Глава III (1/1)
Когда Леда спокойно, как обычно вовремя, минута в минуту, входит в студию, к нему обращаются три пары изумленных глаз.- Как это вы все сегодня не опоздали? Еще и раньше меня! – Леда слегка улыбается. Улыбнуться сильней не получается – мешает синяк в пол-лица.- Лидер-сан, а что с твоими волосами? Здорово, мне нравится! А зачем ты это сделал? Ой, а с лицом что? И почему ты хромаешь? Как ты себя чувствуешь? Что случилось? – Джури прорывает потоком вопросов, он вскакивает с места и начинает крутиться вокруг, оглядывая Леду со всех сторон и мешая пройти вперед.Сойк тоже внимательно рассматривает его, ничего не говорит, но будь он был чуть более разговорчивым, задал бы все те же вопросы.А Агги сверлит Леду взглядом исподлобья, Леда чувствует скребущее чувство от этого, но как только смело поворачивается и смотрит, тот опускает глаза.Леда снова обращает внимание на вертящегося Джури, демонстративно возводит глаза к потолку и начинает по порядку отвечать на вопросы:- Волосы я перекрасил. Рад, что тебе нравится. Перекрасил, потому что захотелось что-то изменить. Хромаю и рожей не вышел, потому что навернулся с лестницы. Чувствую себя хорошо, если не считать того, что хромаю и рожей не вышел.
- Ой, ну как же ты так! Я говорил, пить совсем не умеешь. Десять нянек тебе надо. Сегодня будешь играть, сидя на диване, - тараторит Джури и уже тянет его за руку к облюбованной кушетке.- Не-ет, Джури…- Джури, отцепись уже от него, - наконец вмешивается Сойк, подходя ближе.- Никаких нет! – Джури упирает руки в бока и делает грозное лицо.- Но мне сидеть больней, чем стоять. Я… Я копчиком ушибся.- Копчиком? Так ты не из-за ноги хромаешь? Совсем обалдел? А ты знаешь, что это опасно? К врачу хоть обратился? Ой, не нравится мне, как ты ходишь…Звук резко хлопнувшей двери прерывает тираду Джури, и трое музыкантов оборачиваются.- Так… А куда умчался Агги? – удивленно протягивает неугомонный одногруппник.- Может, в туалет приспичило, - хмыкает Сойк.- По крайней мере, теперь Джури отстанет от меня и будет приставать к Агги. Что, Джури, ой не нравится тебе, как Агги бегает? – Леда подмигивает вокалисту, тот торжественно изображает на лице обиду, а Сойк, улыбнувшись, идет к установке.Агги не спал всю ночь. Мерил шагами квартиру, курил, пил кофе, хотел было схватиться за какую-нибудь бутылку в баре, но, спохватившись, со злостью захлопнул дверцу. Еще смотрел на телефон, понимая, что Леда не напишет и не позвонит, но все равно ждал. Утро он встретил сидя в кресле, невидящим взором глядя в телевизор, не особо соображая, что там показывают.Перед глазами, как в диафильме, поочередно менялись две картинки. Первая – счастливое улыбающееся лицо Леды, светло-рыжие вихры, в беспорядке торчащие во все стороны, и хитрющие глаза – так выглядело бы солнце, если вдруг стало бы человеком. А вторая картинка – белая кожа, тонкая спина с выступающими ребрами, худенькие ягодицы, и Агги, жестоко вколачивающийся в его тело.От этих мыслей до Агги только сейчас начинает доходить, как же на самом деле красив и очарователен Леда. На самом деле он видит его уже который год каждый день и прекрасно знает своего лидера с ног до головы. Просто до этого он как-то не задумывался по-настоящему и всерьез, насколько Леда хорош собой. Заметило только подсознание Агги и прорвалось наружу под действием алкоголя жестоким насилием.Утро. Агги мучительно страшно идти на репетицию. Как себя вести? Как смотреть в глаза? Надо обязательно поговорить, но что сказать? Что он не хотел? Что сожалеет? Да Леда слушать не станет…Джури заходится в собственном позитиве, взахлеб описывает, с какой девушкой познакомился, и потешается над Агги, который вчера сто процентов полдня головы поднять не мог после того, как нажрался в баре накануне – Джури видел, в каком состоянии Агги отправился домой. Сам Агги в ответ лишь мрачно дергает струны на гитаре. Сойк рекомендует Джури отцепиться от него, а непоседливый вокалист тут же разводит теорию о том, что, судя по всему, неисправимый пьяница Агги и вчера неплохо время провел, от того так мрачен сегодня.- Как это вы все не опоздали?
Агги вздрагивает от этого голоса, вскидывает голову и оторопевает. Куда делось солнышко?Никуда не делось. Вот он, все такой же, только темноволосый. Улыбается, насколько позволяет здоровый отек на щеке – такой даже нет смысла пытаться загримировать. И хромает. Буквально волочет ноги.Джури что-то взволновано чирикает, допрашивает Леду, какие невиданные звери на него напали, а Агги смотрит и хочет упасть на колени. Подползти, моля о прощении. Может, тогда Леда хоть глянет на него?Словно читая мысли, Леда поворачивается к нему, но Агги не может смотреть, не хочет знать, что принесет ему этот взгляд.- Мне сидеть больней… Я копчиком ушибся.Агги больше не может здесь находиться. Он резко вскакивает и несется к выходу. Наверное, дверь хлопнула слишком громко, но на это плевать. Выскочив на улицу, он торопливо закуривает, но тут же отбрасывает сигарету и просто дышит. Быстро и часто. Сердце выскакивает из груди, и Агги понимает, что все его вчерашние метания – мелочи. Настоящие мучения, давящее чувство вины захлестывают его только теперь.Агги садится на корточки и закрывает лицо руками. Как он мог? Как? Как же так получилось?..- Леда, скажи мне… - наконец говорит Сойк после двух минут совместного молчаливого курения, и Леде сразу не нравится его тон. – Тебя Агги избил?- Что? – от неожиданности Леда давится дымом.Сойк вздыхает.- С Агги явно что-то не то. Он уже дня три не разговаривает совсем и, по-моему, не спит столько же. А еще украдкой тебя разглядывает, когда ты не видишь. Плюс, я видел его лицо, когда ты появился на пороге студии во всей красе… У него серые круги под глазами, да и сам ты, кстати, не краше.- Не выдумывай, Сойк, – Леда натужно тянет улыбку, а сам огорченно думает, насколько все, оказывается, заметно. – С чего вдруг Агги будет меня бить?- Я не знаю с чего, и, конечно, не могу тебе указывать, но… По-моему, тебе надо с ним поговорить. По крайней мере, со мной он делиться не хочет.- Но… - Леда все еще под впечатлением от неожиданно раскрытого секрета. – Репетиции ведь идут нормально, последние дни мы очень продуктивны…- Если наш басист откинется, репетиций вообще не будет, ни продуктивных, никаких.- Хорошо… - выдыхает Леда. – Я разберусь…- Вот и отлично, - Сойк улыбается. – Пойдем, нас уже ждут.Всю оставшуюся репетицию Леда напряженно думает о предстоящем разговоре и очень, просто до боли не хочет быть его инициатором. Но Сойк прав – он ведь все же лидер, а значит, должен разобраться. Решив в конце концов, что просто напомнит Агги о его желании поговорить лично, высказанном еще по телефону несколько дней назад, но так и не воплощенном в жизнь, он немного успокаивается, придя к выводу, что после такой постановки вопроса говорить уже придется Агги.Но не успевают отыграть финальные аккорды, как он слышит:- Леда, можно попросить тебя задержаться?Сердце падает куда-то в пятки, и Леда с тоской думает, какой он все же трус. Разговора он боится и печальным взглядом провожает Джури, за которым закрывается дверь.Леда молчит, прислонившись спиной к стене, и смотрит на Агги, который, в свою очередь, внимательно изучает пол. Собравшись с духом, он начинает:- Я готовился к этому разговору, думал, как сказать что-то неизбитое, но кроме как попросить прощения ничего не придумал. Если бы я так не нажрался, я бы никогда…- Хорошо-хорошо, я понял. Забудем, - сейчас Леде тошно, как никогда в жизни, в душе расцветает обида и растекается горечь.
Хочется высказать в лицо все, что он чувствовал, думал тогда, какая она была на самом деле – эта боль, насколько унизительная и мучительная. Как он потом стоял под душем, зная, что уже вовек не отмоется, как вытирал с пола капли крови, и что теперь по утрам некому говорить "доброе утро", и что у него еще долго никого не будет, не скоро он сможет выносить прикосновения к своему телу. А еще выложить, как он любил, долго и безответно, и ничего не требовал взамен. Так зачем же было все рушить? Кому мешала его любовь, чтобы так жестоко ее топтать?Но Леда держит себя в руках, понимая, что ничего иного Агги сказать в свое оправдание и не может – что тут придумаешь? И еще пытается сделать скидку на то, что Агги самому нелегко – попробуй жить с таким.- Леда, прости меня, - выводит из размышлений голос, и он поднимает глаза.Агги смотрит с непередаваемой тоской, и в сгущающихся сумерках, серым покрывалом накрывающих студию, видно, как сильно блестят его глаза.- Я уже простил. Честно, - не моргнув глазом, врет во благо общего дела Леда. – Ты не контролировал себя.- Не простил, - прерывает его Агги. – Но я тебя очень прошу попытаться. Хотя знаю, что не имею права, но все равно… Леда, умоляю. Попробуй простить меня.Голос очень тихий, такой скорее называют кротким, но отчего-то в душе Леды поднимается гнев, распускается алым цветком, а сдерживаться все сложней.- Хорошо, Агги. Я попытаюсь. Давай не будем вспоминать.Некоторое время они молчат, и Леда решает, что все прошло максимально гладко, и зря он переживал. А теперь надо линять, пока не ляпнул что-то, что хочется на самом деле высказать, бежать в свою берлогу, зализывать раны и стараться жить, как раньше.
Но Агги неожиданно все портит.- Ты был у врача?Леда вздрагивает словно от удара. Хотя так и есть – его бьет по самому больному месту воспоминание, еще не забытый ужас.- Леда… Я мог тебе сильно навредить. Надо обратиться…"Что же ты тогда об этом не думал?! Что же ты не сообразил, как можешь навредить, когда драл меня там, на полу?!" – хочет заорать Леда, но вместо этого задерживает дыхание и считает до трех.- Я не могу. Просто не могу. Само заживет, - голос спокойный, даже слишком, но Агги не чувствует этого "слишком", не понимает, что Леда держится из последних сил, и потому совершает роковую ошибку.- Леда, - шаг вперед, Леда нервно вскидывает голову. – Я много думал о тебе…Леда в ответ лишь вопросительно поднимает брови."Еще бы ты обо мне не думал после того, что натворил", – мрачно отмечает он.- Страшно такое говорить, но знаешь, бытует такое мнение, что когда мы пьяные, мы настоящие.- Если это так, мне за тебя действительно страшно, - ошеломленно протягивает Леда. – Как и за всех, кто тебя окружает.- Нет, ты не понял, я не о том, - Агги, сцепив ладони, теребит собственные пальцы и никак не может подобрать правильные слова. – То, что я сделал, безобразно и отвратительно…"И мерзко, и тошно, и гадко…" – мысленно продолжает Леда.- Но ты знаешь, я только теперь понял, что это прорвалось. Просто… Ты мне всегда нравился. Очень нравился. А я не отдавал себе отчета. Ты наш лидер, и вообще я никогда не замечал тебя с мужчинами.Глаза Леды становятся все шире, и он просто не верит в то, что вот-вот сорвется с губ Агги.- И… Я никогда не смогу загладить свою вину перед тобой, но я очень хочу… Приложу к этому все усилия. И ты… Ты такой… Я…. – Агги вконец путается и вдруг выдает. – Я хочу попытаться все искупить. Если бы ты только согласился попробовать быть… со мной.У Леды такое чувство, что пол под ногами предательским образом провалился, и теперь он летит в пропасть. Хотя нет, не совсем. У Леды такое чувство, что он рехнулся, окончательно и бесповоротно. Или даже не так. Свихнулся Агги. И с дикой злобой Леда думает о том, как ему вообще хватило наглости после всего такое… такое!.. ему предлагать.Но остатки самообладания еще пока не покинули Леду, и он из последних сил старается обратить все в шутку.- Агги, если ты решил, что после всего случившегося как честный человек должен на мне жениться – это лишнее. Давай лучше приложим все силы, чтобы вернуть хотя бы то, что было.То, что Леда не кричит, не отказывается резко, окончательно путает Агги, который не может знать о страшном урагане, лютующем в душе лидера, и он воспринимает ответ не как отказ, а как сомнения.- Леда… Я могу быть очень нежным, - в ту же секунду кончики пальцев легко касаются здоровой, не обезображенной синяком щеки Леды, что и становится грандиозным провалом дипломатических переговоров.Леда срывается. Окончательно и бесповоротно.- Тебе что? Мало?! – истерично орет он, и Агги от неожиданной перемены в поведении шарахается назад.- Тебе мало одного раза? Не хватило? Хочешь еще?!Агги никогда не видел у Леды такого лица, искаженного гневом, горем, злостью, страданием. И Агги пугается так, как никогда еще, понимая наконец, что скрывалось за мнимым спокойствием все эти дни.- Ну так на! Бери! – остервенело Леда дергает молнию на своем балахоне с длинными рукавами и капюшоном, в котором он явился, несмотря на жару. – Как ты хочешь? Шлюхе раздеться или как в прошлый раз – сам справишься?!Но Агги уже не слушает. Как завороженный он смотрит на обнаженный торс, на безобразную гематому у ключицы, куда пришелся захват его руки, когда он приложил Леду об стол, и на синяки на запястьях, которые из фиолетовых становятся желтыми.- Только будь добр! Сделай это быстро! – Леду трясет, ненавидящими глазами он смотрит на Агги, а тот, в свою очередь, только на синяки.- Это я сделал?.. – он сам не понимает, что говорит, протягивает руку и касается гематомы на плече. От прикосновения Леда дергается и уже тише, но с не меньшей яростью, шипит:- Откуда мне знать? Меня ж пол-Токио трахает! Как запомнить, кто это оставил?- Леда… - только и может произнести Агги.
Он хватает Леду за руку, быстро целует синяк на запястье и прикладывает его ладонь к своей щеке, после чего стремительно отпускает. Все это занимает секунду, и ошеломленный Леда не успевает даже отреагировать, когда Агги, не глядя в глаза, шепчет:- Прости, прости меня…- Выметайся… - голос дрожит, Леда сам с трудом может понять, что только что произнес.Агги лишь кивает и медленно идет к выходу.Когда дверь закрывается, Леда долго смотрит застывшим взглядом в окно на вечернее небо. По сценарию драматических фильмов надо упасть на пол, закрыть лицо руками, возможно, еще расплакаться, и долго горевать о своей так неожиданно надломленной жизни.Но Леда не смотрит драмы, а потому не знает, что ведет себя сейчас совершенно неправильно – не бьется в истерике, не рыдает и не думает. Вообще ни о чем не думает.