Глава 14. Завязи и всходы (1/1)

Она ткала в своих покоях в Девичьей Башне, и все смотрела на то, как ловко и нежно ныряет челнок сквозь ткань.Туда и обратно, туда и обратно.Муж и брат?— в один день.Хана нашли утром, с вывалившимся языком, с почерневшим лицом, с вылезшими из орбит глазами. Ей не показали, хоронили в свинцовом тяжелом гробу, отстрелив капсулу в непроглядную темноту космоса, как всегда хоронят капитанов кораблей. Лея не плакала, только яростно ударила по крышке гроба кулаком, как будто хотела разбудить, как будто хотела сказать?— вставай, лежебока! Потом долго стояла у иллюминатора, глядя вслед, хотя капсула пропала из вида в первые же секунды.Люка не нашли вообще. Последний, кто его видел?— работник ангара малоподьемных кораблей?— весь поседел от допросов. Почти помешался?— отец перевернул и пропахал насквозь весь его разум, от рождения до сего дня, от поверхностных размышлений до самых тайных мыслей. Выудил, как драгоценную жемчужину, безумное лицо Люка, его судорожные движения, когда он?— всегда такой собранный, подтянутый,?— шел по ангару. В криво застегнутой рубашке, распахнутом камзоле, со смятыми волосами. Он шел как пьяный, как безумец, разговаривал с пустотой, долго размахивая руками. Потом он влез в одноместный Иксвинг, стартовал в пустоту. Они пытались отследить координаты, но ничего не получилось.Отец долго ворожил?— сначала просто сидел часами, закрыв глаза, потом на крови, а потом сказал:—?Не вижу его среди живых.И Лея в первый раз за всю жизнь видела, чтобы у него в глазах стояли слезы. О чем?— о сыне? О своем наследии? О тайнах, которыми делился? О славе, которую тот послушно стяжал для отца? О Люке, о настоящем, живом Люке?Лея свила три венка из голубых набуанских цветов: один отдала водам Тида, столицы Набу, второй бросила в Коруксанские водопады, третий выпустила в открытый космос. Убирала половину головы черными лентами?— на случай, если он мертв.Зажгла негасимую свечу в окне своей башни, на самой вершине, чтобы он манила его, как маяк. Каждый вечер прокалывала себе палец?— чтобы он пришел на запах родной крови. Другую половину головы убирала голубыми лентами?— на случай, если он жив.Она никогда не свыклась бы с потерей, если бы жизнь не дала ей замену.Когда она рухнула в Храме на мессе, все решили?— конечно, от переживаний, овдовела и брат пропал. Но Лея, очнувшаяся в медицинском покое, безошибочно положила руку на свой живот, уже зная все наперед, уже чувствуя волшебные вихри, клубящиеся и свивающиеся вокруг ее чрева.Тогда она перестала плакать. Матерям многое приходится отдавать?— что же, две жизни за одну. Несправедливо. Нечестно. Но есть надежда, и значит, можно жить.Она ткала кипельно-белую ткань?— на пеленки, белым по белом клала замысловатый узор, когда в Девичью башню поднялся ее отец. Лея остановила движение станка, сжалась, почувствовав, как грозна и могуча Сила, клубящаяся в нем, как она подавляет все вокруг.Он прошёл в середину комнаты, выдвинул кресло, сел, закинул ногу на ногу.Лея встала из-за станка, подошла к нему, вытянулась по струнке, опустила глаза.Отец посмотрел пронизывающе на ее аккуратный, лишь едва наметившийся живот, и сказал:—?Сильный одаренный будет. Наследник. Хорошо.—?Может быть, это она,?— сказал Лея упрямо. Наследница. Одаренная. Дочь.—?Нет, мальчик. Я вижу.Они замолчали. Потом Вейдер спросил:—?Кто отец ему? Хан Соло?Лея подняла глаза на отца: на его скуластый профиль, на кудри, на аккуратную бородку, на голубые глаза. Хотела сказать ?Да?.А потом задумалась.Хана убили вечером.Кто ночью приходил к ней, надев его обличье?Отец вдруг встал, подошёл к ней, положил руку на плечо. Сказал:—?Когда я был немногим старше тебя, Оракул призвал меня к себе… Как тебе объяснить, чтобы ты поняла? Это не то, что происходит каждый год. Каменное лицо дрогнуло, из его ноздрей потекла лава, и он гулко выкрикивал мое имя?— три дня, пока меня не привели к нему. Три дня он кричал, и глохли все люди в округе, птицы бросали гнезда, звери нападали на своих же… Три дня он кричал, и на всех планетах сектора извергались вулканы и двигались плиты земной коры… Я пришёл и встал перед ним. Тогда лава из каменных ноздрей прекратила течь, и она открыл глаза?— каждый глаз сверкал, как сердце звезды. Моим глазам было больно, но я не мог не смотреть. И тогда он сказал своё пророчество: ?Когда кровь, рождённая от тебя, потянется к своей же крови… Когда две ветви твоего рода вновь сольются… Когда от двоих твоих детей явится потомок… Мальчик, мальчик, мальчик?— станет твоей погибелью. Ему или тебе?— жить, ему или тебе?— умереть?.Отец замолчал. Его широкая ладонь давила хрупкое плечо Леи, а ей вдруг стало трудно дышать.—?Я думал, что это будет мой правнук. Или праправнук. Я думал у Люка будет сын, у тебя?— дочь… Что они, кузены, поженятся… Но… Ты знаешь, кто отец ребёнка, которого ты носишь во чреве?И Лея белыми губами сказала:—?Хан Соло.—?Нет,?— сказал отец, прислушиваясь к чему-то неслышимому. Он положил ей ладонь на живот. Они стояли молча, и Лея все не смела поднять на него глаза, боясь, что он в тени ее глаз поймаёт правильный ответ, вытащит крюками наружу.Вдруг ребёнок во чреве шевельнулся, и ударил Вейдера прямо в ладонь.Отец убрал руку и сказал:—?Понятно.Он повернулся и вышел из комнаты. На пороге сказал, не оглянувшись:—?Приходи завтра утром в синий зал. Я буду ждать тебя.Лея прикоснулась пальцами к животу, словно пытаясь стереть отцовское прикосновение, сделать так, что бы ничего этого не было. И еще проверить?— жив ли? Тряхнуть, заставить двигаться, узнать, что все в порядке. Но младенец затих.Время ещё было. Где-то пять месяцев до того, как ребёнок родится.Нужно убить отца.Лее донесли, что у стен дворца живет молодая нищенка-фолиннка. Лея велела отнести ей денег, накормить и отпустить с миром, но женщина не приняла ни денег, ни угощения.Лея пожала плечами?— как помочь тому, кто не хочет принимать помощь? —?и забыла о ней до поры.Как-то раз, проходя по анфиладам темных комнат Летящего крыла?— самой высокой части замка, что высилась над обрывом?— она выглянула за пределы дворца и увидел женщину, о которой доносили ей слуги. Она сидела возле ворот, недалёко от стражников, поджав под себя ноги. Лица ее было не различить, но Лея вдруг поразилась ее упорству и велела привести к себе.Лея приняла ее в Девичьей башне, сидя на кресле из слоновой кости, сокрыв лицо вуалью, как полагалось делать всем непраздным жёнам, чтобы исключить сглаз и порчу.

Фолиннка вошла - она была одета в рваные штаны и рубаху, за поясом у неё висели пустые ножны.Она поманила женщину к себе и сказала:—?Ты отказалась от милостыни.—?Да, венценосная госпожа,?— сказала фолинка,?— Потому что я пришла просить тебя о большой милости.—?О чем же?—?Слухи ходят по всей галактике о том, что дочь Императора добродетельна, мудра и милосердна. Я пришла к тебе как мать приходит к матери.—?Мне знакомо твоё лицо,?— сказала Лея,?— Кто ты?—?Венценосная госпожа, защити моего маленького сына! Ты защищаешь сирот и вдов, и женщин, что бегут от тирании своих мужей. Много слышала разного я об Императоре, много?— о пропавшем Наследнике, но ничего дурного о тебе самой.—?Я знаю твоё лицо,?— сказала Лея твёрдо,?— Ты?— Морана. Возлюбленная принца Ксизора. Ты жила в нижнем крыле дворца. Я знала о тебе. Он никогда не спал рядом со мной, он уходил к тебе ночами. Ты родила ему бастарда.—?Сына и двух мертвых дочерей,?— тихо ответила фоллинка,?— Я никогда не обеспокоила бы вас, госпожа. Я всю жизнь прожила бы тихо в нижнем замке. Вы никогда бы не увидели меня.Лея вздрогнула и прижала руку к животу в безотчетном защитном жесте:—?Ты равняешь живого с мертвыми?—?Я мать им всем. Кто будет помнить их, если я отрекусь от них? Но дочерям я помочь не в силах, а мой мальчик… Он незаконный, венценосная госпожа. Он никогда не сможет править. Но дядя-принц боится его. Защити моего сына, защити сына Ксизора. Он ещё мал, но принц Болзар держит его в темнице. Протяни над ним свою длань, возьми под свою защиту, ибо всякий покорится дочери великого Императора. Вели доставить его во дворец, вели ему на празднике Мая подать тебе корзинку с золотыми фруктами, вели ему идти перед твоим паланкином вместе с другими благородными детьми?— этого хватит, госпожа, чтобы принц Болзар увидел твое покровительство и не осмелился бы умертвить моего мальчика или держать его в темнице.—?Я сделаю больше,?— сказала Лея, чувствуя свою вину перед этой женщиной,?— Я велю растить его здесь, во дворце, как моего воспитанника.—?Пусть счастливая звезда всегда сияет над тобой,?— сказала фоллинка и склонилась низко.—?Ты тоже останься,?— сказала Лея и откинула вуаль с лица,?— Ты любила его. Быть может, у меня найдется минутка, и я буду иногда говорить с тобой о нем.—?Вы добры, госпожа,?— сказала Морана, и снова поклонилась,?— Больше, чем я, любовница вашего супруга, могла ждать.?Я не любила его??— подумала Лея.?Он не любил тебя??— подумала Морана, а потом сказала:—?И хоть мне хочется всю жизнь прожить подле своего сына, я должна отказаться. Надо мной довлеет долг, я должна найти убийцу Ксизора.—?Убийцу? —?медленно спросила Лея.—?Да,?— твердо ответила Морана,?— Было объявлено, что он упал на собственный нож и закололся. Я знала его с детства, венценосная госпожа. Мой отец был смотрителем королевских ангаров. Когда мне было девять лет, а ему восемь, он бежал от своих сторожей и спрятался среди бесчисленного лабиринта грузов и кораблей. Там его нашла я, я разломила свой серый хлеб пополам, и одну часть дала ему. Он поел, и я поела тоже: с тех пор он был мой, а я была его. Я знала его, госпожа, он никогда не закололся бы собственным ножом.—?Будь осторожней,?— медленно сказала Лея,?— не винишь ли ты Императора в том, что он солгал?—?Император?— как солнце. Лучи его дарят жизнь и могут убить. Я никогда не поднялась бы на Императора. Но может быть, ему донесли неверно.Лея встала с кресла, и тяжело прошлась по комнате.—?Предположим?— лишь предположим?— что убийца действительно есть. Зачем ты хочешь найти его?—?Чтобы отомстить,?— просто сказала фоллинка,?— Мой нож остер. Жизнь за жизнь?— это справедливо, венценосная госпожа.Лея остановилась возле нее, поправила черные ленты в косах и сказала:—?Тебе не найти убийцу, женщина. Его найти никому не под силам.—?Я буду ждать,?— сказала Морана,?— Я буду учиться убивать. И я дождусь, даже если всю жизнь мне придется провести в ожидании.Лея вздохнула, поправила голубые ленты и сказала:—?Хорошо. Я велю сегодня же привести мальчика ко мне. Как зовут твоего сына?—?Ксизор.—?Ну конечно,?— как будто про себя сказала Лея, а потом спросила,?— Ты хочешь попрощаться с ним?—?Нет. Если я увижу его, мне не хватит силы выполнить мой долг. Спасибо тебе. И счастливица ты,?— сказала Морана, глядя на Лею чёрными глаза,?— Что у тебя такой отец. Храни вас обоих Великая Сила, венценосная госпожа.Лорд Вейдер, как прежде не замечал дочь, так теперь обрушился на нее?— со всей своей неутомимой энергией, со всей яростью от потери сына. Она была при нем: непрестанно, с утра до самого вечера, на всех заседаниях Совета, на всех военных собраниях, на званых вечерах. Офицеры высшего состава, прежде не замечавшие ее, наперебой искали ее расположения и участия, а отец велел им кланяться ей при встрече.Хуже всего были вечера. Отец учил ее владеть Силой. Он раздражался, когда видел, что у нее не выходит, был требовательным и придирчивым. Он давал ей световой меч, завязывал глаза, предлагал перемещать предметы, входить в разум других людей, туманить и путать сознание, отводить глаза. Он все время говорил, что времени мало, и что она должна запоминать все с первого раза, что слишком многое поставлено на карту.Лея мрачно смотрела на него исподлобья, и кивала. Она тоже торопилась?— ребенок рос.Лея думала, что не выдержит, вечерами сворачивалась в клубок на своей пустой постели, касалась живота, и говорила шепотом:—?Ничего не бойся, малыш. Нам надо быть храбрыми. Знаешь, каким храбрым был твой отец?Жестоким?— тоже, но об этом она не хотела говорить.—?Знаешь, как я его любила?Ненавидела?— тоже, но молчала и об этом.Обнимала живот, как уже рожденное дитя, и начинала перебирать имена, их значения и смысл, играть датами, когда сыну предстоит родиться. За всем этим, как зловещая тень, вставала страшная фигура отца, словно говорила, что все ее надежды?— пусты и тщетны. Но Лея отказывалась сдаваться, и упрямо думала о том, в какие наряды будет одевать малыша, куда она повесит колыбельку.Однажды вечером?— в который раз не сумев поднять валун?— он выдохнула и спросила отца:—?Как убить Одаренного?Он не спросил, зачем ей это, просто сказал:—?Также, как обычного человека. Проще всего это сделать при помощи Силы. Тебе лучше всего будет нырять сразу в поединок разумов, минуя физический мир. Здесь ты слаба и уязвима. Но Силы в тебе много, и ребенок придает свою. Силы в тебе много… почти как в брате.Лея вздрогнула.—?Только он умел ей пользоваться, а ты нет. Только он принял Тьму, а ты все стоишь на месте.Она, как могла, как умела, нашарила тонкие нити уже существующего заговора против отца?— пока эфемерного и слабого. Вдохнула в него надежду, подкрепила своим статусом наследной принцессы, долго обговаривала, что Вейдера нельзя судить или смещать, говорила, что его можно только убить, причем убить сразу, как только представится возможность…Все остальное было ей неинтересно: кто возьмет власть, чем ей придется поступиться, чем заплатить?—Все это так и осталось словами: заговор, только зачавшийся, робкий, как молодой огонь, был раскрыт и захлебнулся в крови.Лея смотрела на казни людей, с которыми договаривалась: это были удивительно простые и незрелищные казни, но веревки с повешенными, отрубленные головы, весело скачущие в мешке у палача, все снились ей ночами.Лея не сомневалась, что ее выдали, и вздрагивала, ожидая ареста, пыток, даже казни, но ее почему-то не тронули.Вейдер стал злее, и спрашивал с нее все больше и больше, рассказывал все без утайки, чтобы она ни спросила, даже о том, о чем она спросить не догадалась бы.Лея почему-то думала, что даже с Люком в прежние времена он не был так откровенен.Лея по-прежнему обнимала живот ночами, но теперь перед тем, как уснуть, глядела на свой фиолетовый световой меч, гладила любовно рукоять, словно баюкала младенца. Мечтала.День родин наступил на неделю раньше положенного срока.