chasing shadows (1/1)

? The Kilimanjaro Darkjazz Ensemble — SenecaПроспиртованным кусочком ваты Коннор касается раны над бровью лейтенанта Андерсона. Хэнку неприятно до жути, но виду он не подает, делает глубокую затяжку, едва контролирует себя, чтобы не раскусить сигарету от напряжения.Сумо запрыгивает на хозяйский диван, ложится, кладя голову на колени Хэнка, и мужчина тут же начинает проводить ладонью по мягкой шерсти.Коннор же, случайно надавив на рану чуть сильнее, чем нужно, заставляет Хэнка болезненно шикнуть. Пес тут же поднимает голову и с непониманием смотрит на юношу.—?Прости,?— извиняется он, глядя на Андерсона, а затем на его пса, судя по взгляду, обиженного не меньше.Хэнк усмехается.—?Еще бы тебя не простить, ты едва на ногах держишься,?— возмущается мужчина. —?А ещё взялся мне помогать.Как бы Коннору ни хотелось возразить, его напарник прав?— бессонные ночи дают о себе знать.Когда рана обработана, Коннор мягко улыбается и говорит, что ему стоит вызвать такси?— он не хочет напрягать Хэнка, а домой как-то вернуться нужно.Андерсон на это лишь картинно приподнимает бровь, скептически осматривает напарника и говорит:—?Ты можешь остаться у меня.Офицер старательно прячет улыбку, зная о любви Андерсона к времяпровождению в одиночестве, будь то работа, выпивка или вечера дома; именно поэтому его предложение приятно покалывает подушечки пальцев и отдается янтарным теплом между ребрами. Впрочем, Коннора вряд ли сейчас вообще хватит на какое бы то ни было времяпровождение?— глаза закрываются сами собой. Заметив это, Хэнк встает с дивана и указывает следовать за ним. Они проходят в спальню, и только сейчас Коннор может разглядеть её?— в прошлый раз ему было совсем не до этого. У окна, вплотную к коричневому велюровому креслу, стоит небольшой кофейный столик с радиоприемником, газетным свертком и пепельницей на нём. Коннор ярко представляет, как Хэнк начинает день?— наверняка он встает значительно раньше смены, неспешно варит кофе, читает утреннюю газету, раскуривая сигарету?— маленький мужской ритуал. После он проходит к расположившемуся напротив кровати шкафу, выбирает костюм и галстук, завязывая петлю около небольшого зеркала в углу комнаты.

Наконец, взгляд Коннора обращается к кровати?— огромной и не слишком опрятно заправленной. Кажется, что Хэнк привык к порядку и дисциплине с армейских времен, в то же время его непокорство проявляется в нежелании делать что-то, не имеющее для него смысла. Его кровать заправлена, но вовсе не как у Коннора?— уголок к уголку и ни единого бугорка?— просто подушки разложены по местам, покрывало сверху; в его доме порядок, но это, скорее, из-за минимального количества вещей в комнатах. Многие в полушутку бы сказали, что этому дому не хватает ?женской руки?: зеленых растений, узорчатых занавесок, разноцветных вышитых подушек на диване в гостиной и, конечно, аромата свежеприготовленного пирога. Коннор попытался отмахнуться от мыслей, что Хэнку действительно может не хватать того, чего сам молодой офицер дать ему не сможет.—?Кровать в твоем распоряжении,?— улыбнулся Андерсон. —?Раньше одиннадцати утра из спальни не выпущу.Такая забота, контрастирующая с действительно тяжелыми неделями и холодной погодой за окном, непременно вызвала бы улыбку у Коннора, если бы не одно ?но?, которое он нескромно, но осторожно поспешил отметить:—?А что насчет тебя, Хэнк?Признаться, Хэнк и сам не знал, что насчет него. Он слышал, как надрывно звучал голос напарника, боящегося напугать его этим вопросом, но, черт возьми, Андерсон так запутался. Не прошло и суток с тех пор, как они, наконец, поговорили, как взрослые люди, и, возможно, если бы Коннор не был столь уставшим, да еще с этими синяками под глазами, что ж, Андерсон бы с радостью провел эту ночь более интересным способом, вот только заниматься сексом и ложиться с человеком в кровать, чтобы уснуть?— это разные вещи, и не всегда первое интимнее второго. Ослабить петлю галстука, снять костюм и рубашку, забраться под одеяло, одно для двоих?— и что потом? Пожелать друг другу добрых снов и уснуть, развернувшись в разные стороны? Или зацепиться языками в тихой и, вероятно, неловкой беседе?—?Не устал,?— после затянувшегося молчания отвечает Андерсон.Он пытается улыбнуться, чтобы сказанное не звучало столь остро. Проходит к кофейному столику и берет с него вчерашнюю газету, салютуя ей и скрываясь за дверью.Коннор глубоко вздыхает, ослабляет галстук и садится на край кровати. Он понимает, что всё в порядке, и если он хочет, чтобы Хэнк был рядом, нужно дать им обоим время, каким бы странным это не казалось, учитывая, как стремительно, словно тлеющая спичка, развивалась их близость в самом начале.Костюм и рубашку юноша аккуратно повесил на спинку стоящего неподалеку стула. От кровати шла неприятная в осенний день прохлада, метель завывала блюз за окном, а подушка пахла знакомым одеколоном и табаком.Под скудным светом кухонной лампы буквы в газете расплывались, словно устроив своеобразный митинг?— не желая быть прочитанными. Хэнк устало потер глаза. В кружке остывал крепкий безвкусный чай, Сумо дремал на полу, в ногах хозяина; снегом запорошило карниз с наружной стороны окна. Небольшая рана от камня, брошенного одним из митингующих, неприятно саднила. Как это часто бывает в темноте ночи, Хэнк прокручивал в голове события предыдущего дня.Нельзя отрицать?— амбиции Андерсона нередко нашептывали ему в уши о том, что он может занять капитанское кресло, но никогда эти мысли не сводились к тому, чтобы как-то сместить Джеффри Фаулера. О, нет, их капитан был поистине удивительным человеком: превосходным стратегом, настоящим бойцом, упорным и твёрдым, как сталь. Он не расхваливал своих ребят, но всегда был для них стеной, ограждающей от шатких нововведений системы, изрешеченной пулями Великой Депрессии и надвигающейся войны. Фаулер никогда не стремился набить карманы, в чем можно было обвинить многих представителей власти; наоборот, их капитан всегда старался выбить лучшие условия для своих ребят, комиссар всегда смеялся над этим, ?вот же ты чёртов альтруист, Джеффри?.К сожалению, далеко не все были такими, как капитан Фаулер. Чем ближе люди были к деньгам и власти, тем в большей зависимости от них они находились, их решения слетали в тёмный кювет собственной выгоды. А проявление насилия?— это страх потерять власть.Сейчас Хэнк, как ничего другого, боялся приказа, содержащего насильственные действия в отношении ?Иерихона?. По его мнению, это было бы равносильно бомбардировке города, штата, страны. Гражданская война.Громкоговоритель искажал голос Фаулера, делая его механизированным:—?Вы действительно имеете право собираться на мирные демонстрации. Утверждаете, что безоружны?— но в руках такой толпы и мусор, валяющийся вдоль дороги, едва ли безопаснее автомата. Вы можете продолжить свою прогулку, хочу лишь напомнить, что сегодня рабочий день, а присутствие здесь не станет уважительной причиной отсутствия. Подумайте о своих женах и детях, вряд ли они будут рады, если вы потеряете работу из-за этого коллективного порыва.Полицейские, стоящие в баррикаде, переглянулись.—?Какая грязная игра,?— проговорил Коннор с толикой восхищения.Это почувствовалось сразу: словно часть толпы испарилась, пока еще не физически, но шаги стали тише, выкрики лозунгов превратились в перешептывания.—?Для Америки сейчас не самые лёгкие времена,?— продолжил Фаулер,?— Наши отцы, дети и близкие друзья отправились на войну за океан. Чем можем помочь мы?— так это не развалить то, что они оставили здесь.Хэнк назвал бы это ?второй волной осознания?: больше сомнений во взглядах, и толпа начинает рассасываться, кто-то перемещается через переулки к соседним улицам, другие разворачиваются, возвращаясь назад, создавая за собой целую цепочку передумавших.Хэнк поворачивает голову, чтобы взглянуть на журналистов, смакующих каждое слово капитана детройтской полиции: карандаши и ручки жадно вгрызаются в блокноты. У баррикады, отделяющей журналистов от полицейских, стоит Рид, его лицо искривлено в довольной усмешке. Другие полицейские более сдержаны, но гордость за капитана видна во многих взглядах. Но и опасение?— тоже.Всегда найдутся радикалы.—?Ублюдки! Хватит вешать людям лапшу на уши! —?голос словно принадлежит не кому-то конкретному, а самой толпе.Из жерла митингующих доносятся возмущенные возгласы, и в сторону капитана Фаулера летит первый камень, положивший начало стычке.Хэнк лежит на диване. Сквозь небольшое окно он видит практически пустую дорогу. Метель уже успокоилась, и теперь снег мягко застилает асфальт, тут же купаясь в золотистых лучах софитов-фонарей. Рой мыслей в голове не даёт шансов уснуть. Хэнк встает, проходится по пустой кухне и, не совсем отдавая себя отчета в собственных действиях, направляется к спальне. Приоткрывает дверь, смотрит на чужую фигуру?— Коннор практически полностью укрыт одеялом, лишь макушка виднеется из-под него. Каштановые волосы небрежно раскинулись на подушке, и это зрелище такое настоящее, что можно вечно стоять и смотреть, вслушиваться в медленное дыхание, но Хэнк лишь кусает губы, ощущая себя полнейшим кретином, и возвращается на диван. Через час небо белеет.***По дороге в участок напарники останавливаются у газетного киоска на углу. Коннор покупает все свежие газеты: ?Детройт Дэйли?, ?Таймс?, ?Мичиган Сан?. Он оставляет продавцу десять долларов без сдачи, получая в ответ широкую улыбку.Уже в участке молодой офицер методично просматривает газеты.—?Фаулера сегодня не будет,?— озвучивает коллегам Хэнк, положив трубку после разговора с капитаном. —?По вопросам?— ко мне или к Бену.Коннор мягко улыбается. Его мысли печатают чернилами: ?А каким капитаном был бы Хэнк??—?Да уж, грех не отдохнуть после вчерашнего,?— как обычно, беседу на весь участок затевает Гэвин. —?Фаулер чёртов гений, так манипулировать толпой!—?Не зря он получил высшее по психологии,?— слегка горделиво улыбается Бен, осознавая, что для многих коллег этот факт не был известен.—?Думаю, и без федералов не обошлось,?— возражает Фрэнк. —?Манипуляции?— их конек. Возможно, кэп просто выступил оратором.—?Главное?— результат,?— отмахивается офицер Браун.Хэнк редко присоединяется к подобным обсуждениям, и сейчас не изменяет своим принципам. Коннор же слишком занят газетными статьями?— даже не замечает, как его напарник пропадает из виду. Возвращается Андерсон через десять минут, с двумя чашками кофе, одна из которых оказывается на столе Коннора. Этот факт заставляет молодого офицера улыбнуться?— ведь еще несколько месяцев назад Андерсон пророчил ему судьбу кофе-леди, а не успешного детектива.—?Что интересного пишут? —?спрашивает Андерсон, глядя на то, как увлечен своим занятием Коннор.—?Анализирую реакцию СМИ на вчерашний митинг,?— объясняет юноша. —?Я боялся, что полицию будут называть подстилкой власти, подавляющей свободу граждан, или что-то вроде этого.Хэнк усмехается, думая о том, что острый язык мог бы выстлать Коннору карьеру в печатных изданиях.—?А что по факту?—?Два издания сходятся во мнениях: полицию вынудили применить силу. А ?Сан? вовсе проигнорировал столкновение и массовые задержания, будто бы для галочки написали, что протест негативно отразился на работе нескольких предприятий и автомобильном трафике.Внимание Хэнка привлекла статья на обороте газеты, которую держал в руках его напарник. Заметив заинтересованный взгляд, Коннор перевернул газету?— теперь они оба смотрели на статью об Элайдже Камски.?Камски Индастриз поглощает локальный автомобильный концерн и готовится к запуску бюджетных моделей?.Коннор нахмурился. Его взгляд вцепился в каждую букву.?Промышленный магнат Элайджа Камски стал новым владельцем локального автомобильного производства. На его базе планируется выпуск бюджетных моделей автомобилей, которые получат название KIA (от Kamski Industries Auto?— прим.ред). Предприниматель заявил, что в столь тяжелые для страны времена его долг?— сделать автомобиль не роскошью, а средством передвижения, доступным каждому?.—?Как благородно,?— заключил Андерсон не без насмешки.—?Куда смотрит Антимонопольный комитет? —?фыркнул Коннор, откладывая газету куда подальше. —?Он просто захватывает рынок!—?Не то чтобы я не разделяю твоего настроя, но это точно не наша забота,?— вздохнул Хэнк, сделав щедрый глоток горячего кофе.—?Элайджа?— единственный человек, которому выгодна и Великая депрессия, и война! Словно он сам Дьявол,?— не успокаивается приемный сын автомобильного магната. —?Дешевая рабочая сила, а теперь и ?сложные времена?. Он внушает людям, что автомобиль?— средство первой необходимости, и теперь его же рабочие будут набивать деньгами его карманы, чтобы не быть хуже своего соседа. Поверь мне, начнется настоящая автомобильная лихорадка.—?Это так плохо? —?пожимает плечами Андерсон. —?Нет, конечно, это больше пробок и проблем с парковкой, но я не вижу ничего плохого в том, чтобы сделать покупку машины более доступной.Коннор закрывает глаза, делает глубокий вдох и сам себя призывает успокоиться. Хэнк вряд ли сможет понять?— он не знает Элайджу и то, что этот человек ничего не делает просто так. Впрочем, что Коннор понимает, так это то, что действительно выглядит излишне нервным сейчас. Он заставляет себя расслабиться, и в этом ему помогает кофе?— Хэнк даже не забыл о том, как сильно Коннор любит сахар, судя по вкусу, положил добрые три ложки.Через долгих семь часов напарники ехали по центральному району Детройта, выбираясь на северо-запад?— туда, где жил Коннор. Хэнк стучал пальцами по рулю, сжимал губами сигарету, которую так и не зажег, в голове красным сигналом пульсировала мысль, не дающая ему покоя. Мужчина хотел предложить Коннору остаться на ночь у него, вместо того, чтобы возвращаться в холодные стены съемной квартиры в том чёртовом гетто. На случай, если Коннор откажется, или начнет задавать вопросы, мозг Андерсона трудился над предлогами: ?чтобы не тратить бензин?, ?мне еще завтра с утра забирать тебя, что ли??, ?мне нужна помощь в том, чтобы помыть здоровяка Сумо?… и, хоть Хэнк сам понимал, что причина существует только одна?— острое желание быть рядом после всего произошедшего?— он пока не мог признать этого, и уж тем более не был до конца уверен, что Коннор разделяет его ощущения.Хэнк понял всё это не сразу, мысль о том, что он хочет быть с Коннором, наиболее ярким светом пронзила сознание в один из вечеров, когда мужчина вдруг осознал, что компания виски не так уж и привлекательна. Как бы тяжело это ни было признавать, раньше лейтенант мог найти успокоение после тяжелого дня лишь на дне бокала.

Тогда же он впервые позволил себе представить Коннора, сидящего на его диване, читающего какую-нибудь заумную книгу и лениво поглаживающего Сумо. Впервые эта мысль напугала: это не было похоже на заинтересованность, пылкую страсть или тягу к приключениям?— это было нечто завораживающее своим теплом и спокойствием.Впрочем, памятуя о том, как отреагировал Коннор на случайно сорвавшееся с губ ?я люблю тебя?, Хэнк не спешил делиться своими мыслями с напарником. Все же, тому едва перевалило за двадцать?— вряд ли юноша вообще думает о чем-то долгосрочном, уж тем более о некоем подобии семейной идиллии. Возможно, он даже не ответил на некоторые вопросы, связанные с собственными пристрастиями и предпочтениями.Видит Бог, около трех лет назад Хэнк Андерсон чуть было не подарил свою фамилию одной прелестной девушке из городского суда. Они впервые встретились в участке?— да больше, пожалуй, и негде было. Хэнк и тогда не жаловал общественные места,?— когда она представляла интересы одного из подозреваемых. Люси Хоббс?— женщина-адвокат! Настоящий фурор для того времени. Хрупкая фигура в брючном костюме, светлые вьющиеся волосы и серьезный взгляд из-под нахмуренных бровей. Мир был против нее: сначала университет отказывался принимать на столь популярную кафедру девушку, потом, когда она всё же добилась своего, да еще и закончила с отличием, начались трудности с поиском работы, ведь образ успешного адвоката был связан с мужчиной в костюме-тройке, с кожаным портфелем и превосходно подвешенным языком. Люси не сдавалась, стучала в каждую закрытую дверь. Ей дали работу: государственный адвокат, защищающий тех, кто не может оплатить себе настоящего профессионала. Но Люси восприняла это как вызов и столь необходимую практику.Хэнка поражала её внутренняя сила, этот несгибаемый стержень и вера в правое дело. Впрочем, это восхищение с его стороны не мешало им с Люси сталкиваться на фоне рабочих конфликтов. Они были вместе не слишком долго, когда Хэнк решил, что готов сделать этой девушке предложение?— потому что так правильно, они взрослые люди, и ?присматриваться? к своему партнеру?— это неуважение. По крайней мере, так воспитали Андерсона: его отец сделал предложение матери в первый день знакомства, когда, во время службы на флоте, волей случая оказался в портовом городе, в небольшом ресторане, где и работала будущая мать Хэнка.?Завтра я ухожу в воды Атлантики на несколько месяцев, но если ты дождешься моего возвращения, то станешь самой счастливой женой в мире?.Эту историю Хэнк слышал не менее пяти раз.Впрочем, всё это благородство не произвело впечатления на Люси: она хотела карьеры, известности и разрушения создавшихся стереотипов. Её пылкому нраву не место было в доме Хэнка, на кухне с кастрюлей в руках (по крайней мере, она представляла брак именно так). Люси ждал Нью-Йорк. Полтора года спустя их расставания, Андерсон прочел в газете статью о том, что Хоббс времени не теряла, став одним из самых известных молодых адвокатов.Невольно нахлынувшие воспоминания заставили Андерсона задаться вопросом: а чего хочет Коннор? Так мужчина осознал, что, в общем-то, не имеет никакого понятия. Был ли Коннор карьеристом, жаждущим занять капитанское кресло? Тяготел ли он к дому, или семье? Хэнк знал ничтожно мало. Еще во время их первого расследования Коннор признался, что стал полицейским только из-за того, что его приемный отец не хотел этого. Довольно спорное решение: встать на службу стране, рисковать жизнью?— и все из-за некоего конфликта, суть которого так и держалась в тайне от Андерсона.Коннор невидящим взглядом скользил по вывескам: закусочные, салоны красоты, ателье. В городе было на удивление тихо и спокойно, будто бы Детройт отдыхал после устроенного накануне мятежа. Снег продолжал валить, городские службы едва справлялись со стихией. Прогноз погоды обещал морозы, и хорошо это было лишь потому, что в противном случае жителям города пришлось бы иметь дело со слякотью; возможно, талый снег затопил бы и несколько улиц на окраине, что уже случалось в марте.Когда машина Хэнка проезжала по одной из улиц, взгляд Коннора зацепился за цветную афишу на стене:?Леди Луна?— легендарная танцовщица снова в Детройте?.Ночь в портовом клубе тут же всплыла в сознании?— черные перья, удушающий папричный дым, шум воды, врезающейся в металл… и светлые ровные буквы…—?Коннор, послушай… —?собравшись с мыслями, начал Хэнк, все же намереваясь предложить собеседнику переночевать с ним.—?Я знаю, где ?Иерихон?,?— резко прервал его Коннор, прорвавшись через густой туман обрывков той ночи.Напарники переглянулись.