Часть 1 (1/2)

Что необходимо знать перед прочтением:1. Рису часто огребает по роже попадает в неприятности.

2. Айкава беспокоится за Рису.3. У Айкавы дикие провалы в памяти.

Он тогда еще не был его напарником, даже не знал, кто он такой, и насколько близко они существуют рядом друг с другом. Как-то раз Айкава подслушал обрывок его истории в грязном кабаке, когда крестоглазый приглушенным полупьяным голосом обсуждал свою ?работу? в организации с мужиком с лошадиной мордой и такими же, как у него самого, татуировками на глазах. Теперь для Айкавы почти в порядке вещей видеть, как этот самый крестоглазый радостно хромает ему навстречу, или как втихаря приглаживает отклеившийся пластырь. Неделю назад, например, он пришел на занятия с забинтованной рукой. Отказался говорить, что произошло, только отмахнулся и весь день избегал смотреть Айкаве в глаза. На Рису все заживает как на собаке, но что толку с этого, когда он почти каждый день появляется в школе с новыми царапинами на роже и ссадинами по всему телу? Чего стоит Айкаве похлопать его по спине или приобнять за плечи — маг то и дело вскрикивает или отталкивает его: то ли боится, что друг причинит ему боль, то ли старается как можно дальше держать его от своих проблем. Трудно представить, чтобы Рису, с его-то ростом и умением драться, вообще можно было ранить и тем более избить до синяков и переломов, однако каждый раз все же находится маг, способный здорово вломить ему перед тем, как подохнуть. В конце концов, элита тоже не неженки, а некоторые виды магии легко ломают кости. Айкава плохо знаком с делами крестоглазых, однако не обязательно быть шибко умным или — не дай дьявол — путаться с этими уродами, чтобы додуматься, какую ?работу? они взваливают на Рису, пользуясь его положением новичка.

Сегодня ?работа? навалилась и на Айкаву. В буквальном смысле навалилась: двухметровое раненое тело давит на него всем весом, ограничивая движения. У Рису рассечена правая рука: от запястья до локтя тянутся по диагонали несколько глубоких ран, словно когтями рвали. Как им объясняли в школе, такие остаются от редкого вида боевой магии. Айкава старается накладывать швы как можно быстрее и осторожнее. Зашивать порезы неудобнее некуда: Рису наткнулся на него в переулке, залил всю одежду кровищей из разодранной руки и чуть не грохнулся в обморок по дороге из аптеки, откуда их выгнали по причине, опять же, заливания кровищей всего вокруг; старикан-аптекарь хоть хирургический набор продал, дай дьявол ему здоровьечка. На исцеляющий дым самого хренового качества они еще в позапрошлый раз просрали все деньги, да и толку с него никакого не поимели, поэтому теперь Айкаве приходится плечом подпирать бледного от потери крови другана и махать иглой над ранами буквально на коленке. Романтика, блять, хоть бы инфекцию не подцепил, придурок.

— Бля, знал бы, что тебя сегодня покромсают, оставил бы денег на дым. Я понимаю, ты не хочешь из организации уходить, но можно же не подставляться! И без тебя лишний раз обойдутся, зато целее будешь! Вату подай. — Я выполняю свою работу, Айкава. Ты не обязан мне помо… ссука, осторожнее! — последние слова Рису проговаривает с тихим шипением, и морщится каждый раз, как изогнутая игла дырявит кожу.

— Да ты бы кровью истек, если бы я тебе не помогал, говно ты неблагодарное, — язвят ему в ответ. Айкава присматривается как следует: в едва свертывающейся крови нет даже намека на частицы дыма, хотя дымовые каналы вот они, тоже задеты. Он поддевает один из них пинцетом. Пусто. Лучше промолчать и не говорить крестоглазому — расстроится. Мелкие царапины на его татуированном личике совсем неопасны, хоть это радует; и все же Айкава мысленно отмечает и их, чтобы продезинфицировать позднее. Рису всегда по-детски смешно морщит нос и шипит, когда перекись щиплет содранную кожу, и Айкаву это невероятно забавляет. Но это потом, когда магу уже не будет угрожать медленная мучительная смерть от потери крови. Сейчас не время дурачиться. А тот уже устал стискивать зубы от боли, и теперь только хмурится немного, уставившись на иглу со скользящей в коже толстой нитью. Для Рису теперь зашиваться — почти привычное дело, все равно что зубы чистить. Жесткой такой щеткой, до крови из десен. Он бормочет еле слышно, видимо, надеется, что Айкава не разберет: — Ты же знаешь, я больше ни на что не гожусь. У меня нет выбора. Но Айкава всегда слышит. — Не неси херню. Если ты не умеешь создавать дым, это не значит, что ты никому не нужен, и что тебе обязательно придется сбиваться в кучку с себе подобными. Ну же, руку ровнее положи… хотя давай лучше я, не напрягайся. Рису еще как напрягается: никак, дурака кусок, не возьмет в толк, что он может быть кому-то нужен. Он, конечно, никогда не говорит этого, но Айкава догадывается. Раньше ему стоило больших усилий заставить гребаного крестоглазого хотя бы промыть раны или остановить кровотечение, и все потому, что Рису совсем не умеет себя жалеть. В лепешку расшибется, идиот, лишь бы выполнить очередное тупое поручение. Он настолько слепо доверяет сборищу недомагов, которые сами борются непонятно за что, так какого хера он не может довериться своему единственному другу? Задолбавшись прокручивать в голове одни и те же мысли, Айкава прищуривается, в очередной раз целясь иглой в кожу, и устало, вкладывая в одно слово весь круговорот накопившихся эмоций, произносит: — Блядь. Дальше все идет как обычно. Только Рису корчится от боли и иногда матерится. Когда все мучения наконец остаются позади, Айкава в последний раз перерезает нить и любуется на свою работу, чуть отдалившись и наклонив голову вбок, подобно художнику, рассматривающему свеженаписанную картину. Чем больше ему доводится штопать друга, тем аккуратнее и ровнее становятся стежки. В следующий раз, думает он, нужно будет попробовать вышить на нем что-нибудь крестиком, или, там, гладью хуй нашить. Айкава прыскает со смеху и прочищает горло. — Погоди еще немного, перемотаю тебя и пойдем поедим чего-нибудь. — В любой ситуации — жри, да? — Рису легонько бодает его в плечо. Надо же, чуть в обморок не падает, но честно справляется с обязанностью подъебать Айкаву. Значит, жить будет. — Сейчас жрать нужнее тебе — из тебя литра полтора вылилось. Как не сдох еще, шутник хуев. — Ты от меня так просто не отделаешься, — Рису клыкасто ухмыляется, кладет голову Айкаве на плечо и от изнеможения прикрывает глаза, отрываясь наконец от созерцания черных нитяных зигзагов — прямо медитация, еще бы больно не было. С минуту помолчав — ну не заткнуть его просто так — зовет совсем другим, серьезным, голосом: — Айкава? — Чего тебе еще? — Что-нибудь изменится, если я умру? Секундная пауза.

— Сам-то как считаешь? Теперь шов нужно перевязать покрепче и прикрыть все это остатками рукава, чтоб не сползало. Конечно изменится, Рису, башка ты тупая, пиздануть бы тебя как следует, да жалко.

Айкава чувствует, как маг опирается на него, а еще чувствует его тепло, живое и неподдельное, и стойкий металлический запах из-за большого количества крови вокруг. Ему кажется, в такой ситуации немного неправильно думать, что это… приятно. Как-никак, его друг страдает, и ему бы стоило попытаться его поддержать, однако совсем не выходит. В запахе крови он не чувствует страха и боли, только колебания плотного застоявшегося воздуха. Может быть, он просто привык постоянно его спасать?

Рису тем временем вздыхает тяжело и продолжает отрывисто бормотать: — Что есть я, что нет — один хрен. Все крестоглазые стараются быть полезными организации, но заменить любого из нас ничего не стоит. Каждый это понимает, и все равно никто не может уйти… Мусору вроде нас по отдельности не выжить. — Не понимаю, почему ты им веришь. Неужели никто даже не догадывается, чем вы занимаетесь на самом деле?

Маг задумывается. Айкаве почти слышно, как в его мозгу вращаются шестерни. — Все молчат. Что нам еще остается? В мире полно слабых магов, желающих лучшей жизни, и мы хотим достичь ее любыми доступными способами. Здесь главное — цель, а средства… — Рису, помрачнев, косится на свежую повязку. Айкава вздыхает: — Все сказал? А теперь советую тебе закрыть пасть и поберечь силы, иначе вырубишься.

Маг приподнимает голову, нехотя отрывая щеку от нагревшейся черной куртки; пристально смотрит на напарника, борясь с желанием прикрыть глаза от накатившего изнеможения.

— Ну, а ты, Айкава? Что бы в тебе изменилось, если бы я умер? Хоть что-нибудь да поменялось бы, правда ведь? Он на мгновение зависает. Что бы в нем изменилось? Если бы вдруг не стало его единственного друга и напарника? Он это сейчас серьезно? Айкава неосознанно поводит плечами, стараясь не пускать эту мысль слишком глубоко в голову, не дать ей укорениться в мозгу; этого делать ни в коем случае нельзя. В итоге он просто закатывает глаза: — Ты же видишь, я и так делаю все, чтобы ты не подох раньше времени. Давай, поднимайся. Поешь — и вся херня мигом из головы выветрится. Он придерживает Рису, стараясь не задеть раненую руку. Обхватывает мага за талию; под пальцами сквозь грубую ткань одежды глухо отдается учащенный пульс.

Он как будто бы ничего не весит, хотя для Айкавы он и так довольно легкий. Не будь у Рису этой глупой застенчивости, можно было бы взять его на руки, чтоб остатки сил не растерял, да так и нести до самой закусочной, но нет же, мать твою, ?я не мешок картошки, Айкава, нечего меня на себе таскать?. Заставить его, что ли, уйти из организации? Конечно, у него нет на это никакого морального права. Однако пускай лучше Рису займется чем-нибудь менее травмоопасным, чем будет потом ворчать недовольно, пока Айкава прижигает ему глубокую царапину на скуле или уговаривает задрать футболку, чтоб обработать огромные гематомы на ребрах. Да и судя по его сегодняшним размышлениям, маг и сам не в восторге от всего этого цирка. Остается надеяться, что когда-нибудь все закончится. Лишь бы слишком поздно не стало. А с другой стороны, бояться нечего: пока он рядом и может ему помочь, Рису ничего не угрожает. Уж он-то сделает все возможное, чтоб этому придурку если и доставалось бы, то хоть не сверх меры. В конце концов, с каждым зашитым порезом и перевязанной раной, с каждым прикосновением огрубевших пальцев к воспаленной коже они неминуемо становятся чуть ближе.

*** — Ты знал, что некоторые слабые маги вскрываются, чтоб добраться до дымовых каналов?

Айкава старается не захлебнуться пивом. Что бы это ни значило, надо взять себя в руки; он тянется за салфеткой, тщательно подбирая слова: — Я, блядь, не понял, ты это к чему щас сказал?

Что ж, подбирать слова Айкава не умеет. Крестоглазый напротив него в ожидании своего заказа нервно стучит по столешнице пальцами с отросшими ногтями, и это ужасно напрягает. — Не могут накопить на нормальную операцию и, по сути, просто добровольно выпиливаются. Не собираясь этого делать, конечно же.

— А, ты об этих. Слышал об одном таком, в нашей школе учился. Ну, истек он кровью, что дальше? Не у всех проблема именно с каналами, причин может быть куча, — он пытается перевести тему: — ты лучше скажи, как с замотанной рукой есть собираешься. — Я и левой могу, — и правда, может: в доказательство маг тут же ловко и изящно подхватывает палочки для еды и, щелкая ими пару раз, подмигивает другу. Пока они едят, Айкава наблюдает за движениями его здоровой руки как за своим отражением в зеркале. Похоже, Рису вообще плевать, какой из рук что делать, лишь бы они были. С его-то склонностью к самопожертвованию наличие двух более-менее функционирующих клешней — это настоящее чудо.

— Погоди-ка… ты ведь не пытался? В смысле, руку ты же не сам разрезал, правда? Рису на секунду отводит глаза. Сейчас он выглядит не таким бледным, но он все еще слаб от потери крови. Придется тащить его на своем горбу; может, в этот раз хоть удастся узнать, где его дом — почему-то Айкаве до жути интересно увидеть, как он живет, этот маг.

Теперь настала очередь Рису подбирать слова. Он этого тоже никогда не умел, поэтому Айкава даже бровью не ведет, когда крестоглазый открывает рот: — Ты раны вообще видел? Такие самому себе наносить, это ж охуеть можно! — он, видно, хочет продолжить кричать, но, совладав с собой, медленно выдыхает и продолжает уже спокойнее: — Слушай, я понимаю, как все это может выглядеть, но клянусь тебе, сам я ничего не делал. Конечно, мне было интересно, что произойдет… Как видишь, ничего не изменилось. Но сам я такое бы ни в жизнь. Правда-правда, — и бросает на друга такой обеспокоенный взгляд, что Айкаву от чужого волнения аж мутить начинает. Похоже, Рису в кои-то веки понимает, как за него переживают; от этого в груди немного теплеет. — Ладно, проехали. В любом случае, похоже, тебе понадобится помощь. Ты столько крови потерял, вряд ли сможешь нормально двигаться.

— Хочешь проводить меня домой? — маг ухмыляется, чуть прищуривая глаза, с явным усилием выпрямляет спину и, даже не поморщившись, скрещивает руки на груди — жест, призванный сказать: ?ты уже и так много сделал, если подохну по дороге — сам буду виноват?, — не сегодня, Айкава. В следующий раз, может быть.

Это его ?в следующий раз? звучит странно. То ли Рису настолько привык огребать непонятно от кого, то ли просто сболтнул, не подумав — иди знай, что у парня в голове. Айкава в ответ на эти слова просто пожимает плечами и возвращается к недопитому пиву. Рису вообще немного странный в последнее время. Вроде как обычно витает в облаках, но… как-то по-другому, что ли. Вроде и по-обычному смотрит на напарника, а взгляд застлан странной дымкой. Не к добру это.*** Конечно же, ?следующий раз?, обещанный Рису, не заставляет себя долго ждать. Стоило снять швы с поврежденной руки, как ему достается от очередного мага, на этот раз средненького. Парализующий дым — штука сама по себе не опасная. Однако в бою даже не особо сильному магу не составит труда отправить парализованного прямиком в Ад. Айкава оказывается рядом в самый нужный момент — возможно, даже не совсем случайно — и перерубает магу руки к чертовой матери, чтоб неповадно было. Тот спешит скрыться под шумок, пока Айкава вдупляет, что случилось; остается только плюнуть ему вслед и отложить погоню. Он сгребает Рису в охапку и несет по названному адресу — к счастью, языком ворочать крестоглазый способен в любом состоянии.

Они очень быстро оказываются на пороге ничем не примечательной, невероятно старой и обшарпанной, как и все здания в районе, общаги. Рису, бормоча, называет номер комнаты. Айкаве приходится прижать друга к стене и с извинениями облапать, чтоб достать у него из кармана ключи и открыть дверь, попутно придерживая его, дабы не сполз по стенке на пол.

— Добро пожаловать ко мне домой, — Рису криво улыбается: полностью контролировать лицевые мышцы он не в состоянии, — обещал же как-нибудь тебя пригласить.