3/7 Словом разрушают города (1/1)

Битый час лежа в постели в предутренних сумерках и гипнотизируя потолок, Леда думал о том, что произошло накануне, и старательно пытался убедить себя, что он хорошо перебрал и поцелуй на заднем дворе трактира ему привиделся.Но не тут-то было. Поцелуй мало того что был, Леда еще и успел на него ответить, пока Джури не отстранился от него так же неожиданно, как до этого внезапно к нему прижался.Перебирая в памяти все подробности минувшего вечера, Леда приходил к выводу, что это был один из самых позорных часов его жизни. Чего только стоила неловкая попытка заступиться за Джури. То, что Леда в нужную минуту напрочь позабыл о его магической искре и о том, что в любой драке Джури уж точно был сильнее своего горе-защитника, стало лишь половиной беды. Куда унизительнее вышло мгновенное поражение Леды. Пускай он крайне редко участвовал в драках даже в детстве, в семинарии проходил разного рода подготовку, в том числе и физическую, и уж чего точно делать не должен был, так это слепнуть и падать от одного несчастного удара какого-то забулдыги.Невольно Леда коснулся своей щеки и поморщился – в зеркало сегодня определенно не стоило заглядывать.Всему виной был проклятый добротный эль, как не без досады отмечал Леда. Тот самый, который в трактире не разбавляли к восторгу посетителей. Какого демона он выпил несколько кружек за каких-то пару часов, Леда ума приложить не мог. Не иначе, сказалось долгое напряжение, а в компании Агги и Су было так здорово расслабиться. Если бы не инцидент с Джури, Леда вообще посчитал бы поход в трактир во всех отношениях замечательным.Решив, что мучиться собственными мыслями и предположениями, как бы все было, не пойди Леда за Джури на улицу и не будь Джури собой, – дело бесполезное и бессмысленное, Леда решительно сел на постели и с трудом сдержал стон. Голова немилосердно трещала, и виной тому не только и не столько был синяк на половину лица, сколько все тот же эль. Тошнота подкатывала и отступала волнами, но от попытки вспомнить, сколько они все же выпили, Леде стало окончательно дурно, и он приказал себе подумать о чем-то постороннем.С Джури однозначно следовало поговорить – делать вид, что ничего не случилось, Леда не мог. Вероятно, для самого Джури в порядке вещей было целоваться со всеми подряд, но для Леды подобные инциденты значение имели. Он уже как наяву слышал, как тот ехидно улыбается и переводит тему, но в своем намерении все равно был тверд, пускай слабо представлял, что именно скажет.Потребует, чтобы Джури больше так не делал? Тот расхохочется на месте и пальцем у виска покрутит. Спросит, зачем тот это сделал? Реакция, вероятно, будет примерно такой же."По обстоятельствам", – скомандовал себе Леда и уже поднялся было с постели, когда снизу послышался оглушительный хлопок двери.От неожиданности Леда замер и прислушался, однако никаких иных звуков не последовало, и он сделал единственный возможный вывод: только что Джури покинул дом.К собственному стыду Леда вдруг почувствовал неимоверное облегчение. Его сосед опять куда-то сбежал с утра пораньше, освободив их обоих от неловкого объяснения, на которое Леда твердо настроился.Заставить себя позавтракать он не смог и решил, что куда разумнее будет прогуляться, тем более что в кои-то веки над зимним Атламондом раскинулось безоблачное, кристально-синее небо.Свежий воздух немного взбодрил Леду, пока он неспешным шагом шел в сторону центра и площади. В праздничную неделю люди в большинстве своем не работали, и он заметил немало прогуливавшихся горожан – парами, с семьями или в одиночестве, как сам Леда. Несколько раз ветер пронес мимо обрывки каких-то газет, и когда Леда увидел пятый или шестой по счету желтоватый листок, он вяло удивился: неужто где-то перевернулась повозка с печатной продукцией?Мысли его упорно возвращались к Джури. Теперь Леда то ли вспоминал, то ли сам придумывал какие-то мелочи и детали, о которых не подумал сразу. Перед глазами стоял образ Джури, его насмешливо улыбающееся лицо."И чего полез-то, храбрец?" – вопрошал он в воображении Леды, и тому настойчиво казалось, что после поцелуя Джури не выглядел ни обескураженным, ни смущенным, словно ничего из ряда вон выходящего не случилось. Словно для него было в порядке вещей целовать ненавистного святошу. Уж не воображал ли тот себе нечто подобное прежде?От такой догадки по телу Леды пробежала дрожь, и он передернул плечами. Если Джури и представлял себе некую их близость, то разве что ради того, чтобы в очередной раз поиздеваться над ним, над Ледой.За тяжелыми размышлениями он сам не заметил, как покинул тихие кварталы и вышел к центральной площади, где раскинулась праздничная ярмарка. В столь ранний час здесь обычно ничего не происходило – ярмарка оживала к вечеру, зажигалась многочисленными огнями, собирала горожан со всех, даже самых отдаленных районов. Лавочники выкрикивали названия своих товаров, зазывая посетителей, в воздухе пахло дымом и сладостями, но весь гомон перекрывала заунывная мелодия шарманки, ручку которой изо всех сил крутил один и тот же неизменный на протяжении нескольких лет слепой старик. Леда думал увидеть закрытые прилавки и редких прохожих, оказавшихся здесь по каким-то своим отвлеченным делам, однако его ожидал сюрприз.Волнение вокруг Леда мог назвать только одним словом – нездоровое. Людей на площади собралось на удивление много, они стояли парами или группами и все без исключения что-то читали. В первый миг Леда подумал, что не успел протрезветь окончательно, и захотел протереть глаза.После реформы, обязавшей всех детей в Атламонде отправлять в школу, где в течение нескольких лет их учили навыкам чтения, счета и учений Создателя, в столице практически не осталось совсем необразованной молодежи. Даже самый последний недалекий помощник ремесленника умел складывать буквы в слоги, а слоги – в слова. Проблема оставалась нерешенной лишь в самых глухих деревнях, где все еще не имелось школ, однако Синальда она уж точно никак не касалась. И в читающих людях самих по себе ничего поразительного не было, вот только сцена все равно казалась какой-то дикой фантазией больного разума.– Прошу прощения, – Леда направился к самой плотной толпе у ратуши, протиснулся плечом через плотно стоявших рядом людей и оказался у целой стопки некогда аккуратно сложенных, но теперь хаотично разбросанных прямо на земле листков, похожих на газетные.Подхватив несколько не вываленных в дорожной грязи, Леда постарался выбраться из столпотворения, за что получил несколько тычков локтями в бок, а кто-то особенно неловкий отдавил ему ногу.– Это что же за безобразие такое? – бормотал старик интеллигентного, но бедного вида в изрядно залатанном пальто, перебирая тонкие листы сухими пальцами.– Прочитай еще раз! – требовал резкий голос где-то за спиной Леды.– Быть не может, быть не может, – причитала какая-то женщина. – О, бедная наша Маки...Кто-то полушепотом зачитывал вслух с листа, кто-то даже плакал, но Леда уже не прислушивался, а отойдя подальше от других горожан, поднес к глазам одну из листовок."Девять с половиной лет доблестная стража Атламонда ведет расследование об исчезновении двоих дочерей лорда Оньяса, – с таких слов без заголовка и предисловия начинался текст листовки, – однако пролить свет на загадочную историю ей так и не удалось…"Леда сразу понял, о чем идет речь – об исчезновении детей Оньяса не слышал лишь глухой в столице, и хотя лет миновало немало, память сохранила ту нехорошую историю достаточно отчетливо.Лорд Оньяс, по-хорошему, лордом не являлся, он не принадлежал к знатному роду. Его отец, Оньяс-старший, как его величали, был искусным и талантливым ювелиром, создававшим исключительно прекрасные украшения, которые во времена Конклава охотно заказывали самые высокие по званию маги. В революцию Оньяс поддержал повстанцев, в немалой степени профинансировав переворот, за что и получил титул. Его сын продолжил ювелирное дело и уже во времена нового правительства был известным на всю страну человеком. Именно поэтому, когда без вести пропали две его дочери восьми и десяти лет, дело приобрело небывалый резонанс. Девочек искали всем миром, но никаких следов так и не нашли. Деталей Леда не помнил, зато мог с уверенностью сказать, что газеты еще долго полоскали эту историю и печатали карандашные портреты девочек – в итоге тщетно.Он снова вернулся к листовке, бегло пробежав глазами ту часть, где рассказывалось о том, что он и так помнил."Позвольте же открыть правду. Так вышло, что пока лорд Оньяс с супругой были в отъезде, няня со своими воспитанницами заглянула к знакомым – в дом графа Миталара, где девочки отправились в детскую играть с графскими детьми, а сама няня пила чай на кухне с прислугой.Лорду Оньясу и его семье не повезло: его дети оказались в доме графа Миталара именно в тот момент, когда туда же явились посланцы стражи от Храма, чтобы уничтожить всю семью. Графа небезосновательно подозревали в содействии магам и инакомыслии. Не обладавшие достаточным умом посланцы уничтожили всех домашних, прислугу, а заодно и чужих детей. Когда ошибка была установлена, Храм в лице старшего храмовника Енгерса во избежание конфликта с могущественным лордом Оньясом велел схоронить тела его детей и няни, чтобы те никогда не были найдены.Останки по сей день покоятся у Восточного моста в трех ярдах на север от главной опоры".Едва ли Леда представлял, что именно узнает из листовок, которыми зачитывался народ вокруг, но точно ничего подобного он не ожидал и еще раз бегло пробежался по строчкам глазами. Вокруг охали и возмущались люди, но Леда не прислушивался."За семнадцать лет правления Храма детская смертность увеличилась примерно в три раза, – такими словами заканчивался текст листовки, – по тем или иным причинам. Делайте выводы сами. Храм не щадит даже тех, кто помогает ему. Делайте выводы сами".И вместо подписи – крохотный рисунок, четырехлистник в нижнем правом углу. Леда знал, что означает этот знак, все знали, пускай с годами, возможно, и успели подзабыть. Четырехлистник изображался на бумагах, которые официально выдавал Магический Конклав до своего исчезновения почти два десятка лет назад.Шумно выдохнув, Леда вскинул голову и огляделся. На него снова обрушились звуки, которые он на время перестал слышать.– Доколе это будет длиться?! – громко вопрошал какой-то мужчина в центре площади, собирая вокруг себя новую толпу. – Доколе Храму будет все сходить с рук? Мы умираем! Мы голодаем!..Не дослушав, Леда развернул следующую из добытых листовок."О пожаре в особняке графини Асмодель знают все: страшная трагедия, забравшая саму хозяйку дома, а заодно почти три десятка ее слуг. Однако мало кто знает, что графиня была из благородной магической семьи…"Текст в листовке был таким же кратким, как и в первой. Рассказывалось в ней о том, как Храм, вычислив скрывавшегося мага, ту самую графиню, вместо того чтобы задержать ее и отправить на допрос в казематы, побоялся – Асмодель была сильнейшим демонологом – и сжег ее дом, не пожалев более тридцати ни в чем не повинных слуг, ни один из которых магом не являлся. В результате десятки семей остались без кормильцев, десятки детей – сиротами, а весь инцидент выдали за несчастный случай. Стража, вестимо, расследование не вела, хотя для видимости оно было начато.Сколько всего было таких листовок разбросано по городу? Если Противостоянию удалось собрать хотя бы несколько десятков подобных историй, в Синальде не останется семьи, которой не коснется волнение.– Сто двадцать восемь историй, – раздался за спиной голос, и Леда, как раз разворачивавший третью листовку, вздрогнув, обернулся.– Опять мысли подслушиваешь, – негромко произнес он, узнав под надвинутым на глаза капюшоном Бё."Что с лицом?" – прозвенел в голове чужой голос, и Леда запоздало понял, что, повернувшись к магу, он предстал перед ним во всей красе: сине-фиолетовый фингал, украшавший левую часть лица, был отлично заметен на его светлой коже в свете солнца. Отвечать вслух Леда, конечно, не стал, мысленно отрезав: "Не твое дело", и старательно проигнорировал внимательный, едкий взгляд Бё.– Мы тут пытаемся оценить масштабы эффекта, – басовито ответил стоявший рядом человек, которого Леда сперва посчитал незнакомым, но, приглядевшись, увидел, что половину лица того, а заодно и правый глаз скрывает грязный платок. – А чего это ты красивый такой? Неужто с Джури повздорили? Эк он тебя...– Привет, Агги, – пробормотал Леда, убирая листовки во внутренний карман плаща и игнорируя неприятный, но вполне ожидаемый вопрос. – И тебе, Бё.– Мы собирались к тебе сегодня заглянуть, – здороваться было не в правилах последнего. – Но, полагаю, теперь и без меня справитесь.Даже не попрощавшись, он развернулся и направился к разношерстной толпе в центре площади, оставляя Агги и Леду вдвоем.– Милейший человек, – пробормотал ему вослед Леда больше для того, чтобы сказать хоть что-то. От происходящего вокруг ум за разум заходил.– Напрасно смеешься, – Агги в образе высоченного небритого и неопрятного детины почесал свалявшиеся, давно не мытые волосы. – Я бы вообще рехнулся, если бы слышал чужие мысли. А Бё ничего, даже глаз не дергается вроде.– И то правда, – не стал спорить Леда и качнул головой в сторону, без слов предлагая Агги отойти и мысленно радуясь, что тот больше не поднимает тему его лица, а точнее – фингала, которого вчера в полутьме трактира и омуте выпитого эля, очевидно, не заметил. Или попросту не запомнил.Народ прибывал на площадь. Слухи по городу всегда разносились быстро, и теперь со всех сторон к центру спешила самая разнообразная публика – от профессоров семинарии в форменных камзолах до простых мясников и бакалейщиков в фартуках – у этих работа не прекращалась даже на праздниках.С другой стороны площади послышался свист – прибыла стража, и Леда оглянулся с тревогой, но сразу понял, что беспокоиться не о чем: стражников в первую очередь интересовали листовки. Прознав о случившемся, Храм должен был сразу дать распоряжение их уничтожить, но они в любом случае опоздали – даже если сожгут все, истории будут передаваться из уст в уста.– Зря стараются, – уже своим обычным голосом хмыкнул Агги, думавший о том же, что и Леда. – Завтра разбросают такие же.Покосившись на него, Леда почувствовал, как его слегка передернуло – нынешний облик мага был на редкость безобразен.– Никак не привыкну к твоим разнообразным лицам, – честно признался он.– О, ну еще бы, я ведь, в отличие от тебя, всегда прекрасен, – выпятил грудь тот.– Бесспорно. Особенно вот эти три бородавки у тебя на подбородке.– У меня еще есть две, – охотно поделился Агги. – Хочешь, покажу?– Спасибо, не надо, – отрезал Леда и, когда понял, что в тихом проулке, где они оказались, почти не было прохожих, остановился и повернулся к Агги: – Что вообще происходит?– Небольшая диверсия, – негромко отозвался тот. – Мы ее долго готовили. Хотя, точнее сказать, готовил Джури. Что уж, наши заслуги здесь невелики…– Это все правда? – перебил его Леда и ткнул пальцем в сторону площади, откуда они пришли. – Все эти истории, сто-сколько-их-там, действительно имели место?– Сто двадцать восемь. Чистая правда, все до единой. Их было даже больше, список подвигов Храма бесконечен, но Сойк выбрал самые отвратительные и красочные. Ну и такие, чтобы описать в нескольких абзацах. Люди не любят долго читать да разбираться, знаешь ли, для многих чтение – до сих пор тяжкий труд.Пытаясь усвоить услышанное, Леда провел ладонью по лбу, закрыл и открыл глаза, пока Агги с любопытством глядел по сторонам.– Начнутся волнения, – озвучивая свои мысли, произнес Леда. – Люди будут негодовать. И если найдутся доказательства, как с теми девочками, тела которых закопали…– Найдутся, – перебил его Агги. – Все истории, которые можно реально доказать, Сойк поставил в первую очередь. Другие, к сожалению, уже недоказуемы, потому как и свидетели, и улики уничтожены, но ничего – на общем фоне никто не обратит внимания – все поверят нам на слово.– Все это может пошатнуть власть. Но, скорее всего, недовольство быстро подавят. Силы у Храма немерено.На эти веские, по мнению Леды, аргументы Агги лишь руками развел.– Как говаривал мой наверняка уже покойный отец, "словом разрушают города". Сегодня подавят, завтра подавят, а потом придет весна, и когда главного не станет, возвращению магов будет рада большая часть населения. Вода камень точит, и мы без дела не сидим.Чем больше Леда думал о диверсии магов, которая развернулась в столице, тем больше он был готов согласиться со словами Агги. Люди в принципе склонны негодовать из-за любой мелочи и критически относиться к власти, а когда дело напрямую касается их собственных семей и знакомых, могут становиться и вовсе опасными.– Сколько же вы это готовили, – ни к кому не обращаясь, произнес Леда, но Агги ему все равно ответил:– Полгода.– Всего полгода?– Ну, чуть больше. С прошлой весны."С того момента, как Джури попал в город и примкнул к своим", – вдруг осенило Леду. Он чуть было не озвучил свою догадку вслух, но, предчувствуя очередной сочувствующий взгляд Агги: "Ах, так Джури тебе ничего не рассказывал?", смолчал.– Если Храм не оставляет свидетелей, если нет улик, как же удалось раскопать все это? – задал другой вопрос Леда и мысленно выругался, когда на лице Агги появилось то самое понимающее выражение: – Всё, не говори мне ничего. Это ведь опять работа Джури, я прав?– Так и есть, – тот обезоруживающе развел руками. – Джури ведь не простой некромант."Не простой, а золотой", – чуть было не огрызнулся Леда.– Слушай, у меня вообще задание, – словно опомнился его собеседник. – Сойк к вечеру ждет отчета обо всем, что происходит в городе, а Бё, когда копается в мыслях прохожих, ничего кроме этих мыслей не видит, потому мне лучше поспешить, чтоб не пропустить чего важного.– А зачем вы ко мне собирались зайти? – напомнил Леда, и Агги разве что по лбу себя не хлопнул.– Точно! Завтра мы идем к Аямэ.– Я помню, – Леда кивнул. Он ни на миг не забывал, когда пройдет отведенный магу срок в две недели.– Пойдем ты, я и Манабу.– И все? А как же Сойк?– А что Сойк? – пожал плечами Агги. – Его делом было припугнуть предателя, теперь же ему идти смысла нет. Манабу проверит, хорошо ли тот выполнил задание, и заберет... – тут он замялся. – Честно? Понятия не имею, что там Манабу должен забрать. Какая-то часть будущего артефакта, видимо. А мы с тобой как поддержка и стража.Некстати Леде вспомнилось, как бесславно закончилась потасовка на заднем дворе трактира, и он подумал, что, если бы Сойк видел его фееричное поражение, в жизни не позволил бы быть ни поддержкой, ни стражем.– Встречаемся в то же время на том же месте, где вы собирались в прошлый раз, – Агги почесал затылок, вспоминая, и полувопросительно произнес: – Северный мост, в десять. Так?– Именно, – согласился Леда.На этом они попрощались: Агги вальяжной походкой направился в город, словно был простым синальдцем, прогуливавшимся по улицам в свой законный выходной, а Леда поспешил домой, специально сделав круг и еще раз заглянув на площадь. Подгоняя криками дворников, стражники отчаянно пытались собрать разлетевшиеся по брусчатой мостовой листовки и разгоняли стихийные столпотворения возмущенных горожан. В переполохе и беспорядках вокруг Леда смог собрать для будущего чтения в спокойной обстановке несколько разных листовок, которые он предусмотрительно спрятал во внутренний карман, и поспешил домой.Он думал, что время в ожидании Джури растянется на долгие мучительные часы, но сам не заметил, как быстро они пролетели. Леда просматривал листовку за листовкой, на некоторых останавливался дольше, внимательно вчитываясь в каждое слово, другие откладывал быстро."В Синальде живет множество неугодных и неудобных Храму людей. По удивительному стечению обстоятельств враги нынешней власти часто исчезают без следа, – с таких слов начиналась очередная из небольших статей. – Доколе не найдено мертвое тело, стража не считает человека убитым и расследование не ведется. Жители Синальда могут подумать, что едва ли найдется такое место в большом городе, где убийца может прятать десятки трупов, ничем не рискуя, однако мало кто вспоминает о катакомбах под городом. Существует ли могильник надежнее?"Читая об этом, Леда удивленно моргнул и пробежался взглядом по строчкам еще раз. О катакомбах он слышал, но, действительно, едва ли когда вспоминал.Еще в незапамятные времена, когда Атламонд участвовал в войнах, под Синальдом магами стихии земли были прорыты бесконечно длинные, уходящие на невероятную глубину лабиринты. Маги перестарались и задели в недрах некие очаги, которые трогать не следовало: из подземелий наверх полезла нечисть, даже названия которой никто не помнил. Сдержать ее, опять же, с помощью магии удалось, и катакомбами пользовались какое-то время. История гласила, что под столицей были десятки, если не сотни миль путаных коридоров, широких галерей и узких лазов. Потом войны прекратились на долгие столетия, и когда триста лет назад часть катакомб обвалилась то ли от времени, то ли под влиянием каких-то иных причин, восстанавливать их посчитали нецелесообразным. Входы для надежности замуровали, а карты подземелий, насколько помнилось Леде, безвозвратно погибли во время большого пожара в городском архиве лет сто назад вместе с некоторыми другими историческими документами."За Лысым полем есть неприметный полуразрушенный колодец. Воды в нем никогда не было, и он слишком глубок, чтобы пытаться его закопать. Мало кто помнит, что исторически колодец был одним из неприметных входов в катакомбы. Если бы доблестная стража заинтересовалась и исследовала дно колодца, на глубине около мили она бы обнаружила останки сорока семи тел – все что осталось от неугодных власти людей.Сколько еще их будет?"За окном уже стемнело, когда дверь со знакомым скрипом открылась, и Леда, все еще рассеянный, поднял на Джури отсутствующий взгляд покрасневших от долгого чтения глаз.– Ну наконец достойное чтиво, – хмыкнул Джури, увидев раскиданные на невысоком столике листовки. Леда в ответ не улыбнулся – он едва ли понимал, как можно веселиться после всего, что он узнал сегодня.Какие сто двадцать восемь – даже пары десятков историй о действующей власти Леде хватило, чтобы начать испытывать вполне реальную тошноту. Некоторые из них были о военном перевороте, о зверствах, которые чинили люди, впоследствии ставшие старшими храмовниками и заправлявшие в Синальде по сей день. Другие – о многочисленных убийствах, о резне и уничтожении целых семей неугодных, неудобных власти людей, при этом не всегда магов. Третьи – о коррупции, продажности Храма, который отнимал заводы и фабрики, после чего физически расправлялся с богатыми владельцами, заключал невыгодные контракты с другими державами и продавал им продукты во времена голода в самом Атламонде.Даже если половина из этих историй не была правдой, за вторую половину Храм подлежал презрению и свержению. Каждая из них была рассказана лаконично и емко, под каждой стоял значок четырехлистника. Можно было только воображать, что сейчас творилось в городе за закрытыми дверями. Вряд ли кто-то из горожан вспоминал о праздниках.– Листовки распространили только в Синальде? – в продолжение своих мыслей спросил Леда, и Джури пожал плечами:– Обижаешь. Сейчас их читает вся страна – еще неделю назад под видом школьных учебников вывезли двенадцать повозок.Запоздало Леда вспомнил, как очень похожий на те, что он сейчас держал в руках, листок Джури протягивал Сойку на совете, а тот, пробежавшись по бумаге быстрым взглядом, удовлетворенно кивнул и вернул листовку Джури.– Это все твоя работа, – негромко произнес Леда, больше утверждая, чем спрашивая.– Ну что ты, все мы славно потрудились, – нахально усмехнувшись, тот развел руками и уселся на диван напротив Леды.– Нет, – упрямо покачал головой тот. – Это все ты один. Они – все маги Противостояния – так не умеют.– Как "так"? – вопросительно поднял брови Джури, но Леде в его взгляде померещились напряжение пополам с любопытством.– Ходить в Тень, а потом возвращаться оттуда обратно. Ведь мертвые, с которыми ты разговариваешь, обитают там.На несколько долгих мгновений повисло молчание, и Джури, внешне совершенно расслабленный, смотрел на Леду из-под полуопущенных век. Казалось, что мыслями он не здесь – взгляд необычных ртутно-серых глаз был рассеянным, затуманенным. Леде не требовался ответ: если раньше он сомневался, то теперь осознавал, что все понял правильно – еще давно, пусть и не поверил сразу.– Сам догадался или подсказал кто? – спросил наконец Джури, и интонации его голоса звучали равнодушно.– Сам.– Надо же, святоша прозорливее, чем кажется.На издевку Леда не обиделся – он уже не знал, что должен сказать Джури, чтобы задеть его. За месяцы, проведенные вместе, у Леды выработался своего рода иммунитет на колкости мага, как будто те были заразной болезнью.– Я давно предполагал, но все сомневался. Слишком уж фантастически выглядит твой дар.– Поверь, маги сомневались куда больше твоего, когда мой дар проявился, – невесело усмехнулся Джури. – Потому что да, фантастика – именно то слово.– Наверное, мне легче было поверить, – предположил Леда.– Наверное. Позволь спросить, как ты додумался?Хотя фраза казалась вежливой, насмешливое выражение не покидало лица Джури, и Леда вдруг подумал, что оно вовсе не отражает истинных эмоций. Может, Джури не снимает маску, скрывая под ней нечто иное, человека, которого он не хочет показывать окружающим или таким посторонним для него людям, каким был Леда? – Ты долго и обстоятельно рассказывал о Тени, – начал загибать пальцы Леда. – Мне сразу показалось, что ты ею как будто восхищаешься. Но точно не испытываешь ужаса.– Ты тоже не испытываешь, – напомнил Джури и подался вперед, опираясь локтями на свои колени.– Я не испытываю, потому что едва ли понимаю, что она такое. А ты, казалось бы, должен.– Так себе довод, – поморщился Джури. – Ни один некромант или демонолог не чувствует страха перед Тенью. Как же с ней взаимодействовать, если боишься?– Этого всего я не знаю, – пожал плечами Леда. Ему хотелось занять чем-то руки: Джури буравил его внимательным взглядом, будто на допросе. От этого было некомфортно. – Но я догадался, что ты не зря так много спишь. И сон твой, мягко говоря, ненормальный – ты словно покойник, хоть и лежишь мирно под одеялом. Вот я и предположил, что твоя душа покидает тело и отправляется в Тень. Только, в отличие от всех остальных, ты способен вернуться из Тени назад. Даже из куда больших глубин, чем те, куда обычные люди попадают ненадолго во сне.На своего собеседника Джури больше не смотрел – разглядывал свои пальцы, которые сцепил в плотный замок, но Леда не сомневался, что тот внимательно слушает. Впрочем, говорить дальше особо было не о чем: все, что знал, Леда уже рассказал.– А когда сегодня я прочитал эти листовки, то подумал, что получить такие сведения можно только у покойных. Храм жесток, кому как не мне это знать, и скор на расправу. То, что во времена переворота творились ужасы, я даже не сомневался, но после, я думал, все же было лучше…Он осекся, когда понял, что отвлекся и заговорил о наболевшем. Вскинув голову, Джури взглянул на него из-под упавшей на глаза светлой челки. В кои-то веки он не насмехался, казался очень серьезным, и Леда вдруг понял, что ровно такое же выражение лица было у него вчера за секунду до поцелуя.Сглотнув, он поспешно отвернулся. О намерении выяснить с Джури отношения и обсудить инцидент в трактире Леда напрочь позабыл, а теперь уже было неуместно возвращаться к той теме – они говорили о куда более важных вещах.– В общем, я понял, что узнать все то, о чем вы писали в листовках, можно было только у тех, кто давно ушел в Тень. У мертвых. И утвердился окончательно, что был прав насчет тебя. Насчет твоего дара.Выдохнув, он поставил интонационную точку в разговоре, и Джури, тоже вздохнув, кивнул.– В целом все так и есть, – просто согласился он.– Ты стыдишься своего дара? – поспешил спросить Леда, пока тот был в правильном настроении и не спешил уходить.– С чего ты взял? – вот теперь Джури неподдельно удивился.– Потому что ты так долго не хотел рассказывать.Он уже почти слышал, как тот отвечает в ключе: "Плевать я хотел на мнение какого-то святоши", но этот день был полон сюрпризов для Леды, не обошлось без них и теперь.Еще раз кивнув, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями, Джури поднялся и неспешно подошел к камину, чтобы разжечь его. Только тут Леда понял, что в комнате стало холодно, и поежился. Пока читал, он не думал вообще ни о чем постороннем и запоздало вспомнил, что сегодня к тому же еще и ничего не ел.– Я горжусь своим даром, – спокойно произнес Джури за спиной Леды, и тот не стал оборачиваться, слыша, как маг подбрасывает дрова в камин. – В мирное время, когда не надо искать в Тени покойников и выпытывать, что произошло с ними в последние часы жизни, я посещаю совсем другие места. Чудесные воспоминания, несбывшиеся мечты, фантазии писателей и поэтов, которые не сохранили их на бумаге. Тень – удивительное, красивое и совершенно бесподобное место. Все, что было когда-то, все, что не сбылось, можно найти там.Голос Джури стал мечтательным, и Леда, не выдержав, все же обернулся. Усевшись прямо на пол и обняв колени, Джури смотрел на огонь, который занимался медленно, облизывая сухие поленья. О том, что в комнате он не один, Джури едва ли сейчас помнил.– Забытые сны, надежды, мгновения радости, даже давно сгинувшие цивилизации и народы – все это можно найти в Тени, если уметь искать. А я умею. Я потратил немало лет, чтобы исследовать многие потаенные уголки Тени, чтобы понять, какой мир скрывается за завесой реальности, в которой мы все заперты. Если бы ты только знал, как иногда сложно заставить себя проснуться и уйти из столь красивых, но более недосягаемых ни для кого из живых людей мест. Это знание притягивает, пленит, и, бывало, я засыпал на недели, блуждая по окраинам чужих воспоминаний. Но отчасти ты прав, в последнее время своему дару я не рад. Потому что, если бы не он, меня и близко не было ни в Синальде, ни вообще в Атламонде.Зная, какой Джури любитель буравить взглядом, Леда ждал, что тот сейчас посмотрит на него, как всегда, пристально и пронзительно. Но Джури продолжал смотреть в огонь, и отчего-то Леде подумалось, что именно в этот момент в Тень уходит еще одно несбывшееся желание, пока что недостижимая мечта Джури – начать новую жизнь как можно дальше от страны, где он пережил столько страшных часов.– Из-за того, что твой дар такой редкий, ты не смог отказать Сойку, когда тот попросил о поддержке, – произнес он, просто чтоб не молчать.– Да. Будь я обыкновенным некромантом, будь я даже сильным обыкновенным некромантом, здесь обошлись бы и без меня. Но в последние годы Противостояние начало сдавать. Все, что можно было сделать, маги сделали и уже долгое время буксовали на месте, как телега в грязи, – от этого сравнения Джури горько усмехнулся. – И тогда у Сойка появилась идея, как вдохнуть в Противостояние новую жизнь.Поленья приятно потрескивали, а вот лампа, под которой читал Леда, наоборот, погасла – должно быть, выгорело все масло. Но он отметил это вскользь и ничего не сделал, чтобы вновь зажечь ее, по большому счету свет сейчас был не нужен. Леде вдруг вспомнилось, как почти точно так же они сидели в гостиной вместе с Джури и пили вино. Казалось, годы, а не месяцы прошли с тех пор, и Леде отчего-то стало немного обидно: они ведь могут разговаривать как нормальные люди, как приятели. Почему же получается у них так редко?– Что ж, сегодняшняя диверсия – это было сильно, – посчитал нужным заметить Леда. – Ясно, что прямо сейчас простой народ ничего особо не изменит, но, как сказал сегодня Агги, вода камень точит. Тем более, если найдутся доказательства преступлений.– Они найдутся, – губы Джури тронула кривоватая некрасивая улыбка, но на Леду он по-прежнему не смотрел. – Покойники, знаешь ли, удивительно честный народ. Говорят все как есть, без прикрас и преувеличений. Вот бы со всеми людьми было так просто.– Уверен? – Леда все же невольно улыбнулся такому заявлению, и Джури в ответ негромко рассмеялся.– Я не это имел в виду. Общаться с мертвыми – так себе занятие. В особенности слушать, как зверски они были убиты.Вспомнилось, каким измученным и уставшим Джури часто выходил из своей комнаты, когда в очередной раз отправлялся в Тень собирать компромат на храмовников, как теперь понимал Леда. Если даже читать истории жертв нынешнего правительства было тяжело, какой же мукой было слушать их из первых уст пусть и мертвых, но реальных участников."А со своей семьей ты встречался в Тени?" – хотел было спросить Леда, но сдержался – вопрос был слишком личным. Следом он подумал было сказать, что Джури – настоящий герой, но снова смолчал, отчего-то почувствовав неловкость.– К слову, ты тоже сыграл далеко не последнюю роль в моей непростой работе, – вдруг слабо улыбнувшись, объявил Джури, будто решил разом отринуть грустные воспоминания.– Да? Это как же? – искренне удивился Леда.– Помнишь свое первое задание? Достать в архиве адрес покойных предков Манабу?– Не знал, что это его предки, – пробормотал Леда.События тех дней изрядно померкли в его памяти. Вспоминая, как тогда коротал долгие мучительные ночи, Леда как наяву видел перед глазами собственные метания в постели от нестерпимой боли. И хотя первый визит Джури в доходный дом и его странную просьбу найти какой-то древний адрес столетия назад разрушенного дома он помнил, подробности и детали успели померкнуть.– Артефакт, который сейчас создает Манабу, изобрели его пра-пра-кто-то, какие-то деды из седых времен. Но артефакт тогда сразу посчитали слишком опасным, отчего тот попал в список запрещенных, и ни одного упоминания о нем не сохранилось.– Как же тогда…– Манабу откопал что-то в семейных дневниках, – опередил вопрос Джури. – Что был такой себе артефакт, по сути магическое и очень опасное оружие, которое как раз подошло бы для нашего дела, вот только не сделаешь его никак, потому что никаких подробностей не сохранилось. Об этом он как-то и сказал Сойку. А Сойк, в отличие от Манабу, знал, к кому обратиться. Кто может сходить в Тень и спросить у призраков, как сделать изобретенный ими артефакт.Уголок рта Джури дернулся, а Леда, слушавший его с широко распахнутыми глазами, спросил:– Что-то все равно не понимаю, какова моя роль?– Я полгода блуждал по Тени, искал этих проклятых предков, – Джури пожал плечами. – Но они умерли слишком давно и глубоко ушли в Тень. У меня никак не получалось их отыскать.– И тебе помог адрес?– Именно. Тень – отчасти отражение нашего мира, в том числе нашего города, если пожелаешь. Банально зная адрес, я нашел их дом – тот самый, который исчез давным-давно, оставшись лишь воспоминанием завесы, к тому же у меня был план, который ты зачем-то любезно стащил из архива, хоть я и не просил. Призраки были там.На мгновение Джури замялся, и Леда понял по его напряженному лицу, что тому непросто подобрать правильные слова.– Короче говоря, это сложно объяснить. Как пытаться донести до слепого от рождения, что такое краски, – наконец он махнул рукой, сдаваясь. – Но если по сути, благодаря тебе я нашел и дом предков Манабу в Тени, и самих призраков почти сразу, как получил от тебя адрес. А те рассказали мне, как сделать артефакт и какую силу он в себе таит. Что я и передал Манабу.– Ничего себе, – пробормотал Леда, окончательно огорошенный такой историей.– Вот-вот, – насмешливо покосился на него Джури. – Когда грянет новый переворот, имей в виду, что твоя вина в этом тоже есть.Виноватым себя Леда не чувствовал – по крайней мере, пока. Все, что он испытывал, это бесконечное недоумение, а еще – восхищение, которое росло подобно морской волне, что поднимается все выше и выше.Каким же поразительным и невероятным даром наградил Джури Создатель. Каким бесценным и воистину волшебным. Забытые мелочи и важные проблемы, загадки истории и тайны погибших цивилизаций, – любой секрет из прошлого Джури мог найти и принести в мир. Пусть то, что произошло действительно давно, найти было сложнее, по словам самого Джури, но от этого его искра казалась Леде не менее прекрасной. Любые преступления можно было раскрыть, передать несказанные слова любимым, которых больше нет, получить ответы на вопросы, которые терзали годами. Но еще более ценным было то, что Джури – насмешливый и хамоватый временами – обладал такими невероятными знаниями, которые невозможно было измерить. Леда и представить себе не мог, сколько долгих дней и ночей он потратил на то, чтобы изучить Тень и открыть для себя ее несчетные тайны, зато теперь прекрасно понимал, почему того туда так тянуло и откуда берется восхищение в одних лишь описаниях места, в котором Леде до момента своей смерти не суждено было оказаться хоть на мгновение. Джури и его дар – а теперь Леда понимал, что они являлись единым целым, – были поистине велики.Джури пристально смотрел на него, и Леде показалось, что тот сейчас понимает, о чем он думает, не хуже Бё. Выражение лица Джури было нерадостным, быть может, он ждал от Леды вопросов, волнующих лично его. Но Леде сейчас было не до собственных проблем из прошлого, да и вообще просить Джури разбираться в его искалеченной жизни он не собирался ни сейчас, ни потом.– С ума сойти можно, – вместо этого произнес он. – Получается, твой дар – единственный в своем роде и совершенно уникальный? Не рождалось мага с такой же силой?На миг ему показалось, что Джури сейчас рассмеется, но тут же он болезненно поморщился.– Ну почему же, – Леде в глаза Джури опять не смотрел. – Был уже один такой маг. Точнее, была. Великая Пророчица.