Часть 6 (1/1)

Ты овладеваешь мной, берешь меня под контроль,Ты заставил меня жить лишь ради ночи,История завершится прежде, чем наступит утро.Ты овладеваешь мной, берешь меня под контроль.Laura Branigan, ?Self Control?Следующие два дня Фриц безвылазно сидит в своей квартире. Он пьёт литрами крепкий кофе, периодически добавляя в него виски, почти беспрерывно курит и – работает, лишь изредка делая вынужденные паузы в те моменты, когда буквы превращаются в непоседливых муравьёв, расползающихся в стороны от пристального взгляда. В такие моменты он закрывает уставший глаз и откидывается на жёсткую спинку стула, в то время как мысли его выхватывают рупор и начинают надсадно в него орать, отчего у Теофила неиллюзорно звенит в ушах.Ощущения, что он испытывает, схожи с жестоким похмельем – снова это сравнение, никакой фантазии, – как будто бы в тот пятничный вечер он действительно перебрал ?Уайт Трэш?. В подвздошье – концентрированная досада, затягивающая, точно пресловутая чёрная дыра, его мысли, внутренности, кости, кожу, всего Фрица целиком внутрь себя. Может быть, немалую долю в подобные ощущения вносит ещё и голод – определённо, диета ?кофе, виски и гора работы? является наилучшей в плане эффективности, однако затягивать с ней точно не стоит, – но Теофил не чувствует обычного в таких случаях желудочного спазма и даже не рассматривает подобной мысли.В основном потому, что для чего-то подобного в его голове сейчас слишком мало места.Двусторонняя досада, на себя и Шафранека, заставляет Фрица вспоминать, буквально по крупице восстанавливать всю историю их отношений, тщетно разыскивая конкретный момент, когда всё пошло не так. Наверное, с самого первого дня, когда Теофил предложил палевому коту место в своём отделе.Нет, это вовсе не было сиюминутным порывом, но, – по крайней мере, так казалось на тот момент, – здравым и продуманным решением. Тогда, шесть лет назад, когда Фриц три года как руководил одним из отделов компании и успел досыта наесться вопиющей некомпетентностью своих подчинённых, большую часть из которых уволить было невозможно из-за их высоких покровителей, он по какому-то вопросу навестил Джуда Хеспеса, ныне директора одного из филиалов синдиката, а тогда – всего лишь такого же, как сам Фриц, начальника отдела. Хеспес вынудил его ждать, и пока Теофил скучал в кресле рядом с запертой дверью, ему представился отличный случай понаблюдать за работой чужих сотрудников.Однако это занятие быстро надоело – они вели себя ровно так же, как и его собственные подчинённые: понижая голос до шёпота, обсуждали последний просмотренный в кинотеатре фильм, лениво пили кофе, кто-то, прикрывая рот лапой, общался по рабочему телефону о личном, немногочисленные девушки, сбившись в стайку, бойко чирикали о новой парикмахерской на углу, параллельно подравнивая коготки. За всей этой офисной рутиной заметить Шафранека стоило изрядной наблюдательности: он сидел, скрючившись, за кипами бумаги в самом углу, и единственный из всех производил впечатление того, кто действительно что-то делает.Конечно, могло случиться и так, что и палевый-ещё-не-секретарь занимался за бумажными горами неким сугубо личным делом – читал книгу, к примеру, или разгадывал в газете кроссворд. Однако последовавшая далее сцена убедила Фрица в обратном. К Шафранеку подошёл договоривший по телефону кот и достаточно громко поинтересовался:– Ну, как там акты на передачу? Ты уже зарегистрировал их?– Сначала надо кое-что проверить.Теофилу пришлось сильно напрячь слух, чтобы разобрать бормотание своего будущего секретаря. А тот продолжал говорить, не поднимая глаз:– Там я заметил несколько ошибок, и надо их исправить, прежде чем регистрировать акты в книге.– Ну так исправь, – хмыкнул кот, точно речь шла о чём-то, совершенно не стоящим внимания.– Но ведь это твои акты.

Наконец Шафранек соизволил поднять голову и поглядеть на собеседника. В глаза Фрицу бросилась типичная морда недавнего зубрилы – ввалившиеся щёки, усталые глаза за линзами очков, жидкие волосы, уложенные на прямой пробор. Картина маслом: ботаник офисный, обыкновенный.

Пока Теофил занимался классифицированием чужих работников, телефонный болтун пожал плечами.– Но я попросил заняться этим тебя, и ты согласился. Ну так сделай всё, как надо, чего тебе стоит-то? Кстати, я ещё через час кое-что тебе донесу. Справишься? А то у меня сегодня встреча с друзьями, не хочу опаздывать.Фрицу даже в голову не могло прийти, что на подобную ?просьбу? можно ответить согласием. Однако Шафранек лишь склонил голову… кажется, именно в этот момент, увидев жест подобной необъяснимой, но чарующей покорности, Фриц определился в своих дальнейших действиях.– Хорошо. Я постараюсь всё сделать.– Вот и спасибочки.Улыбаясь, точно нализавшись сметаны, болтун ушёл. А Теофил поднялся с кресла и приблизился к вновь зарывшемуся в бумаги палевому коту.– На Вашем месте я бы послал его на все четыре стороны, – сообщил он Шафранеку будничным тоном.Тот, вздрогнув, быстро поднял голову. На миг морда его отразила ужасное смятение, а зрачки лихорадочно метнулись из стороны в сторону, тщетно ища выход из тюремных камер его глаз. Однако ему удалось совладать с собой, и, снова уткнувшись в бумаги, Шафранек медленно отозвался:– Он мой коллега. А коллегам нужно помогать друг другу.?А Вам коллеги часто помогают??. ?Помогать, но не брать же на себя их работу?. ?И Вас устраивает подобное положение??.– И Вы всё успеваете?– Простите?– Вы успеваете делать и свои собственные дела, и дела коллег?Быстрый прямой взгляд. И скромное:– Конечно.Через десять минут, сидя с Джудом один на один, Фриц, после обсуждения основных вопросов, вскользь поинтересовался заваленным работой сотрудником. Хеспес немедленно нахмурился, а после понёс что-то вроде ?ну да, вечно сидит с работой, едва успевает справляться с делами, всё хочу его выгнать, но жалко?. ?Ага, – тут же смекнул Теофил, – самый ценный кадр отдела?. Поблагодарив собеседника, он, не оборачиваясь, покинул его офис. А на следующий день попросил своего тогдашнего секретаря – секретаршу, если быть точным, – отнести Шафранеку конверт. В нём лежало письмо примерно следующего содержания – я, такой-то и такой-то, предлагаю Вам освободившееся место моего личного секретаря. Ни графика работы, ни величины зарплаты, ни даже сроков в письме указано не было: Теофил решил поглядеть, какие шаги предпримет Шафранек.Тот поступил кардинально. Назавтра Фриц застал его с утра пораньше возле своего кабинета. На вопрос ?Что Вы тут делаете?? последовало лаконичное ?Я согласен на Ваше предложение и готов приступить к работе сегодня же?. Теофил был впечатлён, и место перешло к Шафранеку.

Впоследствии Фриц не раз и не два похвалил себя за верное решение, поскольку практически сразу после смены секретаря смог заниматься гораздо более разнообразными и амбициозными проектами, передавая менее значимое Шафранеку, а также постепенно возлагая на него всевозможную материальную часть. Это позволило отделу резко увеличить производительность, что не могло не уйти от взора Гатто, так что тремя годами позже Теофил уже обсиживал свой кабинет директора компании, а Шафранек – новое место в качестве того же личного секретаря, только теперь – личного секретаря директора, что звучало в разы лучше.Разумеется, не всё было радужно и далеко не всё получалось с первой попытки. Шафранек, конечно, был существом исполнительным и ответственным, однако ему отчаянно не хватало опыта и мастерства в некоторых вопросах, но Фриц готов был его этому обучать. Конечно, методы, которые он использовал, были не всегда этичны, однако Теофил искренне считал, что приносят они гораздо более быстрый и действенный результат, нежели нудные выговоры или лишение премий. И, разумеется, ему и в голову не могло прийти, что Шафранек может воспринимать это в личном ключе, тогда как Фриц был уверен, что от ?А? до ?Я? остаётся в рамках сугубо деловых отношений.Говоря о последнем, Теофил в принципе старался придерживаться доктрины ?работа – отдельно, личная жизнь – отдельно?. К сожалению, порой она нарушалась, причём в основном сверху, со стороны Гатто, который то приглашал Фрица на совместный поход к мадам Линде, а то, как в нынешний четверг, и к себе в особняк. Однако тут Фриц был котом подневольным – Джованни босс, а, значит, ему не перечат. Но там, где воля Теофила была главенствующей – в основном, в его отношениях с подчинёнными, – там он старался как можно сильнее абстрагироваться от личной сферы персонала, искренне гордясь тем, что не знает, у кого сколько детей или какой по счёту брак. К несчастью, иногда подобные вопросы вторгались, против воли, в круг интересов Фрица. И по праву наиболее запоминающимся был случай с женой Шафранека.Теофил знал, что секретарь женат – узнал случайно, когда заглядывал в личное дело при оформлении на него документов, – однако в глаза его супругу не видел. И поэтому, когда они встретились на вечере, куда кроме членов Совета директоров были приглашены также некоторые сотрудники синдиката с жёнами и спутницами, Фриц сперва принял её за типичную даму полусвета. Однако было в ней что-то, затронувшее одну из струн его души, что-то наивное и по-детски трогательное… короче говоря, с того вечера они ушли вместе, завершив знакомство лишь на следующее утро. В буквальном смысле завершив – они расстались по обоюдному согласию, и Теофил бы вспоминал её не чаще всех прочих своих женщин, если бы, не поинтересовавшись у Шафранека некоторое время спустя её здоровьем, – чёрт знает, зачем, не иначе как надо было срочно закрывать месячный недобор по идиотским поступкам, – не услышал равнодушное:– Сэр, она уже месяц живёт у Вас.Тогда, если память не изменяла Теофилу, он обратил больше внимания на смысл слов секретаря, нежели на его тон, причём совершенно оправданно – у него на тот момент уже неделю как никого не было. Перепроверив данные, Фриц выяснил три вещи: во-первых, женой Шафранека была та самая ?дама полусвета?, во-вторых, она уже две недели жила с новым любовником, неким оперным певцом, похожим на Гатто как брат-близнец, а в-третьих, весь прошлый месяц морочила рогатому мужу голову, утверждая, что живёт с его начальником – не иначе как боялась расправы. Впрочем, расправа от Шафранека? Разве что в параллельной вселенной. Однако, как бы то ни было, после прояснения данного вопроса Теофил снова вернулся к политике закрывания глаз на личные дела подчинённых и более не поднимал этой темы. Как, впрочем, и сам Шафранек, никак не прокомментировавший полученную на следующий день информацию о реальном местонахождении своей неблаговерной.Сейчас, восстанавливая события с конца и уделяя порой больше внимания нюансам и акцентам, нежели очевидным смыслам, Фриц понимает, что реакция Шафранека тогда была крайне странной, даже для того, кто совершенно в курсе измен своей жены. Возможно, основываясь лишь на этом эпизоде, можно было бы сделать вывод о том, что Шафранек сам по себе крайне скуп на проявление эмоций, как минимум перед начальством, однако горячечный пятничный монолог в прах разносил эту теорию. Да и не был Шафранек, при всей своей сдержанности, замороженной ледышкой. Тогда почему подобное равнодушие в столь личном вопросе?Впрочем, эта лишь одна из странностей, в копилку к фанатичному упорству представлять следы от рук шефа за последствия собственной неловкости. Последнее всплывает в мыслях Фрица исподволь, неожиданно, но по телу от ушей до кончика хвоста прокатывается волна знакомого уже раздражения на вещи, которые выходят из-под его контроля. Оно будто бы электризует его шерсть, вызывая целый спектр разнообразных, но одинаково неприятных ощущений, и Теофил открывает глаз с твёрдым намерением остановить круговерть мыслей хотя бы на полчаса. Для этого он заваривает себе ещё кофе, ради разнообразия щедро добавляет в него сливки и включает радио, которое неожиданно начинает говорить знакомым голосом безымянного детского психолога:– …Вы знаете, у мазохиста ведь есть своя гордость. Никому не в силах обвинить его в недостаточной степени подчинения. Никто, как мазохист, не может подчиняться лучше и быстрее, никто не может прийти в состояние полной и глубокой деградации более изящно, изощренно и выдержанно…– Складывается впечатление, что Вы восторгаетесь мазохистами, доктор.Истекающий ехидством голос Милиска. Кажется, он всё же решил развить тему, которую столь торопливо оборвал в прошлой передаче.– Я долго изучал данный вопрос, – невозмутимо отзывается тот. – До того, как заинтересовался детской психологией. Впрочем, эти две темы крепко связаны – мазохизм зачастую идёт из юношеского или даже младенческого возраста.– Но не всегда?– Не всегда, однако случаи обратного крайне редки. В жизни пациента должно случится нечто экстраординарное, нечто такое, что изменит всю его картину мира, заставит отречься от нормального человеческого эгоизма и, тем самым, от самого себя…– Например?Короткая пауза, насквозь отдающая театральностью. И – очевиднейший ответ:– Любовь. Если она достигает той редкой области, где не является одержимой, в таком случае в ней зарождается сильная мазохистская составляющая. Она стремится быть послушной, подчиниться, сложить свою гордость и силу к ногам другого. Она жаждет лишь одного: передать всю себя воле избранника.– Доктор, да Вам бы книги писать…Милиска прерывает телефонная трель. Не без сожаления выключив радио, Фриц берет трубку. На том конце провода щебечет птичий голосок: секретарша Гатто сообщает, что Совет состоится во вторник в головном офисе, ровно в полдень. Добавив под конец загадочное и несколько тревожное ?Мистер Гатто настоятельно просит Вас не опаздывать?, она вешает трубку, не дождавшись ответа.А Фриц, скользнув взглядом по часам и подсчитав, что времени осталось не просто мало, а дьявольски мало, вновь возвращается к работе, задвинув мысли о Шафранеке на задворки сознания.