Глава 21. Wrecking Ball (1/2)
Натаниэль Эссекс пристально рассматривал результат своей работы, любуясь совершенством, что сейчас мирно пребывало в анабиозном сне, погруженное в физраствор.Но едва в соседнем помещении послышался знакомый ?бамф? и возня, он резко накинул на огромную колбу простыню, поправил белый халат, и, натянув дружественную улыбку, вышел из сакральной для него лаборатории в полумрачную операционную, где на столе уже лежал телепортированный несчастный.
Ночной Змей, словно дикий кот, с ногами сидел на кушетке, нетерпеливо подёргивая хвостом. Натаниэль недовольно поморщился - теперь снова придётся проводить уборку, доводя поверхности до нужной ему идеальной стерильности.— Извлеки глаз, — прошипел гость, и тут же испарился в фиолетовых клубах серного дыма.Запах серы Эссекс терпеть не мог, как и запах формалина, с которым часто приходилось работать, но выносил его не столько из уважения к Мистике, сколько из восхищения перед её сыном. Синяя кожа, унаследованная от матери, её красота и грация, в совершенном теле с прекраснымнабором генов. Произведение искусства, очень беспардонное, правда, но на которое всегда приятно посмотреть.
Ну, что ж, следует побыстрее разделаться с работой, чтобы вернуться к исследованиям, ведь она ясно дала понять, что скоро навестит его скромную обитель.Он засучил рукава, чтобы тщательно вымыть руки. Подняв взглядв зеркало над раковиной, Натаниэль не удержался и полюбовался собой, протёр переставший блестеть рубин, растущий на лбу, и, вытерев руки, натянул перчатки.Стоило, конечно, получше продезинфицировать помещение, да и взглянуть, настолько оборванный ему сегодня достался пациент, и предпринять все меры безопасности. Натаниэль скептично включил лампы над операционным столом и застыл на месте, нервно сглотнув.— Как же тебя угораздило? — спросил он у погруженного в телепатический сон Реми.
Рвано выдохнув, Натаниэль снял перчатку и погладил Реми по отросшим каштановым волосам. Отогнул его ухо,удовлетворенно отметив, как хорошо зажило место инъекции, осмотрел глазные яблоки, с неохотой выбирая между ними. Оба глаза были прекрасны сами по себе, да и видели отлично, и лишать Реми хоть одного из них было необдуманной порчей такого уникального мутанта.
Осторожно, чтобы не разбудить и не причинить боль, Натаниэль тихо попытался проскользнуть в сознание Реми. Ему было не в меру любопытно, чем же это его прекрасный Реми заслужил участь невольного донора. Разум Реми был защищён самой природой его мутации, и для телепата взаимодействие с ним было трудной задачей. Проникнуть внутрь и как-то воздействовать возможно только если сосредоточиться на какой-то определённой цели визита. Эссексу хотелось знать как можно больше, да и необходимо отключить на время нервную систему, организовав своебразный наркоз перед операцией.К счастью, у него в рукаве припрятан туз для подобных случаев. Натаниэль улыбнулся узкими очерченными губами, жалея лишь о том, что Реми не сможет оценить эту картёжную метафору.Собственная разработка, способная усыплять природную резистентность к телепатии. Разработана, конечно, для его особого проекта, который с гордостью можно назвать вершиной его карьеры, испытанная на самом себе и имеющая, к сожалению или удаче, побочный эффект в виде неимоверной честности и чрезмерной болтливости. Но действовал препарат идеально, поэтому Натаниэль прощал ему схожесть с амобарбиталовой сывороткой правды. Он быстро нашёл в холодильнике нужный пузырек, набрал свежераспечатанный шприц и, не став утруждаться раздеванием руки Реми, ловко кольнул его прямо в шею, без труда попав в ярёмную вену. Бедняжка слегка дёрнулся, полуоткрыл глаза, но было уже поздно.?СПАТЬ?Властный голос Эссекса не оставил ему выбора. Натаниэль, довольный быстрым действием препарата, начал готовиться к операции. Он доставал растворы и перекись, готовил инструменты, едва не напевая себе под нос, пока разум его растворился в Реми Лебо.Он усыпил его нервные пучки, окончательно обездвижив, и рылся, словно в драгоценном ларце, полном сокровищ, в его воспоминаниях, таких беззащитных и обнажённых теперь, под действием подавителя.Натаниэль уже бывал в этом сознании, в котором было столько горьких и болезненных воспоминаний, начиная от детства, полного насилия со стороны взрослых, заканчивая подлым предательством, в результате которого была убита посредственная, по мнению Эссекса, Белладонна. Весь мир обрушился на бедного Реми, Гильдия Убийц, к которой принадлежала его новоиспечённая жёнушка, объявила нешуточную награду за его голову, а от стресса его способности буквально вышли из-под контроля. Вся эта трагедия, достойная Шекспира, и привела Реми прямо в руки Натаниэля.Он на несколько секунд задержался взглядом на воспоминании о безжизненном лице Белладонны, о её синюшных губах, приоткрытых, словно для поцелуя. Пожалуй, такая она больше нравилась Натаниэлю.Но всё это он уже видел. Нужно что-то свежее.
Реми лежит на полу, а сверху его седлает Мистика, но Реми очень и очень страшно, и он все равно просит её о сделке.?Ох, так ты решил сбежать, оставив меня совсем одного?Это несколько огорчило Натаниэля. Он должен собственноручно удалить глазное яблоко Реми, которое станет доказательством его смерти для каких-то мафиози снаружи, и тем самым открыть калитку Утопии для его дорогого друга.
?Но что я вижу? Сожаление? Ты не хочешь уходить??Реми, бедный и трепетающий, словно мотылёк в ловушке, всё ещё пытается сопротивляться ему.?ПОКАЗЫВАЙ?Он приказывает, едва встречая слабые попытки Реми защититься, закрыть от него что-то вкусное. Волна чужого тепла накрывает его, от чего Натаниэлю становится не по себе.— Здесь не курят! — одновременно говорят двое в воспоминании о уютной кухне маленького домика.
Третий сидит за столом и неспешно стучит ложкой о тарелку. Эссекс не видит лиц,они размыты,и, очевидно, Реми не хочет делиться этим воспоминанием до конца. Но Натаниэль видит, как ему хорошо в этом воспоминании, и давит сильнее.Просанировав область операции и накрыв Реми простынёй до подбородка, Натаниэль развернул на столике рядом полотенце со стерильными инструментами. Он был достаточно опытным врачом, чтобы после удаления не забивать глазницу ватными тампонами с перекисью, а попросту использовать гемостатический зажим на нервные окончания и крупные сосуды и ловко наложить швы. На сначала надо было аккуратно разрезать конъюнктиву, чемон занялся с точностью и изяществом настоящего мастера своего дела.В нос ударила странная смесь запахов,и Натаниэль не сразу понял, что это снова фантом из воспоминаний Реми, умиротворённое лицо которого вот-вот лишится глаза. Шалфей, эвкалипт, какой-то мерзкий букет разнотравья, приводящий Реми в блаженный священный трепет. Его нос щекочут длинные волосы, в которые он, как жадный ребёнок зарылся, всё боясь не надышаться вдоволь. Он снова не видит лица, поскольку Реми отчаянно не хочет ему показывать. Пряди перед закрывающимися от наступающего сна глазами белые, и Натаниэль принимает её за мерзкую дочку Мистики, и покидает это воспоминание.
?Твоя сентиментальность чуть не растрогала и меня?Эссекс перетекает из маленькой узкой кроватки на чердачке вместе с воспоминаниями Реми на крыльцо дома. Вокруг луизианские умиротворяющие пейзажи, и закатное солнце раскрашивает мир в оттенки рыжего и красного. В кресле-качалке сидит женщина, и лицо её покрывается рябью каждый раз, как Эссекс хочет рассмотреть получше, и темнокожие руки её орудуют позвякивающими вязальными спицами. Из дома на крыльцо, скрипнув видавшей виды потрескавшейся от десятка слоёв побелки дверью, выходит сам Реми с двумя тарелками гамбо. Но он не молод, как сейчас, а очень и очень стар. Морщины и поседевшие волосы не сильно испортили его, но Эссекс всё же недоволен.?И это твои жалкие мечты? Со мной у тебя бы было всё, что пожелаешь, но ты продолжаешь убегать и упорно игнорировать тот факт, что без меня ты бы давно сдох в собственных экскрементах. Неблагодарный ты ублюдок?Глазное яблоко, такоё идеально чёрное, с красным островком радужки, ложится в маленький контейнер неподалёку, и Натаниэль, чувствуя себя настоящим вандалом, принимается зашивать рану. Он сделает всё максимально красиво, жаль, нет подходящего протеза под рукой. Красотки всё также будут сходить от Реми с ума, подумаешь, правый глаз не открывается, этих бабочек-однодневок это не остановит.Натаниэль аккуратно упаковывает слой за слоем извлеченный глаз, посылает ментальное сообщение, и через долю секунды операционная снова наполняется фиолетовой дымкой.
Ночной Змей забирает контейнер и клыкасто улыбается, протягивая Натаниэлю сложенный вдвое лист бумаги.— Передай, когда проснётся.?Сегодня в полночь.Угол Блумфилд и Галф-авеню.Наверху?Натаниэль поджимает губы, и колеблется между уничтожением записки и доставкой её до адресата. Ночной Змей уже исчез, и ничего не мешает ему без зазрения совести избавиться от записки. Но нет, Натаниэль совсем не такой. Он кладёт записку во внутренний карман плаща Реми, туда, где лежит смятая пачка сигарет.— Если любишь — отпусти? Вот как они говорят, да? — спрашивает он у Реми. — Как бы я не был привязан к тебе, мой хороший, ты далеко не первый в моём списке обожания.Панель оповещения пикает, сообщая, что кто-то пришёл на приём, и Эссекс быстро снимает шапочку, маску, хирургический халат и перчатки, и бросает их на стул. Он спешит наверх, туда, где располагалась официальная приёмная Натаниэля Эссекса, частного практикующего врача.Скотт два часа просидел в машине, наблюдая за обычным двухэтажным домиком в районе Уэстерли. Район был на удивление спокойным и состоятельным, его даже не особо и патрулировали, что уже говорило о многом. Дорога, как и везде, немного разбита, да и фонари уличные зажигаются через один, но кого это может беспокоить?Дом был ухожен, о нём заботились и чинили, даже небольшие кустарники были подстрижены идеальными кубами. Скотт хмыкнул, понимая, что наружное наблюдение в данном случае ничего не даст. Он попытался несколько раз позвать Джину, но та теперь была для него недоступна. Снова, как когда-то давно, Скотту предстояло отвоевать её у другого мужчины. Но, в отличие от того раза, в этот Скотт не собирался молча дожидаться расположения Джины. Он должен был прояснить всё максимально жёстко и решительно, расставив все точки.
?Обосраться опасный?? — предупреждала карандашная надпись в листке Эммы напротив имени Натаниэля Эссекса. И это единственное настораживало Скотта. Он примерил шлем Магнето, севший холодным металлом вокруг головы, и поморщился, когда была задета рана на затылке. Скотт закрыл глаза и попытался снять очки — дужки упёрлись в шлем, и он чертыхнулся.Ладно, всё равно вид у него в этом шлеме был довольно глупый.Скотт снял его, вышел из машины и направился по подъездной дорожке к входной двери.?Доктор ЭссексСемейный врачРентген, анализы, стоматология?Серая табличка у вычурной двери отразила его размытый силуэт. Скотт нажал на кнопку звонка, и, не услышав никакого звука, остался ждать. Как в дешёвом фильме ужасов, дверь открылась сама собой, приглашая войти. Внутри располагающей приёмной было пусто, Скотт подумал было присесть на мягкий диван, но решил, что это будет слишком… просто слишком.— Ах, мистер… — сказал чуть высокий голос откуда-то из-за двери, которая не потрудилась отвориться, пропуская Эссекса в приёмную.— Саммерс, — процедил Скотт.Чёрт, мужик был поистине впечатляющий, и в точности он был в том воспоминании, что Меркатор любезно подкинул Скотту. Скотт мало на кого смотрел снизу вверх, и в вдобавок к высокому росту и вампирской бледной коже, Эссекс даже под врачебным халатом демонстрировал рельефные руки и широкие грудь и спину. Про лицо, которое было буквально воплощением всех клишированных главных героев из кино золотой эпохи Голливуда, даже думать не пришлось. Он был намного лучше Скотта по всем параметрам.