не проваливаясь ногами сквозь песок Берега. Здесь было достаточно холодно, вот-вот собирался дождь, а Монаган никак не жалел, что закутал Мерфи в свой плащ.

Сам же оставшись без него, Хиггс скинул и одну из масок.

Свободной рукой он слегка приподнял капюшон плаща, надетого на Эстер, чтобы увидеть ее лицо. Оно было таким спокойным, безмятежным.

?Как у мертвеца? — пронеслось в голове Хиггса. Он судорожно выдохнул.

Прошёлся тыльной стороной указательного и среднего по ее щеке, стирая капельки крови, и убрал непослушные пряди темных волос за ушко. Затем, мягко коснулся ее брови, опускаясь к глазам, и убрал руку.

Нужно было убираться отсюда, но как скоро получится... дело другое.

В нем кипела злость: не то, чтобы и до этого Хиггс отлично относился к Бриджесу, но теперь, после того, что они сделали, он был готов уничтожить всю эту чёртову компанию. Теперь ему казалось, что вся эта ситуация — прибытие Семары, живая Эстер и куча других проблем — затеяли игры разума, которые он стремительно проиграл, сам того не понимая. Наверное, если бы у Монагана была возможность довести своё дело до конца, избавившись от всего остального, он взял бы с собой только Эстер. Только ее.

— Пойдём домой, синица, — шепчет он все также спокойно, обхватывая ее тельце чуть сильнее, и исчезая с Берега, клянётся себе похоронить воспоминания о том, что случилось.

***В лагере тихо. Он не сводит взгляда с террориста, якобы обладающего медицинскими знаниями: Хиггс доверяет ему, но тщательно следит за состоянием Эстер, оперевшись о стенку лазарета, и скрещивая руки на груди. Он снова в маске, но без плаща: наверняка проснувшейся Мерфи будет холодно.

Переодевать ее он не решился. Хиггс прекрасно знал, чем это закончится, если она узнаёт. И сейчас ему, признаться, все больше начинало казаться, что все по-прежнему: Эстер снова на его стороне, и вместе они доведут это дело до конца.

— Скоро должна прийти в себя. Не трогай ее лишний раз, и все на этом. Структура крови очень сильно изменилась. Это как... знаешь, чем опасны детеныши ядовитых змей? — задаёт весьма интересный вопрос террорист Хиггсу, вытирая руки и неохотно влезая в перчатки, — Они не контролируют количество яда, который производит. Скорее всего, она не смогла взять под контроль ДУМ. Уровень прилично вырос, уж не знаю, что нахимичили в Бриджесе, но если она не научится управлять этим, то это ее убьёт. Я надеюсь, ты знаешь, что нужно делать.

Хиггс молча кивает. Дожидается, пока террорист покинет лазарет, оставшись один на один с Эстер. Он опускается на стул рядом, бросая на столик документы об исследованиях. Все это кажется нереальным, и Монаган хорошо сдерживает себя, лишь бы не проверить Эстер на реальность легким прикосновением.

— Мне хочется знать, что ты все помнишь, — выдаёт он устало, оперевшись локтями на собственные колени и погрузив голову на ладони, делает тяжелый выдох, — Или хотя бы вспомнишь в будущем, потому что я так.. я так не могу больше.

Хиггс не мог признать, что и правда сломался, но вся эта тоска по ее прикосновениям, голосу и запаху прилично выматывала его и вынуждала делать порой совершенно безумные вещи. И если раньше он как то пытался избавиться от этих чувств и ощущений, то теперь все пустил плыть по течению: даже несмотря на то, что его чувства к Мерфи были весьма противоречивыми.

— Караван звёзд, Эстер, — шепчет он, ненадолго проваливаясь в свои собственные воспоминания, — На небе после Выхода Смерти почти нет звёзд, их не видно из-за постоянных завсегдатаев туч. Они накрывают холодное небо своим тёплым покрывалом, — на лице проступила болезненная улыбка. Хиггс вспомнил, как Эстер удалось успокоить его этой сказкой. Сейчас он ругал себя мысленно за то, что вообще поддался ей, — И когда небо скучает по звёздам, то громко громко плачет, и именно поэтому теперь так часто идёт дождь. Помнишь, как мне удалось выкроить безоблачную ночь и показать тебе звёзды?

Хиггс почувствовал, как где-то под рёбрами больно кольнуло.

— Я загадывал желание вовсе не для того, чтобы ты сейчас умерла. Больше я такого не допущу. Звёзды не должны умирать, синица, — шепчет он, наконец поднявшись с места, и спешно удаляется с лазарета, оставляя девушку одну.

***Она пробуждается только спустя пару суток. С ужасной болью во всем теле и непонятными символами на ещё недавно залитым золотом запястье. Этот точно не принадлежал Хиггсу - ощущения совсем другие.Эстер поднялась, принимая положение сидя. Затем, накинула чужой плащ на свои плечи. Удивительно, что внешне он не казался таким тёплым, но в итоге складывалось ощущение, что Монаган снял его несколько секунд назад.

Эстер спряталась в нем как в одеяле, поднимаясь. Голова почти не кружилась, но жутко хотелось пить. Девушка осмотрелась, в итоге не замечая ничего дельного, и оперевшись о стенку лазарета, стремительными шагами последовала к выходу.Там, за тканью, служившей дверью, жила суета. И Эстер в неё погрузилась, высовываясь из палатки лазарета, тут же пряча руки в тёплый плащ. Свет не бил по глазам, так что можно было с лёгкостью определить причину суеты.

Все куда-то собирались. Грузы на спинах, свернутые палатки и оружие в руках. Хиггс встретил Мерфи очередным прыжком, появившись за ее спиной, заставляя вздрогнуть и отшатнуться в сторону.

— Уже в себя пришла, — констатировал он, не давая девушке ни секунды на отдых, — Прекрасно. Оденешься в лазарете, и выступаем. Нам предстоит путь к горам. Разобьём лагерь там. — Что? — только и выдаёт не успевающая за Хиггсом Эстер, вскидывая одну бровь, — Я никуда не пойду.

Она делает несколько шагов назад.

— С чего бы? — в его голосе уже начинают чувствоваться нотки раздражения, — Ты - часть нашей команды.