В воздухе пахнет бедой (1/2)
Мне нравится эта войнаМежду светом и тенью, нечистым и святым,Захочешь - мы все повторимОт заката и до рассвета.Верховенский был крайне удивлён, когда на следующий вечер получил распоряжение о встрече в неоднозначном месте.
Расстегнув бежевое пальто, Пьер плавной походкой зашёл в увеселительное заведение и почти сразу же на самом дальнем столике заметил Ставрогина, который в ту же секунду жестом пригласил его к себе.
Повесив верхнюю одежду на общую вешалку и учтиво поправив белоснежную рубашку, он приземлился на стул. Но что-то во взгляде показалось странным.
Николай отнюдь не выглядел счастливым.
— Решили сменить место встречи, Николай Всеволодович? — вместо приветствия усмехнулся Пьер, бегло оглядывая территорию: распутные девицы (которые совсем его не волновали, в отличие от его идола), алкоголь и игры в преферанс. Сам он же редко посещал такие места, не видя необходимости в представленных увлечениях.— Специфическое ж гнёздышко Вы подобрали для наших свиданий-с. Хотите поговорить о новых...— Есть дело поважнее, — перебил его Николай Всеволодович, внезапно занервничав. — Поступили известия, что среди нас есть доносчик. Меня подозревают.
Пьер резко напрягся и эмоционально развёл руками, понимая, сколько ущерба это может принести. Они не многое успели сделать, и теперь же дело может затянуться до следующего года. Неужели Николай мог позволить себе быть неосторожным?
— У Вас есть предположения, кто это мог бы быть?
— Предполагаю, что это кто-то из старых наших знакомых. Но, кто бы он ни был, в любом случае мы немедленно должны выяснить неверного, — ровный голос отсвечивал нервозностью. Он застучал пальцами по столу и отхлебнул напиток, решительно что-то обдумывая. — Теперь это Ваша основная обязанность, Верховенский. Только Вам я могу доверять.
Внутри Петруши всё ненавистно затрепетало.— Сделаю всё возможное и невозможное, чтобы найти мерзавца, будьте покойны, — заверил Пьер и в глазах его заплясали черти. Со стороны могло бы показаться, что он буквально одержим.
До тех пор, пока к ним не подошла хозяйка сего дома.
— Всё ли вам нравится? — услужливо поинтересовалась она и, получив удовлетворительный ответ, обратилась непосредственно к Ставрогину: — К сожалению, Ваша любимица Марго сейчас занята. А как Вам, например, Жизель?
Она едва заметно указала рукой влево.
Верховенский проводил её безучастным взглядом: девица, что продавалась, была красива и интеллигентна, как и все присутствующие здесь. Её тело отдавало грацией и абсолютной пустотой внутри. Неинтересный экземпляр.
— Благодарю, — Ставрогин тихо промолвил что-то ещё, но Петруша уже его не слышал.
— А Вы? — обращалась она уже к Петру Степановичу. — Понравился кто-нибудь?
— Вокруг столько красоты, что разбегаются глаза, — лукаво ответил тот. — Я ещё не выделил конкретную любимицу.
Довольно кивнув, женщина отошла от их столика, обращаясь к другим гостям.
У Ставрогина мигом поменялся настрой.
— Нам нужно затишье. Ничто не должно нас выдавать. Пока необходимо прекратить все общие собрания. Это всё на время, разумеется, — он отвлёкся на принесённые закуски.
— Думаю, стоит переговорить со всеми личностями тет-а-тет, — усмехнулся Пётр и, следуя примеру, начал вертеть стеклянный фужер в руках.
Ставрогин кивнул, соглашаясь с ним. Пьер было хотел продолжить, но в тот же момент рядом с их столиком оказалась та самая названная Жизель, которая, танцуя вокруг Ставрогина, наклонилась к нему в соблазнительной позе.
Николай Всеволодович отвлёкся от общества Пьера, и будто бы действительно был заинтересован, открыто и грязно рассматривая Жизель.
На самом деле Ставрогину приелись легкодоступные, дорогие девушки. А забавы с Лизой уже давно казались ему скучными. Хотелось опробовать что-то новое, вкусить адамово яблоко и попробовать запретный плод... И, кажется, оно само его нашло. Смотреть на ревнующего Верховенского казалось ему увлекательным.
И он игриво позволил сесть к себе на колени.
— Здравствуй, красавец, — она обвила его шею руками, обворожительно улыбаясь.
Николай притянул Жизель ближе к себе, интимно коснувшись прядей длинных волос, и боковым зрением наблюдая за Пьером. Он чувствовал на себе его тяжёлый, жгучий взгляд. Так не смотрел на него никто.
Но и Петруша был бы не Петрушей, если бы раскрыл все карты прямо сейчас. Он долго терпел, стараясь непринуждённо пить содержимое принесённого фужера, пока невыносимая ничтожность сдавливала лёгкие.Внутри сковывало чувство ненависти. Но не к идолу, к себе. Pierre с больным упоением подумал, что сидеть у Николая на коленях имеет право только он. Только жаль, что всё неправда. Видать, бесы шалят.
Поэтому Ставрогин, теряя всякие грани приличия, огладил чужую тонкую талию. Но долго сие действо не продлилось – ему нужны были эмоции, и он их получил.