III. никаких последствий. (1/1)

Йоханнес спит крепко, настолько крепко, что совсем не слышит болезненные стоны Хенрика, которого мучает похмелье, заставшее врасплох в шесть утра. Он массирует виски, пытаясь прийти в себя и вспоминая вчерашний вечер, проведённый в компании, конечно, Симона, который настойчиво подливал ему в стакан виски, пошловато улыбаясь. Парень отдал бы всё на свете, лишь бы вернуться в прошлое и постучать себе по голове?— он бы предотвратил своё похмелье, разумно уклонившись от предложения и отправившись домой.Их встречи продолжаются несколько недель. Хенрик на некоторое время позабыл про наркотики, отправившись в путешествие по миру алкогольных напитков и бессонных ночей, в результате которых он обнаруживал только ещё более ужасную опустошённость и больную поясницу: Андерссон всегда давит на неё немного сильнее, чем хотелось бы, но в процессе этого не замечаешь.Чем больше они видятся с Симоном, тем чаще Санделина заполняет чувство вины перед собой же, потому что это напоминает новую зависимость, которая хоть и не портит его отношения с Йоханнесом, но отнимает кучу времени, которое с удовольствием можно было бы потратить на последнего. В последнее время они стали больше разговаривать, и Хенрик пересмотрел некоторые взгляды касательно напарника и всё больше начинал восхищаться им, но всё равно втихую, потому что это казалось унизительным?— признать чьё-то превосходство. Он знал, что при желании и практике мог добиться таких же успехов в физическом плане, а при нормальной силе воли?— в моральном.Но из морального в его системе мира оставалось только отрицание своей больной влюблённости, которую он старался не то что бы не осознавать, но всячески не показывать. Тактильный контакт с Эккерстрёмом был снижен чуть ли не до нуля, а количество откровений, льющихся из пьяного Хенрика, было уменьшено настолько, насколько это вообще было возможным. Каждый раз, когда он оказывается с киллером в одной комнате, ему кажется, что на лбу ярко-алым выведено что-то наподобие ?Йоханнес, я ебусь с каким-то странным типом, представляя, что это ты?, отчего уши краснеют мгновенно и сердце делает сальто.Его самого не особо радует подобное положение вещей, но оно стало достаточно комфортным и привычным, не считая того, что после первой ночи Симон косится на него как на сумасшедшего, а Йоханнес ходит с понурым лицом, потому что не знает, где так долго пропадает напарник, и почему ходит с таким странным выражением лица, на котором читается вроде бы и испуг, а вроде бы интерес.Хенрик зевает, укладывая голову на сложенные на столе руки, пытаясь не заснуть на этом же самом месте, потому что тогда у Эккерстрёма появится ещё больше вопросов, которые он оставит при себе и будет молчать, лишь бы не спровоцировать Хенрика на новый трип по достаточно массивному меню бара. В голову не лезут никакие мысли кроме того, что сегодня он пообещал посидеть дома и заняться чем-нибудь более-менее пассивным, чтобы Йоханнес успокоился и не переживал, что парнишка может снова вернуться под утро с диким запахом перегара и дрожащими руками.Стрелка часов медленно приближается к семи, когда юноша выглядывает из окна и наблюдает за людьми, которые какого-то чёрта куда-то спешат в тихое субботнее утро. Солнце словно нарочно залезает наглыми лучами в окно и светит прямо в глаза, и первая мысль, которая приходит Хенрику на ум: ?Господи, для более стандартного утра мне не хватает только пойти варить кофе для Йоханнеса, чтобы принести его в постель?.Придя к мысли, что киллер мальчик большой, а кофе у Хенрика никогда особо вкусным не получался, он решает, что можно обойтись и без нормального завтрака?— через секунду уже стоит у небольшого холодильника, с закрытыми глазами пытаясь выбрать, с какого алкоголя стоит начать столь прекрасное утро.—?Господи, Хенрик, ты что, решил попробовать алкогольную диету? —?Эккерстрём заползает на кухню совершенно бесшумно, оттаскивая за футболку мечтательного Хенрика от холодильника, преграждая ему путь, попутно забирая с полки молоко. Расстроенный парень корчит недовольное лицо, садясь на высокий стул, которые обычно можно встретить у барных стоек, и смотрит на Йоханнеса в упор, потому что кое-кто решил не надевать кофту сегодняшним утром, и взгляд Санделина скользит от достаточно массивных плеч до запретной линии, которая обозначается резинкой боксеров, которые слегка видны из-под наспех натянутых штанов?— если бы он и их решил не надеть, то Хенрик, вероятно, сошёл бы с ума.Хенрик глупо улыбается и мотает головой, пытаясь отвести свой взгляд от фигуры напарника, но это даётся ему с трудом. Йоханнес с лёгкостью достаёт из верхнего ящика кофе и поворачивается к подростку с немым вопросом. На этот раз он кивает, наблюдая за тем, как киллер осторожно варит кофе?— есть у него бзик, что сварен он должен быть идеально, и точка.После выпитого в расслабленной тишине кофе Хенрик моет кружки, чувствуя, что его спину прожигают взглядом, на что он только усмехается, не оборачиваясь и не пересекаясь взглядом с Эккерстрёмом, который застыл, пытаясь размышлять не только о работе, но ещё и о том, где же всё-таки пропадает Хенрик, и стоит ли этого ожидать сегодня. Избавляясь от негативных мыслей, он нарушает молчание:—?Слушай, знаю, что ты уже взрослый и все дела, никакого контроля, я же тебе не мамочка,?— Йоханнес на секунду замирает, ожидая реакции Санделина на эти слова, которые могли прозвучать обидно, но её нет,?— у тебя всё в порядке? Потому что в последнее время я тебя практически не наблюдаю.Юноша уже закончил мыть посуду, и теперь стоит, слегка опершись на кухонную тумбу, немного нахмурив брови, после чего мямлит что-то в духе: ?Да, всё в порядке?. Ограничившись этими словами, он садится напротив киллера, на этот раз уже задумчиво сводя брови и пытаясь сформулировать в голове своё предложение.—?Я сегодня весь в твоём распоряжении,?— на этом моменте Хенрик запинается, думая немного о другом,?— поэтому мы могли бы выбраться куда-то, не думаешь?—?Ох,?— Йоханнес смотрит Хенрику прямо в глаза, выискивая подвох в его словах, но слегка подумав, продолжает,?— конечно, почему бы и нет? Есть какие-то идеи?Идеи были.***Машина плавно несётся к горизонту, и Хенрик сидит на переднем пассажирском месте, довольно улыбаясь и рассматривая Йоханнеса, который так увлёкся наблюдением за дорогой, что незаметно для себя закусил губу. Подросток всё ещё сомневается, что его планы на остаток дня и вечер достаточно хороши и возможны, и тут же его начинает грызть чувство вины за то, что перед поездкой он кое-как дозвонился до Симона, который пребывал не в самом хорошем настроении, но слыша голос юноши, сразу смягчился.Санделин извинялся за то, что сегодня он никак не сможет с ним встретиться, и пару раз чуть не выдал свои планы, сразу же закрывая рот, стоило ему вспомнить о том, что Андерссон всё ещё не знает, как живёт Хенрик, и до сих пор не в курсе, кто же тот загадочный Йоханнес.Сейчас Хенрик чувствует только стыд за то, что так нагло врёт самому же себе по поводу своей симпатии к Эккерстрёму, постоянно пытаясь доказать себе обратное, и эта ложь заходит так далеко, что ему мерзко от себя. К сожалению или счастью, он знает, что чувство вины уйдёт чуть позже, но сейчас он не может не думать о том, что пока он прятался за стеной своей уютной и привычной лжи, он успел здорово привязаться к Симону, отношение которого к подобному он даже не хотел знать. Искренне хочется, чтобы он не только не узнал об этом, но и сам никогда к нему не привязывался.Санделин не так глуп, чтобы не понимать, что его решения зачастую чересчур резкие и неожиданные даже для него самого, и контроль над своими чувствами и желаниями он ещё не приобрёл, хотя благодаря своему умению лгать хоть как-то справляется с этим. Он хотел бы обещать себе стабильное состояние, но сам знает, что сегодня его чувства и ощущение мира одни, а завтра уже другие, и постоянность ему даёт только Йоханнес, который каждый день без исключения оказывает поддержку и дарит какое-никакое, но тепло.И перед Йоханнесом стыдно вдвойне, потому что в душе Хенрика всё ещё теплится надежда, что взаимная симпатия со стороны киллера вообще-то возможна, и он зря околачивался рядом с Симоном, пытаясь найти замену. И чем больше эта надежда становится, тем хуже самому подростку. Он боится. Он сильно боится, что когда-нибудь он всё-таки признается Эккерстрёму, но не сможет отказаться от встреч с Симоном, во время которых он чувствует себя таким нужным, обласканным и умиротворённым. Он знает, что если такое произойдёт?— он себя просто-напросто не простит.Хенрик открывает окно, вдыхая свежий лесной запах. Решение провести время на природе пришло в голову совершенно случайно, когда юноша понял, что город ему осточертел. Он более-менее уговорил Йоханнеса взять с собой алкоголь, причём в достаточно масштабных количествах, из-за чего в его голове начал вырисовываться некоторый план.Они приезжают на место, когда солнце всё ещё висит над головой, ориентировочно часов в пять. Хенрик ходит вокруг машины с сигаретой в зубах, пока его напарник делает вид, что не имеет ничего против табачного дыма, а также пытается придумать, где же им всё-таки разместиться.Спустя некоторое время Йоханнес внезапно обнаруживает, что больше чем половина бутылки припасённого рома уже куда-то исчезла, а Хенрик успешно ведёт с ним какой-то поверхностно-лёгкий диалог, который уже буквально через десять минут перетекает в более глубокий.—?Йоханнес, а ты всегда работал один, или до меня кто-то был? —?Хенрик делает несколько больших глотков и смотрит на Йоханнеса. Они сидят достаточно близко, и он, кажется, даже может чувствовать тёплое дыхание в районе своей макушки. Он чувствует, как глаза закрываются от спокойствия, и тает-тает-тает, когда краем глаза ловит очень заботливый взгляд. —?И если был, то почему ушёл?Эккерстрём забирает из рук бутылку, легонько задевая пальцы Санделина, отчего тот делает глубокий вдох, прикрыв глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Словно предвкушая рассказ, наполненный неприятными воспоминаниями, он прикладывается к горлышку бутылки, практически досуха опустошая её, оставляя на дне плескаться остатки для напарника.—?Как сказать, напарник был, он сам затащил меня в это дело, когда я совершенно не знал, что в этой жизни делать, если ничего не получается. Я бы сказал, что он вытащил меня из нескончаемой апатии, заставив тренироваться и помогать ему. Он был прекрасным другом до некоторого момента. —?Йоханнес тяжело вздыхает и поднимает взгляд с рук Хенрика на лицо, про себя отмечая, как сильно дрожат его пальцы, виднеющиеся из-под серой толстовки. Подросток допивает до дна, тут же отставляя бутылку в сторону, и, слегка поёживаясь, придвигается ещё ближе, кидая взгляд на еле горящий костёр. Киллер даже не удивляется, наоборот, уголок его губы тянется вверх, и он продолжает. —?Мы разошлись не так давно, я практически не работал без него, не считая пары вылазок, одну из которых ты сам наблюдал. Он начал принимать наркотики. Конечно, я был в курсе, потому что мы жили вместе, но начиналось это так безобидно, что я даже не решился его останавливать. Закончил героином. До сих пор не особо знаю, что с ним стало после этого, но мне говорили, что он вроде как прекратил колоться и снова работает в этой сфере.Эккерстрём замолкает, переводя взгляд на землю, когда руки Хенрика обвивают его талию, и он утыкается в плечо напарника, прикрыв глаза и слегка поглаживая его спину. Йоханнес чувствует, что действие алкоголя на организм ещё только начинается, и он уже предвкушает болящую наутро голову, но стоит ему ощутить, как его обнимают как-то тепло и даже нежно, мысли о предстоящем похмелье уходят на задний план. Понимая, что костёр практически потух, он мягко отстраняет юношу от себя, ловя слегка разочарованный взгляд, и начинает подкладывать ветки в костёр, бросив какое-то неожиданно смущённое: ?Хенрик, у нас же было что-то ещё??.Подросток вздыхает, смотря на мужчину с шутливым укором, но всё-таки поднимается и проходит к машине, вытаскивая из сумки небольшую бутылочку ликёра и термос со всё ещё теплым глинтвейном. Не осознавая, какую реакцию позже организм даст на понижение градуса, Хенрик протягивает налитый глинтвейн Йоханнесу, который тут же пытается отогнать тоску.?— Я рад, что мы выбрались сюда. Я впервые чувствую какое-то спокойствие за последние несколько недель,?— Эккерстрём смотрит на Хенрика, который мгновенно прекращает вертеть в руках ликёр, убирая его и тоже наливая себе глинтвейн. —?Вдвойне рад, что я здесь с тобой.Киллер хочет добавить, что дико переживает за него, порой не спит ночами, ожидая, когда тот явится домой, запивая бессонницу виски со льдом, понимая, что подросток вышел из-под его контроля и не собирается возвращаться. А иногда так хочется просто провести время с человеком, который с первого же взгляда показался до безумия интересным?— и ведь Хенрик такой и есть. Предыдущие полтора часа, проведённые за распитием первой половины бутылки рома, были такими комфортными, что он сам удивляется, ведь обычно юноша огрызается, а не ведёт себя так открыто.—?Я тоже рад, мне очень хотелось уйти от этой городской суеты,?— Санделин залпом допивает остатки своего глинтвейна, слегка морщась. Голова уже идёт кругом, и всё перед глазами слегка плывёт, но стоит ему навести взгляд на напарника, как сердце ускоряется и мир становится более чётким. Смотря на бутылочку ликёра, он продолжает, ожидая, когда глинтвейн кончится. —?Знаешь, я в последнее время вёл себя как-то странно, прости за это. Я действительно не хотел быть каким-то бунтующим подростком, просто…Он не находит нужных слов и замолкает, накрывая своей ладонью руку Йоханнеса, отчего тот вздрагивает еле заметно и инстинктивно поглаживает большим пальцем мягкую кожу. Он кивает, открывая ликёр и жмурясь, делая первые глотки?— ему кажется, что ещё немного, и его окончательно развезёт, но лучше уж он выпьет больше, чем Хенрик, у которого своя зависимость. Они перебрасываются парой тёплых фраз, от которых больно колет сердце, готовое забиться с удвоенной силой. Через двадцать минут заканчивается и ликёр, который они растягивали как могли.—?Йоханнес?—?М? —?Эккерстрём смотрит на Хенрика, не зная даже, чего ему ожидать. Ему остаётся надеяться, что не какую-нибудь ужасную новость или неловкий вопрос.—?Звучит ужасно глупо, но с тобой мне очень уютно, невыразимо уютно. —?Киллер улыбается, слегка наклонив голову, после чего обнимает так мягко, что подросток млеет, запоминая каждую секунду их взаимодействия. Он дышит мужчине в шею, ощущая, как чужие руки слегка массируют спину и плечи, постепенно пальцами забираясь в собранные в хвост светлые волосы. Дыхание сбивается, и, если честно, ему нет до этого дела?— он такой свободный сейчас, что кажется, что всё это слишком хороший сон.Йоханнес всё еще выводит круги на коже головы, выбивая из хвоста несколько прядей, и Хенрик лишь вжимается сильнее, проводя пальцами вдоль позвоночника мужчины, и ощущая чуть ли не всем лицом мягкость шеи, в которую он уткнулся, и не хочет прекращать. Сейчас его мозг так усиленно пытается осознать, что происходит, что всякие размышления о морали и Симоне просто улетучиваются из головы?— на самом деле это происходит гораздо раньше. Но и сфокусироваться на происходящем не получается, ощущения от прикосновений через ткань такие острые, что ещё немного и он начнёт задыхаться.Эккерстрём замирает, переставая массировать спину юноши, когда чувствует еле заметные и даже робкие поцелуи в шею. Он не знает, как ему реагировать. Он не знает, как он должен на это реагировать и должен ли вообще. В этот момент Хенрику страшно, что он всё разрушил своими неконтролируемыми порывами, но продолжает мягко прикасаться губами к коже, переходя уже к подбородку, и он боится, чертовски боится, что за этим последует что-то неприятное: отказ, непринятие.Только вот буквально через несколько секунд Йоханнес отстраняет его, и по коже бегут мурашки, когда он накрывает губами его губы, и искренне не получается верить, что всё это правда происходит. Санделин испуганно отстраняется, но его тут же притягивают обратно, вовлекая в более раскрепощённый поцелуй, и он запускает руку под ткань чужого свитера, мысленно умирая уже в сотый раз за последние секунд двадцать. Эккерстрём лишь слегка вздрагивает от холода рук под одеждой, но тут же привыкает, убирая прядку светлых непослушных волос обратно за ухо и поглаживая чувствительную шею, скользя подушечками по области за ухом, а затем по позвонкам, которые граничат со спиной.Если бы Хенрик знал, какие мысли витают в голове мужчины, он бы нисколечко не сомневался в реальности происходящего и серьёзности, с которой киллер подошёл ко всем уже проделанным и ещё нет действиям.Они прерывают поцелуй, и Йоханнес прикасается лбом к чужому лбу, ощущая вроде бы и умиротворение, и какую-то влекущую силу, которая заставляет приблизиться к чужому уху, позволяя слышать, как неровно он дышит, а после обхватить губами мочку, слегка прикусывая и оттягивая её, из-за чего Хенрик слишком шумно выдыхает, зарываясь пальцами в чёрные волосы. Эккерстрём легонько проводит языком по ушной раковине, и юноша не выдерживает и тихо стонет мужчине на ухо.Он чувствует, как сильные руки обхватывают его талию, заползая под толстовку, как легко они скользят по животу, и как пальцы нежно ведут практически по бёдрам, и Йоханнес благодарит Бога за то, что на юноше штаны, иначе он точно сошёл бы с ума. Он переходит поцелуями на шею, слегка покусывая её и только потом оставляя багровые следы, которые накрывает губами так нежно, что у Хенрика просто нет сил выносить муку и дальше.Эккерстрём целует Санделина, проводя языком по нижней губе и оттягивая её, с большим напором поглаживая ребра и сжимая бедро. Ему кажется, что ещё немного, и он точно потеряет сознание, и старается не думать о том, что причина этого всего не похоть и алкоголь, а что-то гораздо запутаннее.Понимая, что продолжения у этого всего не будет, он отстраняет юношу, заглядывая ему в глаза и ухмыляясь совсем немного. Тот смотрит на него снизу вверх и немного дрожит то ли от страха, то ли от возбуждения.—?Хенрик, я думаю, что нам стоит прекратить,?— шепчет Йоханнес, кладя руки парню на плечи,?— пока это не зашло слишком далеко. Не место, не время.Хенрик разочарованно поводит плечами, опуская глаза. Конечно, он понимает, что нельзя вот так вот всё и сразу, но обида всё равно проскальзывает в душу, потому что ему кажется, что Эккерстрём не решится это повторить. Он кивает и отодвигается, позволяя себе вдохнуть свежего воздуха.—?Ты лучше иди в палатку, а мне как-то нехорошо, я скоро вернусь. —?И Санделин действительно залезает в спальник, вытирая с щек почему-то хлынувшие слёзы то ли отчаяния, то ли счастья. Минут через двадцать возвращается Йоханнес, дико шатаясь и практически заваливаясь внутрь с бутылкой минералки в руке. Вырубаются чуть ли не мгновенно, но перед тем, как уйти в сон, Хенрик чувствует, как его гладят по волосам.***Подъём даётся нелегко, головы раскалываются ужасно, и никакая минералка не помогает. Эккерстрём и вовсе чувствует себя дурно, кое-как выволакивая своё тело из палатки, пытаясь не задеть Хенрика.Они встречаются у потухшего костра минут через пять, вяло поглядывая на сэндвичи, которые должны послужить завтраком. Мужчина держится за голову, и парень смотрит на него с опаской из-за вчерашнего, надеясь, что он ничего не испортил. Вышедшее из-за лёгких облаков солнце ещё сильнее раздражает своей яркостью. Йоханнес решительно начинает есть, надеясь, что его не вывернет наизнанку. Заметив поникшего Хенрика, он вдруг произносит:—?Господи, вообще ничего не помню, слушай, что было вчера?Хенрик тут же давится сэндвичем, стараясь отвести глаза, чтобы не видеть лицо ничего не подозревающего напарника, пока в голове возникает только одно слово, которого вполне хватает, чтобы описать ситуацию: ?Пиздец?.