Часть 6 (1/2)
Робкий взгляд и сила рук. Не знаю, что там происходит в моей голове, но я целыми днями думаю о том, как бы тихонечко исчезнуть из жизни.
Я - больной человек, моя жизнь вся пропитана болью и грязью. Я на дне. И сны-то, как назло, снятся темные.Яма.
Глубокая, влажная, глинистая. Чавкает противно под каблуками моих сапог. А с неба льет дождь. Правда я не ощущаю его. Знаю, хорошо знаю, что это дождь, вода, но он будто не сыпет на меня, я не мокну. Только лужа в яме становится все больше. Скоро дойдет до щиколоток.
Отчаянно пытаюсь думать, как вылезти. Только, не делаю ничего. Просто стою и лихорадочно перебираю варианты.
— И зачем Вам, сударь мой, наверх? — раздается сверху насмешливый голос Лебядкина.Поднимаю голову, впервые ловя капли, которые нещадно лупят по лицу, стебают по глазам.
— Думается мне, — задумчиво говорит этот боров, — что в ямочке-то, Вам удобнее будет-с. Мне, вот, удобно.— Что ты мелешь, что ты несешь?! — кричу ему, отплевываясь от дождя. — Помоги мне!— Помочь? Ну, это можно. А Вы, Николай Всеволодович, поможете и мне. Знаете, сестрица моя, — он машет рукой и на краю появляется та самая, умалишенная, — жена Ваша, помните, надеюсь, ее как-то так неаккуратно убили, порвалось платье. И ходит теперь, ну абсолютно раздетая. Не комильфо, мон ами, совсем нет. Она же женщина! — Лебядкин поджимает губы. — Так зачем Вам наверх?
— Ты же мертв! И сестра твоя тоже! Как это она ходит?!— Ну ты же ходишь, — звучит новый голос.Ищу глазами образ. Не нахожу. Паника подступает к моему горлу.
— Кто это?!— Что же ты, Николя, не узнаешь меня? — мягкий, тёплый голосок. — Я же тебя как сына воспитал, а ты...— Степан Трофимович? — голос срывается на шепот. — Родненький, Степан Трофимович! Прошу.На краю появляется Верховенский-старший, держит в руках сломанный зонтик.— О чем, сынок?— Помогите.— А ты, мой мальчик, помог мне? Ты помог сыну моему, помог разрушить мое счастье. Ну, разве что, зонт тебе могу дать. От влаги укроешься. Погода в этом году ни к черту!Маюсь.
Чертов сон. Знаю же, что сон! Почему не могу проснуться? Что делать? Почему Степан Трофимович здесь, он же жив! Или тут собрались все, кого я обидел?— Что вы все от меня хотите? — сплевываю горячую слюну в лужу под своими ногами.А, молчите, сволочи! Молчите, конечно. Сами не знаете. Молчите и смотрите.— Степан Трофимович, — Лебядкин подхватывает под локоть Верховенского, уводя дальше от края ямы, — я выучил новую басню, не угодно ли послушать?Черт! Снова один.И что делать. Как выбраться.
Отчаянно цепляюсь за размытую землю, пачкая руки, ногти. Но глина, которой наполнена яма, скользкая, мокрая. Мерзкая.
— Не любишь ты меня, — произносит тихий голос Елизаветы, которая так неожиданно появляется, что я вздрагиваю.
На ней - белое подвенечное платье. На глазах застыли слезы.— Лиза... Лизонька, — шепчу, словно в ней спасение. Но!— Разумеется, — с другого края ямы доносится ехидный тон моего любимого мужчины. — Николай так и сказал, что не любит. Зато, любит меня.Поворачиваюсь к нему, протягиваю руку.— Петруша, счастье мое.— А как же сын, Николай? — Лиза комкает в руках шлейф платья.— А при чем здесь сын? — отвечает за меня Петр. — Ты его ломаешь, а не сын.— А может, ты, — женщина капризно топает ножкой сбивая грязь каблуком, которая тоже летит мне под ноги.— Не спорю. Только один нюанс, моя дорогая, — в руках Верховенского появляется книжечка, — приворотами занималась? К бабке ходила на край деревни? На Николая колдовала. Кольцо заговаривала. А когда бабка гадать начала, то что она тебе сказала?— Сказала, что ты Бес! Сатана! — выкрикнула моя жена, закрывая лицо ладонями. — Что душу мужа моего ты пожираешь! Избавь его от себя! Не мучай!Ее крик теряется в ливне. Теряется в глубине моей души.
Что за бред. Помогите...
— Не буду.Петр Степанович присаживается, наклоняется.
— Николаш... Николай. Проснись, умоляю.Громко вдыхаю воздух, испуганно вскакиваю на кровати, сразу же подлетаю к окну, чтобы распахнуть, надышаться. Но забываю, что на улице зима, что окна-то, закрыты намертво.А мне что делать? Меня что-то душит изнутри. Пятном черным, горячим сердце жжет. Не хватает воздуха, сил. Цепляюсь пальцами за изголовье кровати, хриплю что-то невнятное своей жене, молю о помощи.Лиза поворачивает ко мне голову, ненормально улыбаясь лицом Лебядкиной...
— Да проснись же!Меня выдергивает из сна горячая пощечина.
Не сразу понимаю, где я и что происходит.
На столе горит маленькая одинокая свечка. Ее ласковый, оранжевый свет приятно греет душу, создавая уют.
Пуховое одеяло сковывает движения, но я всё равно верчусь, чтобы увидеть Его.
— Петя, Петенька...— Тише, мой любимый, тише горе ты мое.Петруша. Мой Петруша.
— Прости меня, — шепчу ему, отчаянно цеплясь пальцами за ночную рубашку. — Прости меня.— За что, милый мой?— Разбудил. Кошмар приснился.