Часть 8 (1/1)

Когда я оглядываюсь на свою жизнь,То ощущаю только стыд.Я всегда был тем, кого винят люди.Pet Shop Boys, ?It`s a Sin?Единственное, что остаётся Фрицу в сложившейся ситуации – внимательно проанализировать имеющиеся сведения и приложить все возможные усилия для того, чтобы найти крысу. В противном же случае – прости-прощай, директорское кресло. Или даже что похуже. В конце концов, что стоит Гатто стукнуть полиции и засадить его за решётку, благо подобные эксцессы в истории синдиката уже случались?Однако даже весь тот страх, что внушает Теофилу вероятность заключения, не может побороть вновь навалившуюся на него подобно тяжёлой смирительной рубашке апатию. Фриц барахтается в ней, как в липком болоте, и в голове его тонко и тревожно звенит ?Надо делать, надо что-то делать!?. Но он просто едет домой, падает на диван, не снимая пиджака, и утыкается неподвижным взглядом в потолок. Можно подумать, что ты подобным образом в одиночной камере не насидишься.Внутри него отчаянно борются аргументы за и против вины Шафранека. ?За? кричит очень громко – на это указывает буквально всё, однако игнорировать шёпот ?против? не получается: проработав бок о бок с секретарём без малого шесть лет, Фриц не может поверить, что за столь долгий срок не разглядел в нём потенциального предателя. Неужели интуиция может так смертельно обманывать? Или он ошибался и во всём остальном? Что, если вся его жизнь – просто большая ошибка?..Так, ну вот это уже совсем перебор. Точно упрямое животное, Теофил поднимает самого себя с дивана и ведёт на кухню. Там он, морщась от отвращения к любимому напитку, почти насильно вливает в себя один за другим три стакана виски – к чёрту здоровый образ жизни, к чёрту всё. Об этом он подумает, когда этот ад кончится, а если не кончится – что ж, тогда и вовсе нет смысла уделять ему внимания. Чувствуя, как кровь по венам начинает бежать быстрее, Фриц вновь вызывает отпущенного было шофёра и связывается с отделом кадров. Пока сонный сотрудник разыскивает домашний адрес Шафранека, Теофил слоняется по комнатам, изо всех сил избегая глядеть в попадающиеся на пути зеркала – он более чем уверен, что зрелище не придётся ему по вкусу.Вскоре выясняется, что секретарь обитает не так далеко – в одном из соседних спальных районов, сплошь застроенных серыми коробками блочных пятиэтажек. Шофер, вытянутый из тёплой постели и, судя по всему, из объятий любимой женщины, гонит машину, желая как можно скорее вернуться обратно, отчего ночной пейзаж за стеклом сливается в однородное чёрно-серое полотно с редкими проблесками огоньков, фонарей и горящих окон. В другой раз это смотрелось бы почти красиво, но при данных обстоятельствах картина не вызывает в душе Фрица совершенно никаких эмоций. Он медленно моргает, думая о том, что скажет секретарю. Нужно во что бы то ни стало заставить его признаться в содеянном. А если это всё же не он? Теофил досадливо морщится. Дожили, уже собственный внутренний голос взывает к его отсутствующей совести…Скучный невыразительный дом, третий этаж, обшарпанная дверь, покрытая коричневым дерматином. Фриц готов встретиться с обывательством и мещанством, но они всё же наносят ему коварный удар этой самой дверью, и он на некоторое время зависает на лестничной клетке, против воли погружаясь в детские воспоминания. Фрицы ведь тоже когда-то давно жили в квартире за подобной дверью, и Теофил, закрыв глаза, мог бы с легкостью воскресить в памяти ощущение сплошь покрытого царапинами дерматина под своей лапой, несмотря на то, что было это…В прошлой жизни это было, вот что. Ностальгия – явно не лучшее чувство, с которым следует требовать объяснений у подчинённых, так что Теофил резко одёргивает себя и громко колотит в дверь, заметив, что звонок благополучно отсутствует. Он успевает задуматься о том, что будет делать в том случае, если Шафранека дома нет, но приглушённый звон ключей и царапанье их в замочной скважине раздаётся раньше, чем вопрос успевает сформулироваться до конца.Единственный взгляд на нежданного визитёра – и Шафранек, покачнувшись, отступает назад. Связка ключей в его лапе издаёт единственный грустный звяк. – М… мистер Теофил, – выталкивает наконец секретарь.Фриц хмурится и, не дожидаясь приглашения, входит в квартиру подчинённого, громко захлопывая дверь за своей спиной. От этого грохота Шафранек болезненно морщится и быстро косится куда-то себе за спину. Выглядит он при этом так, будто жена пришла к нему в тот момент, когда на их супружеском ложе уже успела расположиться любовница.

Не размениваясь на приветствия, Фриц рубит сплеча:– Это ты слил Гатто фальшивые документы? Ты работаешь на Хеспеса?Секретарь молча таращится на него круглыми не то от страха, не то от удивления глазищами, и машинально перебирает в ладони ключи. Подобная реакция Фрица не устраивает категорически – ему нужно получить признание, ответ, да хоть что-нибудь, – он делает резкий шаг вперёд и, сграбастав Шафранека за грудки железной лапой, слегка приподнимает его над полом.– Я спрашиваю, это ты у меня за спиной крысятничаешь? – рычит Теофил.Шафранек, хоть и выглядит жертвой многолетней голодовки, весит прилично, так что держать его в подвешенном положении стоит Фрицу значительного напряжения мышц руки. Но в то же самое время секретарь не производит впечатления живого кота: с тем же успехом Теофил мог поднимать с пола мешок с песком. Крохотная часть сознания, отвечающая обычно за беспристрастное наблюдение, замечает, что это не нормальная реакция – попробовал бы ты подобным образом схватить Ирис, мгновенно бы обзавёлся десятком новых царапин на морде и определённо лишился бы слуха, ибо она точно не стала бы молчать. Фрица напрягает эта странная связь танцовщицы Гатто и его секретаря – почему-то в последнее время они с завидным постоянством всплывают в голове Теофила исключительно в связке друг с другом, – и встряхивает палевого кота, отчего голова последнего безжизненно дёргается в сторону. Глаза секретаря тусклые, как задымлённые стёкла, рот беспомощно приоткрыт: кукла в кошачий рост. Фриц хочет было повторить вопрос – немыслимо – в третий раз, однако вдруг откуда-то сбоку раздаётся полной злобы оглушительный крик, почти переходящий в ультразвук.Лапа Теофила конвульсивно дёргается и разжимается. Секретарь неловко приземляется на пол и, качнувшись, льнёт к стене – не специально, просто она оказалась совсем рядом. Фриц отмечает это краем глаза, занятый поисками источника поистине адского вопля, и едва не отступает назад, когда им оказывается крохотная – чуть выше его колена, белоснежная кошечка, которой едва можно дать лет пять-шесть. Она уже не кричит, но смотрит снизу вверх на Теофила с такой яростью во взгляде, что даже его, взрослого мужчину, невольно пробирает дрожь.Ребёнок стискивает пушистые кулачки и с угрозой шипит, глядя Фрицу в лицо:– А ну не смей обижать моего папу!– Папу?Теофил в замешательстве глядит на медленно приходящего в себя Шафранека, обнимающего стену, на девочку, снова на Шафранека. Помимо очевидного вопроса ?Каким образом его дочь могла обзавестись белым окрасом вопреки всем законам генетики??, перед ним встаёт не менее очевидное откровение ?У Шафранека есть дочь!?. Несмотря на то, что это вполне объяснимый результат его политики невмешательства в личные дела сотрудников, Фриц ощущает себя идиотом, которому сказали: ?Эй, парень, а земля-то круглая?.– Да, папу, – продолжает разъярённо шипеть кошечка, сошедшая с пасторали, где над пастухом и пастушкой в небе резвятся прелестные купидончики. – Не трогайте его, а не то я… не то я… не то я вас поколочу, вот что!И она с очевидным намерением бросается было на Фрица, но её рывок многоопытным жестом перехватывает оклемавшийся Шафранек.– Китти, детка, придержи коней. Папа сам во всём разберётся.– А вот и нет! – упрямствует та, змеёй извиваясь в кольце его лап. – Я видела, я всё видела! Если бы не я, он… он… – Она злобно зыркает на Фрица и внезапно разражается воплем. – Уходите! Слышите! Идите прочь!– Китти, Китти, – Шафранек делает жест, точно хочет и не может зажать дочери рот, и с долей вины и смущения искоса глядит на Теофила. – Простите, ради всего святого, я не знаю, что на неё нашло. Родная, успокойся, мистер Теофил мне ничего не сделает…– Верно, Китти, – неожиданно для себя откликается Фриц, на что отец с дочерью реагируют одинаковыми непонимающими взглядами. – Я ничего не сделаю твоему папе. Я просто хочу с ним поговорить.– Я вам не верю, – упрямится ребёнок, но притихает и перестаёт вырываться. – Это вы так специально говорите, чтобы меня обмануть.– Нет, Китти. – Оглянувшись вокруг себя, Фриц опускается на ближайший стул, недовольно скрипнувший под его весом, и в жесте капитуляции, относящемся, пожалуй, как к дочери, так и к отцу, демонстрирует пустые ладони. – Я больше не трону твоего папу, честное слово.Взгляд кошечки слегка проясняется, в то время как Шафранеков, напротив, становится в разы смурнее. Заметив, что это не укрылось от внимания Фрица, он нервно передёргивает плечами и, поставив дочь на пол, начинает усиленно коситься в пол. Китти оправляет на себе платье жестом, достойным великосветской леди, подходит к Фрицу. На её мордашке – ни капли страха, зато полным-полно здорового взрослого скептицизма.– Ла-адно, – тянет кошечка, складывая лапки на груди. – Так и быть, поверю вам на слово. Но это только потому, что я хочу спать. Смотрите, я рядом и услышу, если станете снова на папу нападать.Она грозно тычет в Теофила пальчиком, а потом, демонстративно зевнув, невозмутимо разворачивается и скрывается где-то в глубине квартиры, успевая собственническим жестом похлопать Шафранека ладошкой по колену. Тот провожает её глазами и не поворачивает головы до тех пор, пока Фриц вновь не проявляет инициативу:– Шафранек.Секретарь медленно поворачивается к начальнику. Вид у него при этом такой, словно он ждёт, что небеса вот-вот рухнут ему на голову.