Часть 2 (1/1)

Во сне тело его не слушается. Ноги в громоздких ботинках сами собой ступают по черному липкому бетону. К его ноге тянется чужая, такая же черная и липкая, кисть, и он против своей воли пресекает ее движение незнакомым оружием. Ему невероятно хочется домой, заснуть и не просыпаться больше. В голове эхом повторяются бесконечные шаги, и от этого звука он еле сдерживает фантомную тошноту. Преодолевая ее, из последних сил разлепляет веки. Успевает разглядеть знакомую квартиру до того, как тело грузно падает на колени. Прежде чем снова потерять сознание, он видит свою собственную спину, хотя, помнится, в его комнате нет таких больших зеркал.*** После приступа головной боли Айкава, как обычно, просыпается у себя дома, весь в холодном поту от очередного кошмара. Какое-то время он приходит в себя, уставившись в заросший паутиной потолок. В пустой голове сами по себе прокручиваются остатки странного сна. Ему снится одно и то же, стоит только заснуть, чтоб успокоить боль. Он уже устал думать, что бы это могло значить, поэтому все, что остается — перетерпеть и постараться выспаться. Он вспоминает о друге только когда чистит зубы, щурясь на свое отражение в мутном зеркале. В мозгу словно по щелчку всплывает вид огромной, стянутой нитью, раны, а за ним — ощущение упругой кожи под пальцами, оседающее где-то внизу живота, заставляющее нахмурить брови и смотреть куда угодно, хоть на пыль за раковиной, лишь бы не самому себе в глаза. Айкава выдыхает сквозь сжатые зубы и умывается, стараясь не обращать внимания на зеркало.Сколько времени прошло? День, два? Неделя? Стоит начать поиски со школы — Рису все же стремится к знаниям сильнее, чем к получению тяжких телесных. Айкава в спешке покидает свое — или чужое, хрен разберешь теперь — жилище.*** — Айкава, это ты? Бля, кто ж еще. Найди мне в этом городе еще одного двухметрового мужика — только чур без крестов на глазах и вечно поцарапанной рожи — и я буду до конца времен угощать тебя пивом. — Ага, я. Здорóво.— Дай угадаю: Рису ищешь?— Чувак, я все время только этим и занимаюсь. А ты что, в курсе, где он? Парнишка-одноклассник во всратом костюме, ничего необычного. Айкава не знает ни как выглядит его лицо, ни его имени. Им с Рису встречается много таких; все как он и говорит: слабые маги всегда собираются вместе. Парнишка чешет затылок; по наклону его затянутой в маску головы понятно, что он растерянно смотрит себе под ноги. — Я его не видел какое-то время… прости, ничем помочь не могу. Что-то случилось?Случился сам Рису на его все еще больную голову. — Видишь ли, его сильно ранили на днях. Мы разминулись.Маг наклоняет голову вбок: — А ты что же, ничего не почувствовал? — С хера ли мне что-то чувствовать? — Ну, как же… Говорят, каждый маг хорошо ощущает, что происходит с его напарником. Из-за, ну, договора, — парнишка тычет пальцем себе в хилую грудь и наклоняет голову в другой бок.Маги-напарники и правда нередко становятся очень близки и начинают чувствовать друг друга на расстоянии. Наверное, это не так уж и странно. Только вот Рису с Айкавой не заключали договор, и ощущать друг друга они не смогут, как бы ни старались. Предложить ему, что ли, смотаться вместе на следующую Синюю Ночь, думает Айкава, прикидывая, что ждать придется еще аж целых три года, и максимально безразлично отвечает: — Не неси херню, мы не настоящие напарники. Я не могу чувствовать, что происходит с Рису.Парнишка оставляет Айкаву в покое, и тот раздумывает, что же делать дальше. На голодный желудок думается сложнее, поэтому он принимает здравое решение спереть что-нибудь съестное из столовой и все-таки отправиться на занятия. Не выдержав и получаса, сваливает со скучной лекции — преподаватель-склеротик в который раз бубнит что-то про ?таинственную и неизведанную? магию проклятия — и поднимается на крышу. Таких скучных дней, как сегодня, не выдавалось с тех пор, как они с магом подружились — Рису не пропускал ни одного занятия, как бы сильно ему ни доставалось на его ?работе?. И все же идти домой к нему немного стремно и как-то лень, и, похоже, в школе его сегодня не будет. Сегодня солнечно. Айкава вроде бы только недавно проснулся, а ощущает себя так, будто и не спал вовсе. Лучи света бьют прямо в глаза, пробираются даже под веки, отчего хочется зажмуриться еще сильнее. Он скидывает куртку, расстегивает и отбрасывает подальше ремни, держащие ножи; потягивается, вдыхает свободно: обычно они плотно сдавливают грудную клетку. Можно и вздремнуть, а там, глядишь, и проблемы сами собой разрешатся. Погоди-ка, здесь же всегда солнечно. О чем это ты? Он до разноцветных кругов перед глазами смыкает веки. Все-таки вредно на больную голову думать, даже с полным желудком.

Заснуть получается на удивление легко. Впервые за несколько долгих месяцев Айкаве снятся не ошметки чьих-то тел и реки крови, а всего-навсего какие-то грозовые тучи. И ощущение от них такое, будто домой попал. В грязный, мерзкий, вечно холодный и неприветливый дом — от него веет тоской и сожалением. Айкава не знает, что другие, настоящие маги видят тучи и дождь только в самых страшных своих кошмарах. В бок упирается нога в тяжелом ботинке, а откуда-то очень сверху раздается приглушенный звоном в ушах раздраженный голос: — Эй, ну-ка вставай! На солнце ведь перегреешься. Айкава, чтоб тебя, сколько можно спать? Он разлепляет глаза, сощурившись, глядит прямо в небо — по крайней мере, за бесцеремонно пинающим его туловищем совершенно точно должно быть небо. Его наконец перестают пинать, маг тяжело опускается рядом с ним. Солнце, до этого заслоненное его спиной, с новой силой бьет в глаза, вынуждая крепко зажмуриться и перевернуться на бок. — Рису… — на него сразу накатывают воспоминания последних дней, руки в перчатках холодеют, — с тобой все в порядке? Как ты?Айкава приподнимается на локтях, наблюдая, как крестоглазый усаживается поудобнее на разогретом солнцем бетоне, как хмурится, пока вытягивает вперед больную ногу.— Я тебя искал, Рису. Подумал, как бы хреново тебе ни было, все равно в школу придешь. Прости, не вышло у тебя остаться.— Я и сам тебя искал, — надо же, маг аж сияет. Все еще морщится от уходящей боли, но все равно мягко улыбается, сощурив глаза с узкими зрачками. — Ты опять куда-то пропал, почти неделя прошла.Ага, все-таки неделя. Блядь, за целую неделю выспаться, что ли, нельзя? Как это вообще работает?Рису продолжает сиять: — Я, значит, просыпаюсь и не понимаю ни хрена: где я, куда ты подевался, почему я вообще живой еще. Все-таки ты меня домой притащил, да? Совсем ничего не помню. Ты мне, кстати, все чистые полотенца в крови извозил, ты специально, что ли?Айкава не смотрит на него. Он смотрит сквозь ржавые прутья поручней, поверх старых зданий с отслаивающейся штукатуркой и гнилыми оконными рамами. Солнце почти выбелило их, как древние кости, поселило в их трещинах короедов и дорожную пыль. Он не может заставить себя смотреть Рису в глаза.А тот не может не смотреть на него.

*** На перемене они снова выбираются на крышу. Рису осторожно, чтоб не потревожить лишний раз ногу, опирается на стену с облезшей краской; Айкава, растянувшись рядом, похоже, дремает. Будто резко проснувшись, дергается и поворачивает голову в сторону друга: — Десять дней прошло, чувак.— Чего? — тот аж подскакивает от неожиданности. — Швы, говорю, снимать не пора? Рису инстинктивно подбирает больную ногу к себе.— И правда. Я уже и думать про них забыл. Сегодня же сниму.— Уверен, что сам сможешь? Там же бедренная артерия. Истечешь кровью, а мне потом что делать?Маг задумывается на секунду, проводя ладонью по внутренней стороне бедра вдоль скрытого под одеждой шва; Айкава шумно сглатывает и отворачивается.— Тогда после занятий ко мне. Идет?

*** — Может, я все-таки сам? Не хотелось бы тебя напрягать… — Мне не так уж и сложно. Тебе совсем не обязательно быть при смерти, чтоб я тебе помог.Рису выглядит немного смущенным. ?Надо же, — думает Айкава, — пошлые шуточки мы отпускать не стесняемся, а как доходит до обычных медицинских процедур, так надо обязательно растеряться?. Впрочем, тут же напоминает он себе, он и сам не лучше.Они снова дома у крестоглазого. Набрали кучу разной жратвы и выпивки, чтоб потом расслабиться как следует, однако Айкаве от этого не спокойнее. Стоит прикрыть глаза, как на внутренней стороне век маячит тот самый, слишком гладкий участок кожи. Или соберешься, или проваливай, пока не поздно; больше, чем положено, тебе тут делать нечего. — Точно повязки менял? Вечно ты о них забываешь.— Точно, точно… — Ну-ну.— Ты мне не веришь, что ли?— Верю. Поэтому расслабься и снимай штаны.По лицу мага несложно догадаться, что он о нем думает. Рису рычит недовольно, пока стягивает штанину с больной ноги, оставляя болтаться на другой.Давай, чувак, ты это уже кучу раз делал. Айкава достает оставшийся с прошлого раза хирургический набор и опускается на колени, краем глаза наблюдая за Рису. Тот нехотя подвигается к краю кровати, разводя колени в стороны.Блядь... Айкава старается дышать ровно и контролировать дрожь в руках. Айкава старается вытаскивать нить аккуратно и без резких движений. Старается не протягивать руки куда попало.Старается ровно до того момента, пока не слышит глухой тихий вздох. Те, кому больно или хотя бы неприятно снимать швы, никогда так не дышат. Рису, его Рису, которого он, как ему думается, слишком хорошо знает, никогда так не прогибается в спине, вгоняя короткие ногти в обивку кровати. Айкава с трудом и нескрываемым удивлением поднимает глаза от его паха. До этого он только размышлял о том, как выглядел бы крестоглазый, окажись он в подобной ситуации. Однако размышления — это одно дело; в реальности Рису, всегда немного грубоватый, сейчас очаровательно краснеет и до того смущенно улыбается, что Айкава моментально начинает вычислять, как бы его так повалить, чтоб не попортить свежую повязку.— А чего ты хотел? Я же говорил, что лучше сам, — Рису издает нервный смешок и старается не смотреть ему в глаза. — Нечего было меня лапать, Айкава.— Я и так пытался тебя как можно меньше лапать, а ты еще и… — решает было вспылить тот, но вдруг в его сознании что-то щелкает. — Хотя, знаешь, ты прав. Наверное, это и правда из-за меня. Поэтому, — Айкава придвигается ближе, прижимаясь щекой к обтянутой бинтами внутренней стороне бедра мага, — я обещаю все исправить, если ты мне позволишь.Рису охает и моментально покрывается мурашками, но его не отталкивает. Вместо этого раздвигает колени еще шире и наблюдает. Айкава наклоняется ниже, задирая ему футболку, и, внезапно придумав себе новое развлечение, раскрывает рот и обхватывает его член губами прямо через белье. Рису вздрагивает и шепчет: — Ты что творишь?— Прошу у тебя прощения за недельное отсутствие.Айкаве жарко. Кожа как будто горит и плавится. Он отстраняется от друга на секунду, чтобы стянуть прилипшую к телу футболку и избавить Рису от мешающего белья. Он закрывает глаза, полагаясь только на руки и язык, исследуя ими тело перед собой.На пробу проводит вверх-вниз по всей длине ствола, подцепляя языком каплю прозрачной смазки. Обхватывает головку губами (на этом движении Рису больно сжимает его волосы на затылке и шипит сквозь зубы что-то матерное) и нарочито медленно опускает голову. Маг тянет его за волосы, как хватают за загривок провинившегося кошака, и он подчиняется, чтоб в следующий раз уже самому настроить темп. Рука на затылке ослабляет хватку, Рису мягко обхватывает его шею и надавливает кончиками пальцев на чувствительную точку за ухом, будто прося прощения. ?Ничего, — думает Айкава, — я тебе это потом припомню?. Думает он это скорее не от злопамятства, а оттого, что, по сути своей, боль ему вдруг понравилась. Он отрывается от своего увлекательного занятия, чтоб посмотреть, как выглядит Рису. Маг, зажмурившись, закусывает кожу на руке.— Прекрати себя кусать. Зашивать не буду. И вообще, — Айкава отнимает руку мага от его клыков и дотрагивается языком до покрасневшей кожи, — если будешь сдерживать свой голос, как я пойму, что тебе нравится?Рису оказывается послушным, упирается покусанной рукой в кровать и мягко надавливает другу на затылок в просьбе продолжить. Айкава вбирает в себя ствол насколько может, пока в горле не начинает неприятно саднить, а основание охватывает пальцами. Начинает двигать головой, одновременно подстраивая руку под темп. Маг под ним вздрагивает и стонет сквозь зубы, перемещая руку с затылка Айкавы на его плечо. Тот поднимает на него взгляд еще раз: глаза у Рису застелены похотью и влажно блестят, он откидывается на спину и тянет друга за собой, и Айкаве приходится последовать за ним. Совсем как тогда, когда трогал его, лежащего здесь без сознания, он широким движением оглаживает упругие бедра и жарко выдыхает, стараясь зубами задрать футболку друга повыше.— Айкава… Ты тоже… — Что ?тоже?? Забыл, кто кому здесь помогает?— У тебя еще язык поворачивается называть это помощью? После того, где ты меня им вылизывал? — Рису хищно улыбается и в одно движение затаскивает Айкаву на кровать, седлая его. — Ремень сам расстегнешь, или мне помочь?

*** В итоге, естественно, шов расходится, и Айкава завороженно наблюдает, как эластичный бинт — единственное, кроме футболки, что остается на Рису, — постепенно пропитывается кровью. Маг, как обычно, ничего не замечает; победоносно скалится, восседая верхом на напарнике, и вытирает полотенцем белесые пятна с его живота. Вся картина в целом выглядит до того реалистично, что аж не верится, поэтому Айкава не находит ничего лучше, кроме как напрямую спросить: — Погоди, я что-то не понял. Тебе что, понравилось?

— Как будто ты не слышал, — чуть смутившись, продолжает скалиться Рису.

Конечно, слышал. И соседи, наверное, слышали: стены-то тонкие.

— Тем более, ты сам меня попросил не сдерживаться, — Рису отбрасывает полотенце куда-то на пол. — Эй, скажи честно,ты ведь уже делал что-то подобное? Ну, — чуть улыбается, — с языком.

— Нет, никогда. Просто… чувствовал, как тебе может понравиться.

Он лжет. Как объяснить самому близкому человеку, что в его-не-его голове есть воспоминания о парнишке с фасеточными глазами, который всем телом прижимался к нему и не позволял себя целовать? Как объяснить себе, что у того парнишки, как и у Рису, были кресты на глазах? Это почти похоже на сон, вот только Айкава знает — теперь наверняка знает: все его сны — чья-то реальность. А впрочем, неважно, чья; его не волнует, что происходит, пока он может дотянуться до Рису и обнять его. Айкава так и поступает: садится на кровати и притягивает друга к себе. Прикрыв глаза, старается выбросить из головы остатки чужой памяти. Не помогает.

— Эй, Рису.

— Чего тебе еще?

— Можно тебя поцеловать?

— Ты совсем дурак такое спрашивать?

Маг заглядывает ему в глаза, его вертикальные зрачки чуть расширяются. Впивается в его губы жестко, неумело, то и дело задевая короткими клыками. И Айкава отвечает ему тем же, не со злости, а потому что по-другому не умеет. Потому что он существует, и почему-то ему хочется это доказать именно таким образом. Потому что тот, другой, так не может. Рису становится чуть мягче, вылизывает его рот горячим языком и тихо постанывает. Затем чуть отстраняется, облизываясь, тихо произносит: — Айкава, что-то мне нехоро… — и падает, блядь, в обморок. Айкава тихо матерится и лезет в аптечку доставать хирургическую нить, пока маг не залил кровью всю постель. А потом Рису куда-то исчез. Обрадовал его новостями о своей магии, и… не вернулся с задания. А потом исчез и сам Айкава.*** Раньше у него было полно шрамов. Много мелких царапин, больших царапин, длинных отметин, похожих на сороконожек из-за белых точек по краям — следов от швов. Некоторые из них Айкава сам старательно залечивал дымом, прижигал, перебинтовывал. Какие-то случайно врезались в память, стоило ему зацепиться взглядом за неприкрытый одеждой участок кожи. Тогда он долго пытался прийти в себя от волнения, и не всегда это было волнение за самого Рису, за его здоровье или жизнь. Волнение этого рода тяжело оседало в груди, заставляло прикрывать глаза и поскорее отворачиваться. Теперь у Рису новое тело, и Айкава сам тому виной. Он более-менее помнит, где находились все крупные раны; так странно их здесь не видеть. Теперь он проводит еще более огрубевшими ладонями по его бедрам, в памяти воссоздавая сначала надрез — движение вниз, затем аккуратные стежки черной нити — резкий рывок вверх, встреченный дрожью и громким вдохом, и, наконец, смахивает с гладкой кожи образ зажившей выпуклой ?сороконожки?, притягивая Рису поближе к себе. — Я скучал по тебе, чувак. — Не говори так, — Рису отводит глаза, — ты меня целый год не помнил. Теперь у Рису целых два тела. Одно дьявольское — огромная поебота в углу, сверкающая кольями и выбеленной костью маски-черепа, и совсем не отличающаяся своим видом от Проклятого. Второе тело сейчас перед ним, донельзя распаленное, но все такое же знакомое. За все это время, однако, характер Рису очень изменился: маг стал более радостным и самоуверенным, даже наглым. Дьявольская трансформация явно пошла ему на пользу. — А ты меня забудешь. Люди в Дыре долго не живут, — Айкава откидывается на кровать рядом с тяжело дышащим магом. — Никогда не думал, что скажу это, но я жалею, что не попаду в Ад. — О, не волнуйся. Ты бы скорее пожалел, если бы и правда туда попал. Поверь, я знаю, о чем говорю, это все-таки моя работа, — Рису переплетает его пальцы со своими. — И потом, у дьяволов исключительная память. Просто нам со временем становится плевать. — Мне бы так. — Тебе так не будет, жалкий человек, — маг коротко целует его в шею, встает с кровати и принимается поднимать с пола хаотично разбросанную одежду. — Собирайся, смертный. Никайдо ждет, пельмени стынут. Айкава ловит брошенную в него футболку. Он слишком хорошо помнит, как первые полгода после того, как все закончилось, Рису смотрел на чужого ему человека с головой рептилии и все не решался поговорить о случившемся. Маг всегда любил разговаривать, когда его что-то беспокоило, и рано или поздно набрался бы решительности, так что Айкаве даже в голову не приходило его поторапливать: сам придет, когда захочет. В итоге момент был упущен. Прошло пару лет, Рису сдал дьявольский экзамен и объявился всего несколько дней назад, притащив с собой Асу за компанию. Они так и не поговорили: в первый же вечер подвыпивший крестоглазый вернул ему человеческое лицо, выдохнув дым прямо в крокодилью морду, и потащил трахаться в комнату Никайдо на втором этаже ?Голодного Жука?. Не то чтобы такой ?разговор? его не устроил, конечно, но некоторые вопросы просто опасно оставлять без ответов, если только ты сознательно не планируешь мучиться от бессонницы ближайшие несколько недель. Поэтому Айкава здраво рассуждает, что ему нахрен не сдалось лишать себя сна. — Рису? — Да? — Почему ты вообще на это решился? Столько всего произошло ведь. Маг застывает посреди комнаты с ворохом одежды в руках. На какую-то долю секунды, как кажется Айкаве, огонь в полубезумных дьявольских глазах уступает место глубокой печали, а затем вспыхивает с новой силой. Рису беззаботно улыбается: — Потому что ты не изменился, Ай. Остается, как всегда, пожать плечами и произнести привычное: — Вот оно как. Уже у выхода, спиной чувствуя следующую за ним страшную дьявольскую тушу, Айкава хватает мага за руку: — Эй, ничего не забыл? — Я никогда ничего не забываю. Просто оттягиваю момент, — Рису вплотную приближается к нему, обхватывая горячими руками шею, и шепчет в самые губы: — ща все будет. И медленно целует. Проникает языком в чужой рот, царапается клыками и наблюдает за ним из-под прикрытых век. Айкава слышит тихое шипение, и в следующую секунду его рот наполняется дымом. Только бы не вдохнуть. Рису прерывает поцелуй и облизывается. — Теперь доволен? Пойдем, ящерка. Под чешуйками зудит. Рису не любит моменты, когда приходится возвращать назад кайманову голову, ведь, во-первых, так Айкава становится выше него ростом, а во-вторых, так неудобно целоваться. Ну да ничего, перетерпит — дьявол в Дыре редкий гость, а проводить время с Никайдо, зная, что у тебя человеческая голова… не по себе ему от этого, в общем. Он натягивает на морду противогаз, Рису ?надевает? дьявольское тело — в Дыре начинается новый день.Что мы узнали за сегодня:1. Рису стал дьяволом.2. У Айкавы и Рису и вправду была странная дружба.3. Дьяволы не злопамятны. Но это не точно.