Глава первая. Еретик с юга (2/2)

Даже несмотря на отвратительный внешний вид и поведение, подобное диким зверям, некоторые их этих существ смогли сохранить примитивные зачатки интеллекта и некое подобие извращённых чувств. Жадно облизав обломки гнилых зубов длинным мясистым языком и обдав мордочку зебры смрадным дыханием, прокажённый оскалился в хищной гримасе, попытавшись изобразить улыбку.

— Я хочу есть. А ты хочешь есть? — утробно прорычало создание, и, зайдясь в приступе хрипящего кашля, низко просипело. — Ты… ты не хочешь есть?..

Застывшую в паническом ужасе зебру окончательно парализовало страхом. Широко открыв глаза, она могла только и делать, что смотреть в разинутую пасть жертвы чумы.

— Мы можем поиграть. Ты хочешь играть? — вновь, чуть подвывая, исторгло существо и склонило голову набок. — Играть это весело. Если я тебя догоню, то ты будешь моей едой, хор-рошо?

Издав несколько глухих звуков, которые с превеликим трудом можно было расценить как смех, прокажённый вновь глуповато улыбнулся, обнажая ряды кривых клыков. Помедлив, он внезапно резко поднял левое копыто и довольно больно ткнул им зебру в бок, отчего та на мгновение даже вышла из губительных оков оцепенения. Пару раз слабовато дернувшись и пометавшись из стороны в сторону, ей не оставалось ничего, как забиться подальше от отвратительной твари, в страхе вжавшись в ствол дерева.

— Упс. Догнал, — существо осклабилось, вновь проведя языком по иссохшим, потрескавшимся губам. — Кушать...

Однако договорить прокажённый не успел. Его левый глаз с хлюпаньем лопнул, оросив мордочку зебры бледно-зелёным гноем и зловонной слизью, когда в глазницу чудища внезапно вонзился небольшой тонкий кинжал. Истошно завизжав, прокажённый стремительно отдёрнулся от дрожащей в страхе зебры, неуклюже переставляя жилистые ноги. Ещё мгновение – и уже второй железный кинжал, короткой вспышкой блеснув в тусклом свете солнца, проткнул плоть существа. Но на этот раз поразив шею. Зашатавшись, отродье окончательно потеряло хрупкое равновесие и подобно подрубленному деревцу повалилось на мягкий травяной ковёр, провожая недоумённым взглядом зебру и разбрызгивая мерзостную чёрную кровь, фонтаном хлеставшую из перебитой артерии.

Даже она сама совершенно не понимала происходящего, испуганно вертя головой по сторонам. После всего произошедшего её разум просто не мог что-либо воспринимать, странная смесь липкого страха и удивления царила в её сознании, погрузив то в глубокий шок. Тихо шелестя травяным покровом, старая зебра-шаманка неспешно брела к забившейся между корней внучке, с пренебрежительной лёгкостью покачивая зажатым во рту метательным ножом. Покосившись на лежащий в луже собственной крови чёрный труп, всё ещё нелепо подёргивающий ногой в конвульсивном спазме, её жёлтые подслеповатые глаза окинули оценивающим взглядом внучку.

— Вставай. Этот прокажённый не успел тебе навредить, — тягуче проскрипела она низким голосом, одновременно подавая зебре грязноватую тряпку. — И вытрись. Ты же не хочешь заразиться от этого гноя и крови?

* * *

Вновь неяркий свет от тлеющего огонька сальной свечи, чьего освещения едва хватает даже на то, чтобы различать хоть что-нибудь в темноте. Тяжеленный, увесистый фолиант в прочном кожаном переплёте, среди сотен стёршихся страниц которого можно было найти не менее древние, чем он сам, исписанные пергаменты и вкладки. Массивная матово-стальная пряжка от ремня, опоясывающего старинный том, тускло играла крохотными бликами, отбрасываемыми свечой. Грубая и прочная древесина бледно-жёлтого цвета, из который был сколочен стол. Небольшая металлическая баночка, так же переливавшаяся в танце огня, была наполнена густыми иссиня-тёмными чернилами. Лежащая рядом пара выполненных из кости животного стилосов. Всё так же, как и всегда – ещё один из многих сотен вечеров корпения над вековыми книгами, сокровищами знаний, передававшимися в роду из поколения в поколение.

Молодая, достаточно худощавого и сухопарого телосложения зебра, примостившись на простеньком табурете, вновь раз за разом пробегала глазами по ровным строчкам, стараясь всё запомнить. Но сколь бы она не старалась, все попытки были тщетны – слова древних мудростей и тайных познаний никак не давались изнурённому сознанию юной шаманки. На каждый едва слышный звук, на каждый странный шорох, доносящийся из тьмы, ушки зебры настороженно поднимались и даже слегка подрагивали, словно бы та хотела кого-то обнаружить в мягком мраке хижины. Столь привычный, но в тоже время и такой странный, никогда не перестающий быть необычным запах тающей свечки словно так и старался забиться поглубже в нос.

Длинный тернистый путь, ведущий к месту будущей полноправной шаманки племени, никогда и никому не давался легко во всём их роду, если принять на веру рассказы престарелой бабки молодой зебры. Знание и умение отличать многие сотни разновидностей трав, приготовление чудодейственных отваров и различных зелий, а также управление таинственной силой огня – все эти потомственные секреты целыми поколениями не выходили за пределы обособленной от всех остальных семьи болотных знахарей. Они, впрочем, как это практиковалось и в других, соседних племенах, оставались для соплеменников малоизвестными, вечно скрытыми в тени помощниками вождя, которых следовало бояться и уважать. Ведь кто хочет, чтобы после смерти его душу схватили демоны и утащили на вечные страдания в свои чёрные бездонные пещеры?

Жизнь племён зебр, обитающих среди жестоких и беспощадных болот Хэйсидских Топей, как раз была под стать их родине: выжить здесь могли лишь самые стойкие, самые сильные существа, способные не только не заплутать в бесконечных лабиринтах душных лесов и не попасться хищной твари на обед, но и держащиеся вместе. Наивных глупцов и помутившихся рассудком безумцев, осмелившихся бросить вызов трясинам в одиночку, Топи просто поглощали в своём вечном забвении, и никто более не слышал о них. Лишь объединившись вместе, зебры могли состязаться с болотами и в конце концов выйти из неравной схватки победителями. Этот край был суров и не прощал даже малейших ошибок, что нередко случалось со слишком беспечными охотниками и мягкотелыми северными путешественниками, сгинувшими в топях.

Редким для здешних мест торговцам-пони или иным смельчакам, осмелившимся ступить на почву зловонных болот, нравы зебр всегда казались дикими и ?нецивилизованными?, как они сами любили выражаться. Но, конечно же, мало кому из них хватало храбрости озвучить такое вслух, особенно когда каждый день для местных племён это смертельная игра на выживание, и церемониться с особенно болтливыми персонами они не будут. Путешественники – явление не слишком распространённое для Хэйсидских Топей, но буквально каждое их появление бывает целым событием для всего племени. Иные из них небогатые или же совсем отчаявшиеся купцы, пытающиеся обменивать бесценные товары из железа на местные чудодейственные травы и шаманские зелья, другие же бесстрашные исследователи, чья дурь обычно быстро улетучивается после встречи с прокажёнными или стайкой гигантских москитов.

Жизнь одним большим племенем, несомненно, позволяла зебрам существовать в опасных болотах, кое-как сводя концы с концами, но даже так она не позволяла хоть кому-то расслабляться даже на мгновение. Десятки, если не сотни, опасностей ежедневно угрожали каждому, и требовалось недюжинное упорство и смелость противостоять столь многочисленным угрозам. Охотников, без которых всё племя будет медленно умирать от голода, постепенно скатываясь в пучину каннибализма, среди топких и заболоченных лесов поджидают многие хищные твари, в любой момент готовые сожрать зазевавшегося зебру. Немногочисленных рыболовов, что обитали в некоторых племенах, подстерегали опасности похлеще: в любой момент на смрадной, медленно текущей реке могло произойти что угодно, от простых порванных сетей до неведомых чудовищ, таящихся на дне, под толщей зеленоватых затхлых вод, в переплетениях собственных ужасных щупалец. Когда угодно в племени могла вспыхнуть эпидемия неизвестной болезни или же Чёрной Чумы, когда даже мудрейшие из шаманов разводили копытами, а племя в скором времени вымирало. Хэйсидские Топи, словно какое-то древнее и несоизмеримо могучее живое существо, молчаливо следили за своими обитателями, испытывая их для простого права жить. Слабые должны умереть, а сильные выжить – таков главный закон глухих чащоб трясины.

Но часто случалось даже то, что племена сами становились угрозой друг для друга. Чьи-то охотники забрались на чужую территорию и теперь убивают дичь там? Вот веский повод развязать войну против их племени. Довольно часто подобные причины обрекали зебр на жестокую смерть, когда их бывшие дружелюбные соседи внезапно обращались в кровожадных монстров, под корень вырезавших их семьи и не щадивших ни кобыл, ни жеребят. Каждый жалкий клочок ссохшихся лесов, из которого можно было извлечь даже саму малость пользы, буквально раздирался между вождями племён, чей разум мутнел от алчной жадности и чёрной злобы. И чудо это или нет, но одному духу Старой Праматери известно, как полосатый народ в ненависти своей полностью себя не уничтожил.

Вынужденные жить в постоянном страхе и под угрозой смерти, словно под несоизмеримо гигантской тенью, племена старались как можно лучше обезопасить себя от столь многих опасностей, используя буквально каждый маломальский шанс. По крайней мере, большинство, а все остальные быстро вымирали и в скором времени забывались, обретая вечный покой в Водовороте Духов. Так поступало и племя молодой шаманки, чьи старательные и умелые зебры смогли соорудить целый грозный и непреодолимый частокол, заострёнными брёвнами вздыбившийся из-под земли к небесам. Немаловажно было и их положение: удобно разместившись на скрытом ото всех напастей клочке леса, затерянном посреди особо обширных просторов болота, они практически не знали всех тех бед, что смертельным градом раз за разом обрушивались на их соседей. Их властвовавшему вождю, Груту кон’Спиру, в наследство от его досточтимого и ныне покойного отца досталась вся та мудрость и храбрость, которыми тот обладал при жизни. Правя осторожно и продумывая каждый шаг наперёд, он смог не только сохранить относительно устойчивое положение племени, но и повести его ещё дальше. Все многочисленные соплеменники зебры, от простых охотников и собирателей до владеющего непревзойдённым мастерством кузнеца Блэксмида, питали немалое уважение к нему, впрочем, как и она сама…

Вновь попытавшись сконцентрироваться на строчках старинного фолианта, причудливыми завитками вьющихся на древнем пергаменте, молодая зебра, однако, поняв, что даже с помощью самой Старой Праматери не сможет проникнуть в эти тайны веков, быстрым движением перелистнула несколько страниц, пытаясь отвлечься от особо хитрого способа приготовления травяного отвара. Возникший перед оранжевыми глазами заголовок, аккуратно выведенный бледно-фиолетовыми чернилами, сразу приковал её внимание, глася ?Мис Гиф, Стел Верден’о’Дорк?. ?Туманный яд, сила проклятия и тьмы?. Не медля и мгновения, взгляд очарованной странной и притягательной главой шаманки внимательно заскользил по выцветшим строчкам, жадно вбирая таинственные, запретные и всеми позабытые тайны древнейшего искусства повеления огнём – пиромантии.

?Сие пишу я лишь для того, чтобы не дать пропасть во тьме невежества знаниям, столь драгоценным. Я заклинаю тебя, читающий эти строчки, заклинаю всеми духами Водоворота и Старой Праматерью, никогда не задумывай применять их, ибо не всё то, что свет дарует, ведёт к нему. Существуют опасные знания, о которых не зебра ни один не должен слышать, существует в мире то, что сеять разрушение способно и смерть в мучениях причинять. Да будут слова мои клятвой духов скреплены на век…? – буква за буквой, слово за словом изящно построенные фразы и предложения пролетали перед глазами заворожённой зебры, буквально всей своей душой погрузившейся в спрятанные средь толстой книги тёмные знания. В её ещё молодом, столь юном сознании закрадывались первые нотки того, что в будущем нестройными отголосками прошлого будет всегда напоминать о себе.

* * *

Вновь слабый, обеспокоенно метающийся из стороны в сторону огонёк толстой горящей свечи, вновь убаюкивающий, мягкий мрак, царящий повсюду на небольшом расстоянии от трепещущего света, вновь практически неслышимое поскрипывание старых досок пола, словно заунывно стонущими под беззвучными шагами кого-то неведомого. Приятный, словно бы дарящий расслабление и прогоняющий все тревоги запах курящихся на бронзовом блюдце трав развеивался в воздухе, следуя за голубоватым дымом. Негромко потрескивающий, пляшущий свой замысловатый танец огонь своими пламенными языками извивался в напольном каменном очаге, неспешно подогревая булькающее колдовское зелье. Старая шаманка, совершающая частые вдохи и ни единого, даже малейшего движения, безмолвно лежала на циновке.

Престарелая зебра со склоченной в многих колтунах и слипшейся от холодного пота чёрно-белой полосатой шёрсткой, чья грива уже сколько дней не была расчёсана должным образом, взлохматилась до неузнавания. Большие подслеповатые глаза сейчас оказались прикрыты слегка подрагивающими веками, а рот сам немного приоткрылся, чтобы оставалось хоть небольшая возможность дышать. Пребывая то в ледянящем до глубины души и холодном обжигающем ознобе, то в огненных объятиях нестерпимого телом и духом жара, старуха-кудесница тяжело, учащённо дышала. Близился к концу отведённый ей в мире смертных срок, и Старая Праматерь уже повеяла своим дыханием на зебру, готовясь принять её в вековечный хоровод душ.Молодая шаманка, сосредоточенно помешивая небольшой деревянной ложкой кипящее варево, задумчиво сидела и просто смотрела на слабенький огонёк тлеющей сальной свечки, смотрела на то, как медленно и постепенно та догорает, плавясь и растекаясь под небольшим огоньком света. Тщательно варившийся отвар из болотного мха и нескольких трав лишь облегчит состояние её бабушки, лишь сгонит прочь словно беснующуюся в злобном торжестве лихорадку. Но всё уже было предначертано, ведь так велит сама судьба, хоть зебра и не совсем верила в эти стародавние россказни. Как будто сейчас только что из её бессмертной души выдернули какую-то очень важную, памятную для неё часть, и теперь лишь мертвенная и голая пустота зияла дырой в душе молодой шаманки. Несвязные мысли, как тягучая масса полузастывшего речного ила, до ужаса медленно протекали по пребывающему в некоей дрёме сознанию, смешиваясь в странные сочетания и причудливые формы. Да и само время, казалось, также неведомым образом обратилось в неповоротливый образ и почти что зависло на одном моменте, где для зебры существовала лишь полная тенями и полумраком комната да клокочущее на огне зелье.

Но, впрочем, как и всё в этом бренном мире, ничто не продолжалось вечно. Вот крышка небольшого, закопчённого толстым слоем сажи котелка слегка задребезжала, выпуская еле заметные струи обжигающего пара, вот звонко звякнула деревянная ложка, чуть-чуть ударившись об раскалённый матовый металл под неловкими и медлительными движениями зебры. Даже не задумываясь о том, что она делает, и продолжая пребывать в мире странных и искажённых грёз, полосатая шаманка неуверенно ухватила железную посудину за ручку и, медленно переставляя заплетающиеся ноги, направилась к старухе, протяжно поскрипывая досками. Ещё немного времени – и разгорячённый, воздающий живительную теплоту и спокойствие травяной отвар аккуратно заструился в приоткрытый рот престарелой зебры, в своём беспробудном и полном кошмаров сне тревожно ворочавшейся с бока на бок.

Однако то, что произошло дальше, вялая молодая зебра даже не осмеливалась предполагать. Словно какое-то странное животное, под исцеляющим воздействием зелья старуха зашлась в длительном приступе лающего кашля, наконец, возможно, на некоторое время выйдя из полубессознательного, наполненного бредовыми картинами сна. Сипло прохрипев нечто невнятное, престарелая шаманка, словно бы неудовлетворённо поёжившись от нахлынувшей волны холода, перевернулась на бок, немного склонив голову вниз. Вначале слегка дрогнув, а потом стремительно заморгав, болезненно-жёлтый глаз, как было видно, слабо приоткрылся, уставившись на застывшую с недоумением на мордочке зебру.

— У тебя всё же получилось создать этот отвар? — приложив немалые усилия, попыталась произнести старая шаманка, но вместо этого лишь издав протяжный свистящий хрип. — Похвально.

— Б-бабушка? — только и смогла выдавить в ответ её внучка запинающимся голосом.

— Ты прекрасно знаешь, мне недолго осталось, — через сопротивление собственного лихорадящего организма слегка улыбнулась старуха. — Старая Праматерь шепчет мне, и я должна идти. Постарайся использовать свои знания во благо, сколь бы черны они не были.

— Ч-что? Но как…

— Знания бывают… опасны… — бледноватый глаз престарелой шаманки слегка задёргался, всё так и норовя уйти вверх, и без того слабый голос задрожал, рваными фразами выбрасывая хрипловатую речь, но даже на предсмертном издохе уста той не покидала лёгкая, добрая улыбка. — Не всё то… что свет дарует… ведёт к нему…