Часть 4 (1/1)

Наверное, так трястись за Тэхёна глупо?— он взрослый парень и сам может за себя постоять, уж точно не рассчитывая на помощь Юнги. Но Мин всё равно чувствует в этом отчаянную нужду, свою непрошеную обязанность. Именно потому он сейчас терпит нападки внимания одной из работниц, что, очаровавшись столь редким для этого места вежливым поведением Юнги, тотчас рекомендует его как человека, который может помогать на кухне. Тут это считается привилегией, которую большинство используют для того, чтобы набить животы. Юнги нужно далеко не это: всё ещё терпя нападки Санчона, он часто остаётся без ужинов или обедов, что с лихвой компенсирует та самая работница, что теперь, кажется, души не чает в Мине. Ему это только на руку, ведь, усыпив её внимательность со временем окончательно, Юнги стаскивает с кухни один из поварских ножей, прячет сначала в рукаве, а затем между страниц книги, что ему дал Тэхён.Не то чтобы Юнги любил читать или ценил литературу. Он был далёк от этого всего, но, помимо телевизора и шахмат, иных развлечений тут нет. Даже баскетбольное кольцо было сломано всё тем же Санчоном, за что он знатно рисковал получить баскетбольным мячом по лицу. Жаль, что не получил, думает Мин, ведь книги не то чтобы совсем ему нравятся. Но это лучше, чем какие-то глупые судоку?— они оскорбительны для Юнги, и он не хочет иметь с ними ничего общего.Впрочем, именно благодаря книгам он становится близок со всё тем же Хонгилем, что не даёт ему совсем тронуться здесь. Его история?— окутанная тайной, которую тот упорно не ведает, сделала из него человека довольно спокойного, рассудительного даже, и Юнги откровенно не понимает, как такой человек мог подсесть на это дерьмо. И почему теперь от этого так радушно избавляется.—?Мне не нравится находиться здесь, Юнги-щи,?— он понизывает осунувшимися плечами и поправляет съехавшие очки. —?Меня греет сам факт, что меня ждёт по окончанию этого периода. А ты, видимо, не желаешь выходить, сразу собираясь после этого в тюрьму? Разве оно того стоит, Юнги-щи?Хонгиль поднимает на него свой вопрошающий взгляд, вводя в секундный ступор. Ах, ну конечно. Перекладывая нож между книг, он, вероятно, не заметил, как давал ему именно ту, в которой и прятался стащенный с кухни предмет. Юнги не знает, стоит ли ему ожидать, что Хонгиль расскажет, или тот сначала учтиво решил перед этим спросить младшего о его мотивах.—?Я не собираюсь никого убивать,?— вздыхает Мин. Нет, конечно нет. Он не настолько глупый, чтобы ради кого-то, вроде Санчона, лишаться свободы и возможности наконец увидеть Тэхёна вне стен всех этих пленяющих помещений. —?Я просто не могу допустить того, чтобы этот противный торчок и дальше покушался на моего друга. Мне нужно его припугнуть, только и всего. Не берите в голову.Он надеется, что Хонгиль поверит ему. В противном же случае, Мину придётся снова понести наказание, и кто знает, каким оно будет в этот раз.—?Позволь узнать, кем он тебе приходится, Юнги-щи? —?Хонгиль жмурится едва заметно, так, будто его очки внезапно перестали ему помогать. Возможно, касаемо чтения людей, так и есть. Потому как он выдаёт заговорщическое:?— Я давно задаюсь этим вопросом, ведь, кажется, ты видишь в нём что-то большее, чем дружеский комфорт. Что-то целомудреннее.Хонгиль останавливается, и Мин едва сдерживается, чтобы не нагрубить. Он уважает этого человека, но тот сейчас лезет явно не в свои дела, и пахнет это так, будто кто-то ему уже проболтался про Юнги. Про его жизнь и цели, и это явно не кажется ему приятным. Хонгиль не даёт ему заговорить первым.—?Мне приходилось иногда видеть вас в гостевой. И я узнаю этот взгляд. Потому как смотрю так на свою семью. На тех, кому доверяешь. Ради кого… хочется стараться.Достаточно.—?Вам кто-то рассказал это, не так ли? —?он огрызается, но Хонгиля это нисколько не заботит, и он только слабо улыбается.—?Ты же знаешь, Юнги-щи, я не общаюсь здесь ни с кем, кроме тебя и книг, что даёт тебе твой гость. Они, между тем, многое говорят о нём. Книги о мотивации, романы со счастливыми концами, саморазвитие. Он хочет дать тебе веру. Чтобы ты не сдавался и знал, что там, за пределами клиники, есть жизнь, в которой есть место и для тебя. Последнее можно понять по заметкам, что он оставляет тебе на стикерах или на полях карандашом. Я не должен был их читать, за что прошу прощения, но они так сочились приятными словами, а мне всё слишком любопытно?— оттого и зародилось моё невежество.Ведь действительно. Практически все книги, что передаёт ему Тэхён, вызывают у него смешанные чувства, из радости перерастающие в задумчивый самоанализ (второе Ким явно не планировал). Это не то чтобы совсем плохо?— часто Юнги улыбается при прочтении и витает мыслями где-то в месте куда приятней, чем стены этой обветшалой комнатки. И ловит себя на этом слишком поздно, когда, подпитывая эмоции заметками Тэхёна, держит на себе чей-то косой взгляд или видит где-то своё довольное отражение. Заметки Кима действительно ?сочатся приятными словами?. Они все, как один?— трогательные и заставляют верить, что так чертовски в стиле Тэхёна, что от этого хочется выть. Юнги таким не занимается, а вот копаться после этого в себе и сомневаться?— пожалуйста, но, кажется, в словах Хонгиля есть какой-то смысл.—?Ну так что, Юнги-щи? —?его всё ещё спокойный голос ныне подкрепляется и довольной улыбкой. Хонгиль, очевидно довольный своим умозаключением, что заставило Мина задуматься, только поправляет очки и смотрит на него впритык. Юнги чувствует себя так, будто ему только что раскрыли глаза. Или рассекретили его. Он сам не уверен.—?Думаю, что вы, аджосси, шпион. —?Брови Хонгиля тут же ползут вверх, и он едва не смеётся Юнги в лицо. —?Я серьёзно. В противном случае, почему вы начали употреблять, если у вас, как вы говорите, есть семья? Откуда вы владеете таким анализом и логикой? Вы слишком умный для того, чтобы просто начать рушить собственную жизнь. Ну так что?Хонгиль только хмыкает на такое заявление, снимает очки. Откладывает их на стопку тех самых книг, меж которыми хранится стянутый Мином нож, потирает переносицу. Он едва ли выглядит оскорблённым, так что Юнги не особо беспокоится, только нетерпеливо дожидается ответа, скрестив руки на груди. Не то чтобы ему очень интересно. Просто Хонгилю отчего-то слишком сильно припекало узнать об отношении Юнги к Тэхёну, потому он решает поставить его в неловкую ситуацию первым. Ему стабильно не стыдно.Он узнаёт, что Хонгиль в прошлом?— преподаватель в одном из местных университетов, которому не посчастливилось связаться не с той женщиной. Они жили вместе всю свою сознательную жизнь, но счастливы оттого не были, даже когда родилась их первая и единственная дочь. Всё изменилось, когда его жена подала на развод, и, чтобы оставить их общее жильё себе, уличила его в домашнем насилии, которого Хонгиль никогда не совершал. С уходом жены у него отбирают дочь, дом и любое имущество, увольняют с работы, не давая уйти по выслуге лет, и он, в общем-то, остаётся один.Оттого и ломается. Сдаётся, опускает руки и ищет утешение там, где его ждать не следует. Его в эту пучину затягивает стремительно, с головой, не оставляя возможности выбраться, так что он просто мирится. Он не планирует возвращаться к работе, не планирует прекращать тот кошмар, в который превратил свою жизнь, пока, как бы цинично то ни звучало, не обрывается жизнь его жены.Тогда его дочь находит Хонгиля снова, возвращаясь к нему и предлагая помощь. ?Мне нужен родитель, а твоей внучке?— дед, так что, думаю, это будет хорошей идеей для нас всех?,?— говорит ему тогда дочь, мягко улыбаясь, и он соглашается на всё, что угодно, ведь он никогда не переставал любить своего ребёнка.—?Моё начальство, узнав, что я на самом деле не совершал над женой никакого насилия, даже обещает устроить меня на какую-то работу. Я, конечно, уже никогда не буду преподавателем, но, возможно, они смогут выкроить мне где-то местечко, и смогу преподавать малолетним заключённым занятия в областной колонии.Юнги на это только хмыкает. История Хонгиля, как и ожидалось, оказалась не менее тяжелой, и он может лишь снова удивляться тому, как же люди способны меняться для других. Как они способны снова подниматься, надеяться на лучшее и стремиться вернуться к той жизни, которая была у них до этого всего. Он не знает, так ли это на самом деле, но, если это окажется правдой, он хотел бы следовать примеру Хонгиля. Тот точно знает, на что рассчитывать после освобождения, в то время как Юнги не знает даже, в каком статусе будут их с Тэхёном дела. Не то чтобы это сильно повлияло бы на его осознание того, что ему необходимо делать что-то, чтобы не умереть с голоду, но это знатно повлияет на Минову уверенность и желание делать это. Не вернуться на дно обратно без Кима.—?Ну, а твой спутник? —?всё же гнёт свою Хонгиль, заставляя Юнги вздохнуть. Он-то уже понадеялся, что на этом их разговор будет окончен.А что его спутник? Юнги точно уверен в своём мнении о нём. Уверен ли он в чём-то ещё? Точно нет, и Тэхён до сих пор в большей мере остаётся для него загадкой.—?Он самый близкий человек для меня,?— честно отвечает Мин. Нет нужды таить это очевидное заявление. Никого лучше Юнги не встречалось уже много лет. —?Думаю, это всё.Хонгилю, видимо, больше и не надо: он улыбается так, будто его ребёнок только что рассказал о любимой девчонке из параллели. Юнги не просит у него советов, но, если бы нуждался в этом, наверняка получил бы что-то по-отцовски мудрое. Что-то вроде ?тогда будь честным с ним?, но Мин и без того не собирается Тэхёну врать. Это было бы отвратительным поступком с его стороны.***Таскать с собой на каждый обед и ужин несчастный нож оказывается непросто: он регулярно царапает руки и колется, вызывая у Тэхёна встревоженные взгляды и прямые вопросы. Юнги только привычно отмахивается, мол, ничего особенного, я просто всё ещё плохо справляюсь с помощью на кухне. Ким верит. Но ненадолго, ведь, стоит Мину прийти с новой царапиной, как Тэхён интересуется снова, снова и снова, не уставая от этого, кажется, никогда. Юнги считает, что эта ложь ему во благо.А потом, в один из напряжённых ужинов, когда половина пациентов уже расплылась по палатам, а вторая едва покрывает редкие столы с лавочками в шахматном порядке. Тогда Санчон лишь подсаживается к нему за стол, выгодно для него распластав руки по столу и потянув их к еде Мина. Он даже не сопротивляется. Только наблюдает за тем, как не подозревающий ничего придурок победно наминает остатки пищи Юнги, даже не задумываясь о том, что выглядит как свинья. Попутно спрашивает:—?Я тут подумал, что, если однажды ты не сможешь появиться к своему милому гостю? Ну, там, повредишь ногу или что-то такое. Как думаешь, он был бы рад, если бы я заменил тебя? Я думаю да. Он бы даже дал мне на том самом столе, на который ты пускаешь слюни. Это же единственное, что ты можешь, да, Юнки? Твоему гостю нужны настоящие парни, как я или мои друзья, может, пригласить и их? Мы бы устроили отличную порнушку прямо тут, на твоих глазах. И он бы точно не был против отдаться уже хоть кому-то. Потому что ты-то его точно не привлекаешь.Ему отвратительна даже сама мысль о том, что кто-то может быть такого мнения о Тэхёне. Да, блять, даже если бы это действительно было так, если Ким действительно падок на секс, то довольно тупо строить на него свои планы. Кто этот Санчон вообще такой? Почему он решил, что может хоть немного понравиться Тэхёну? Юнги с ужасом отметает мысли о том, что эти уебки, возможно, даже не спросили бы его. Потому он перестаёт играть желваками и движением достаёт тот самый нож. Рассекает, себе, кажется, кожу на предплечьи по пути, но злоба ныне слишком сильно охватывает его, чтобы думать о таких мелочах. Всё, о чём он думает и куда вкладывает силы?— это один неточный, но чрезмерно импульсивный удар, что пригвоздил Санчона вместе в его же рукой к столу. Юнги всё так же держится за рукоять, когда до Санчона доходит происходящее и он начинает орать во всё горло. Потому Мин только притягивает свободной рукой его за воротник, шипя:—?Если ты не отстанешь от него, я клянусь, найду способ отрезать тебе яйца и вместе с этим же ножом засунуть тебе в зад,?— он представляет себя одним из тех крутых мафиози, потому пронзительно смотрит тому в глаза, пока паникующий взгляд напротив мечется от одного угла к другому. Только после этого Юнги, не без лишних движений достаёт нож и, вытирая его об одежду всё того же Санчона, успевает скрыться до момента, когда в столовую залетает персонал.—?Совсем уже обезумел со своим Тэхёном,?— ворчит Инсё, снова рискуя быть проигнорированной,?— ты продырявил чуваку руку только за то, что тот решил подразнить тебя. Ты продолжаешь показывать свои садистские наклонности, и я удивлена, что ты его не замочил. Это успех для тебя.На деле, поебать ему на то, что с ним за это сделают. Все видели, кто совершил это, и, он более, чем уверен: к нему придут через две минуты. Он никогда не стремился быть тут душой компании, так что, если его внезапно все начнут избегать, считая неуравновешенным, Юнги не расстроится. Надеется только, что его угрозы действительно будут иметь какой-то толк. Хотя, даже если нет?— он попробует снова, и снова, до тех пор, пока Санчон не придёт в ужас даже от самой идеи пускать слюни на Тэхёна.***Спустя несколько дней интенсивного Минового лечения от необоснованной агрессии (включающую в себя ежедневные процедуры вправления органов дубинками и лишением завтраков и ужинов), Тэхён оказывается слишком смущённым, чтобы спросить причины такого поведения парня, зато спрашивает, почему его запястье всё ещё кровоточит. В тот день ему приходится размотать слои бинта, чтобы показать узор в прошлом аккуратной, а сейчас кровавой лилии, что выглядит так, будто въедается в кожу с каждым днём всё больше.—?Я встречался кое с кем некоторое время,?— говорит тогда Юнги, взглядом впиваясь лишь в несчастную лилию. —?Но я настолько заигрался, что не заметил, как потерял её, и она ушла от меня.

—?Но Юнги… —?неловко, будто боясь обидеть, тихо заговаривает Тэхён. —?Разве, если она тебя не принимает, метка не должна гноиться?Бред, думает тогда Мин. Но всё же с интересом украдкой смотрит на оголённое плечо Кима, где на лопатке красуется бледный, едва заметный олень, на рогах которого?— распускающиеся цветы. Его любовь могла бы быть красивой.Спустя ещё пару дней Юнги узнаёт некоторые вещи о предназначенных, которые предпочёл бы не знать. Система этих ссаных меток довольно замысловатая, поэтому он в неё особо никогда и не углублялся, в отличие от романтичной натуры Тэхёна. Как раз он ему объясняет, что кровоточащие метки совсем не значат, что вы с соулмейтом расстались или твой суженный тебя не принимает.—?Кровоточащая метка,?— говорит Ким в тот день, не глядя в глаза,?— значит, что ты не встречал соулмейта, но она давно есть у обоих.Тэхён бы ни за что не стал ему врать, весь оставшийся день думает про себя Юнги. Ведь он так же искренне, с некоторой болью в голосе рассказывает, что бледные метки?— знак того, что она есть только у одного из пары соулмейтов. То есть, грубо говоря, судьба Киму пару даже не готовила. Но уже заклеймила его на всю жизнь, обрекла быть лишь насильно с кем-то. Без той самой предначертанной эйфории и крепких уз любви. У Мина начинает жечь где-то под рёбрами от такой несправедливости: такой хороший человек, как Тэхён, заслуживает того, чтобы быть счастливым по всем параметрам, особенно, что касается любви. Он бы хотел её Киму дать.К моменту, когда навещать его приходят Хосок с Чонгуком, Юнги даже не страдает от ломок и ?необоснованной агрессии?. Санчон оставляет попытки потревожить Мина и теперь только косо смотрит на него, переговариваясь за спиной. Это более, чем устраивает Юнги, ведь, вынося ежедневные побои и потери сознания от слишком большого количества препаратов и недостатка сил, он не хотел бы переживать такое наказание снова. Хонгиль его за это, естественно, не хвалит, лишь порицая и время от времени приговаривая, что нельзя так поступать с живыми людьми. Он будто не слышал, о чём регулярно говорил Санчон, подбивая Мина к действиям. Когда Юнги указывает ему, что Хонгиль и сам наверняка бы не потерпел таких слов о своей семье, тот не разговаривает с ним полдня.Хонгиль перестаёт общаться с ним, зато зачем-то берёт у него почтовый адрес, будто они снова в конце 20-го века, и не роняет ни слова до выписки Юнги.Зато Чонгук с Хосоком в тот день покидают его с улыбкой на лице и чистой совестью и, даже если они этого не скажут, искренней радостью за Мина.—?Серьёзно? Нож в руке? —?фыркает Хосок в один из дней посещения, когда Юнги всё же решает рассказать ему чуть больше, чем сухое ?всё как обычно?. Не сказать, что Чон выглядит озлобленным или особо шокированным. Его это, скорее веселит и заставляет в некой мере недоумевать. Ведь не каждый день такое слышишь, конечно.Юнги предпочитает кратко кивнуть, делая вид, что его раздражает то, с какой лукавой улыбкой смотрит на него Хосок. Ему совсем не обязательно знать, что это не так.—?Извини, Юнги-хён, но ты что, пересмотрел гангстерских боевиков? —?младший поднимает одну бровь и подпирает лицо ладонью, улыбаясь уже в полон рот. —?Уверен, это выглядело не так круто, как звучит, но, наверное, того стоило. Так ведь?Это совсем не выглядело круто. Ни на единую секунду, кроме той, в которую Санчон страшно пугается, краснеет и пучит глаза. И орёт так тупо и громко. Будто это что-то изменит.—?Вдруг я был гангстером в прошлой жизни,?— бормочет Мин себе под нос. —?Он донимал меня разговорами о том, что доберётся до Тэхёна, и, конечно, это мне не понравилось,?— Юнги, решив тактично не смотреть на Чона, теперь только отмалчивается, ковыряя сухие ногтевые валики. Ему не нужно смотреть на Хосока, чтобы понимать, что ныне выражает его лицо.—?Ты же знаешь, что он никогда не добрался бы до Тэ.—?Ну и что,?— теперь это похоже на разговор с капризным ребёнком, который сделал что-то наперекор родителям,?— так у него и мысли не будет приблизиться к Тэхёну.Хосок тоже решает быть тактичным, просто же отмалчиваясь. Наверняка, всецело не бойся он реакции Юнги, уже давно бы помотал головой с нечитаемым ухмыляющимся лицом. Юнги знает, что безнадёжен, когда дело касается Тэхёна.—?Здесь стало так скучно,?— вздыхает в который раз Инсё, наигранно хныкая. —?Я так привыкла питаться твоим страхом и ненавистью, что сейчас мне приходиться голодать, потому что ты улыбаешься каждый раз, даже когда просто думаешь о своём Тэхёни.Юнги старается не слушать её, но действительно улыбается, стоит ему вспомнить о Тэхёне.—?О боже, ты отвратительный. Противный, думаешь тут о своём вожделенном, а как же я? Он ведь наверняка бросит тебя, как только ты выйдешь.—?Бред,?— тихо шепчет Мин, так, чтобы его сходу не упекли в отделение для душевнобольных,?— он проделал всю эту работу не для того, чтобы бросить меня.И ведь действительно. У Инсё даже не остаётся каких-нибудь элементарных доводов?— её слова и без того кажутся нелогичными. Тэхён исправно пробéгал к нему большую часть Минового ?срока?, так что, сомневаться в том, что его по выходу ждёт как минимум отличный друг, как максимум?— парень, не приходится.—?Ты будешь его должником до конца жизни. Наверняка ведь сорвёшься, как только выйдешь отсюда,?— снова пробует она, но, понимая, что не взыскала никакого эффекта, замолкает. Видимо, сложно ужиться с ним без своих подхалимов.***Перед ним Тэхён, словно не распустившийся райский цвет, сворачивается калачиком и отворачивается. Напоминает по позе своей эмбриона, обвивая руками щиколотки, подбирая тело под себя. Отворачивается от Мина спиной. Той самой, где восседает несправедливо побледневший олень с великолепными цветами на рогах.Вокруг них?— только темень и слабое свечение, исходящее от золотистого тела Тэхёна, и его волосы немного левитируют, кончиками оставаясь на уровне лица. Как левитирует он сам. Его пушистые ресницы наверняка подрагивают, а глаза блаженно прикрыты: он выглядит умиротворённо. Выглядит так, будто находится в трансе и вот-вот переродится, откроет глаза и выйдет бабочкой. Но он ведь уже?— самая прекрасная и яркая из всех, что к свету тянется и его безоговорочно отдаёт. Светит ярче любого источника.Юнги ничего не остаётся, кроме как рассматривать его спину. Широкую, с обилием родинок, и наверняка мягкой кожей. С оленем, что, стоило поднять на него глаза, как он тут же запылал красками, и цветы на его рогах распустились, благоухая будто живые. Он может поклясться, что видел, как они двигаются. Покачиваются будто на ветру, распускаются, сверкают на без того шиммерной коже.Тэхён наконец поворачивается к нему, глядя нечитаемо. ?Наконец нашёл?,?— видит он в этом взгляде, и Ким спускается. Всё такой же недостижимый, но уже для кого-то открытый. Позволяющий отдавать свою любовь кому-то. Получать её.Это всё?— не Юнги.Мин не предназначен Тэхёну и никогда не будет.Он уходит?— и краски за ним сгущаются. Тьма обволакивает, засасывает в свою пропасть, начиная злорадно хохотать. От этого кружится голоса, кажется, он едва не теряет сознание, когда снова видит свет.Свет, окружённый чужим ореолом. Обхваченный чужим кольцом рук, и он так счастлив, что становится невыносимо. Нестерпимо смотреть на то, как Тэ уходит, как радуется без него, позабыв.Конечно, ведь так и будет.Видеть, как Тэхёна целует кто-то чужой выше его сил. Ему хочется бежать, но ноги будто вросли в землю, которой, в общем, и нет. Бежать некуда тоже: вокруг ничего нет. И только Тэхён, которого любят. Но делают это не так.Тэхёна надо осторожно. Нежно, трепетно, едва касаясь. Боясь, что ещё секунда?— и он упорхнёт, оставит тебя ни с чем, лишит самого сокровенного. Себя.Нужно мягко, но громогласно, так, чтобы в ушах звенело от того, насколько сильно он его любит.Юнги так не умеет. Не умеет никак.Поэтому Тэхён не даёт ему и шанса: в его руке чужая, и он держится за неё, как за опору, которой Мин для него никогда не станет. В глубине души Ким в него тоже не верит.От этого тошнит так же, как тошнит от ксенона, как воротит от въевшегося запаха выводящих медикаментов в капельницах. Раздражает так же, как и психотерапевт, что своими цепкими острыми когтями раскапывает каждую его рану, могилу, страхи, заставляя пережить снова. Но это больнее, чем все процедуры, обрушенные на него адским пламенем в этой ёбаной лечебнице.От них обычно кости ломит, и голова гремит так, что, ещё минута,?— и взорвётся. Ещё минута, и кровь уже даже не будет мучительно бурлить: остановится от окончания работы гоняющего.Минута не наступает. Приходит рассвет.