The air is loud with death (1/1)

Сохранилось лишь общее впечатление сообщества усталых мужчин в шинелях и грязных обмотках и поднимающегося из-под касок сигаретного дыма. Он помнил чей-то голос, чью-то улыбку, чьи-то любимые словечки. Помнил оторванные руки и ноги, помнил вид зияющих ран; воображение легко рисовало ему доверчивую беззащитность вывалившихся наружу кишок, но он не всегда мог сказать, кому они принадлежали.Себастьян Фолкс ?И пели птицы…?Первым в окопе Логан увидел мальчишку, имени которого не расслышал или позабыл, а, может, оно и вовсе в его присутствии никогда не звучало. Имена на войне терялись быстрее всего. Врезались в память лишь имена тех солдат, с кем ты оказывался вместе хотя бы на месяц, остальные почти сразу отваливались ненужной шелухой.Безымянный для Логана паренек стоял, облокотившись о бруствер, и щурился до скрежета, вглядываясь в неподвижные, устоявшиеся в своем хаосе земляные валы, словно поднятые лопастями удивительного сухопутного корабля, да так и застывшие на то время, пока не придет следующая волна.Волну-то мальчишка и ждал.?Свежее мясо?, по наблюдениям Логана, делилось на два вида. Одних невозможно было выгнать из блиндажа, других?— в него загнать. По одной и той же причине: зуд на кончиках нервов, что всякий раз оказывался сильнее и яростнее, чем от любых вшей.Страх, подъедавший человека изнутри, страх, запиравший в самом себе, как в могиле. Страх?— господин и повелитель траншей.Логан его знал. Он не произнес бы вслух слова: ?Я боюсь?, и ни за что бы в таком не признался, и боялся не за себя. У страха был силуэт его брата: а что, если это большое сильное тело не способно на такие же чудеса, как у меня самого? Что, если он не воскреснет? Что, если Виктора все-таки может убить?..Поначалу он старался об этом не думать, но после того, что случилось при Ипре, когда они познакомились с новым изобретением человечества, не думать не получалось. Страх теперь существовал вместе с Логаном и лишь разбухал с каждым днем. Исчезал он только на время бойни. Мир тогда ужимался, ужимался и ужимался, расцветал маковым красным, а когда это происходило, Логан ничего не боялся, ничего не помнил и ни о чем не думал. Здесь, на войне, он любил убивать. Убийство смывало с его души страх. Очищало сознание до кристальной прозрачности, внушало ощущение неуязвимости. Делало его зверем, делало его полубогом, и какая-то его часть наслаждалась тем, что трясла за руку смерть.Мальчишка, заметив его, медленно обернулся в пол-лица. Слегка качнул головой в знак приветствия. Под тенью, отброшенной каской, даже побродил призрак обескровленной улыбки, но мгновенно растаял, и новобранец снова бросил себя вперед?— зрение, и слух, и все свое существо?— к грудам земли, ямам, воронкам от снарядов и к тем темным вмятинам вечернего воздуха, за которыми таился враг.Винтовку он обнимал обеими руками, прижимая к груди, словно любимую девушку. Кончики пальцев приплясывали на прикладе, но хотя бы не отбивали нервную дробь. Подошвы ботинок отпечатались в грязи на одном месте, не измельтешили все вокруг дергаными следами.Стоит крепко. Припаялся к земляному жиру.Что ж, признал Логан, новый паренек неплохо держится. По крайней мере, не свернулся в клубок на завшивленном тюфяке, не плачет, призывая Бога или оставленную дома мать, и не бьется лбом о стену барака. Нервишки шалят, но в меру.Это был новобранец из недавнего пополнения, отправленный к ним всего двое суток назад. Ему повезло, что он сразу, с полевого пересыльного пункта, не попал в самую переделку, из-за которой без окопного опыта можно и умом тронуться. Ничего, сверх обычного, в эти два дня не происходило. Мальчишка, конечно, во время первого обстрела и лицом позеленел, и поблевал с перепугу, но в атаку из блиндажа силком его гнать не пришлось, и связывать, чтобы не рванул вперед на верную смерть,?— тоже. А дальше будет легче, это Логан давно уяснил.Ко всему можно привыкнуть, и к страху тоже.—?Пригнись,?— сказал Логан. —?Голова над мешками торчит. Отстрелят.Тот вздрогнул, и усилившийся запах его страха заглушил водоворот царившей в округе вони.Он отшатнулся от бруствера, но быстро пришел в себя; снов приник к заграждению и немного пригнулся.Боится и слушается. Хорошо. Может, протянет дольше остальных. А, может, его внутренности вывалятся наружу уже нынешней ночью. Все это лишь дело случая.Логан, вопреки собственному совету, высунулся из окопа. Осмотрелся по сторонам и прислушался. Пока все было тихо, кроме той дрожи земли, что шла к ним, выгибаясь от ураганного огня, с расстояния десяти километров. Логан иногда, даже не закрывая глаз, мог представить себе, как это происходит. Как она идет на них, словно бурый сказочный великан, оживленный колдовством человека. Земля идет на них…Но расстояние в десять километров невообразимо огромно. Фронт?— это край света, за которым нет и не может быть ничего. Земля, на которой они воюют, плоская. У нее есть края. За тем краем?— пустота или другая война, почем он знает.Да, расстояние между бараками и фронтом велико. Как между чистилищем и адом. Они пока не в аду.—?Вы куда? —?встрепенулся паренек, увидев, как он собирается лезть из окопа.Его голос трепетал, как неоперившийся птенец, выкинутый из гнезда.—?Знакомого навестить,?— ответил Логан, запрыгивая на мешки.—?Там же убить могут!Логан даже не повернулся к нему.Вздохнул только про себя.?Ребенок?.—?Везде могут,?— бросил он через плечо и переставил подошвы из одной грязи в другую.Встал и, слегка пригибаясь, бегом направился в сторону английских траншей. Бегал он не быстрее пуль, но двигаться в таких условиях лучше быстро.Конечно, шальной немецкий снайпер?— так на этой войне солдаты начали называть стрелков?— мог бы попасть в него, если бы разглядел в чернильных разводах сумерек. Но этого Логан не опасался. Палили между атаками редко, а зрение у такого стрелка должно быть нечеловечески острым, как у самого Логана. Но главное, что пули не могли ему навредить. Даже если попадут, его тело с легкостью от них избавится, разве что шинель продырявят. А вот под артиллерийские удары попасть ему совсем не хотелось. Он не знал, что с ним может случиться, угоди он под снаряд, и выяснять на своей шкуре не стремился.?Чертовы люди,?— думал он,?— мало им было пушек и пороха, надо было обязательно новую дрянь сотворить?.После Ипра сомнений не оставалось: на том, что сейчас, человечество не остановится. Кажется, хуже последних изобретений уже быть не могло, и представить ничего было ужаснее нельзя. Но куда Логану, с его простым, как портянка, солдатским мышлением до фантазии ученых, испытателей и политиков. Те обязательно исхитрятся придумать что-нибудь, способное затмить нынешнюю войну. Оружие, которое будет одним махом уничтожать не тысячи, как ядовитый газ с Ипры, а сотни тысяч… С них станется. Доиграется так однажды homo sapiens. Уж больно лихо пилит сук, на котором сидит.…