Кусочек последний (1/1)
5
-Хорошо, что Вы пришли, - кивает Дженсен и поднимается со своего кресла, чтобы пожать мне руку.Мне в руки ложится кожаная папка и ручка, и, когда он подает мне эти предметы, я замечаю запонки с голубыми камнями. Явно чей-то подарок, возможно даже Аргхейма. Или еще какого клиента.-Пройдите эти тесты дома. Сделать это нужно для того, чтобы я мог знать, откуда начинать. Проходить их нужно честно, в спокойном.... – Он словно подчеркивает мне это слово. - ... состоянии. А сейчас, будьте добры, откройте первый лист...Если бы я был на его месте, я бы давно вызвал психиатров. Я бы вызвал полицию, сдал опасного преступника и, с чувством выполненного долга, спал спокойно, зная, что по улицам более не бродит маньяк. Но Эклз ничего такого не делает. Он словно не боится того, что я могу при желании с ним сделать. Что я мог бы вот прямо сейчас вытащить раскладной нож и перерезать ему горло, окрашивая белую кожу красным.Но вместо этого я тихо сижу и делаю какой-то тест. Я опоздал, и сейчас начинается обед. Меня, скорее всего, выгонят.-Пойдемте, мистер Падалеки, я знаю отличное чешское кафе здесь рядом - угощу Вас обедом.-Зовите меня Джаред, - прошу я уже на улице, и он с улыбкой кивает, тем не менее, не позволяя мне назвать его Дженсеном в ответ.Мы сидим в маленьком, потрясающем кафе, о котором я даже не имел представления. Эклз говорит что-то на чешском официантке, та кивает и уходит. Я вдруг понимаю, почему Дженсен до сих пор спокойно ведет себя со мной – ему просто интересно наблюдать, как и за всеми своими клиентами. Это осознание приходит вот просто так, без каких-то предзнаменований или действий со стороны психолога. Становится немного обидно даже. Теперь понятно, почему Аргхейм так бегает за ним – Эклз просто очень хитро ведет себя. Заманивает к себе в эти свои ?уютные? сети, кормит пирожными. А потом клетка захлопывается и... А что ?и?? Может, и не держит он такой для себя цели?-Вы водили сюда Рональда? – спрашиваю я тихо.Блондин смотрит на меня задумчиво. Словно роется в моих мыслях. А потом качает отрицательно головой и глядит в сторону. Нас разделяет розоватая орхидея в маленькой, квадратной стеклянной вазочке.-Нет, не водил. Он не попадал ко мне в обеденное время, - замечает он с мягкой улыбкой, заставляя меня улыбаться в ответ.Ощущение, что я не должен при нем выдавливать из себя улыбку, делать комплименты, пытаться как-то влиться... это приятно. Еда здесь сытная, как все блюда европейской кухни. Психолог с довольным видом уплетает суп, густой, похожий на пюре. Он подается в хлебном горшочке, который Дженсен отламывает по кусочкам и макает аккуратно в коричневую жижу. Желание сесть к психологу поближе почти невыносимо.У меня жаркое, какое-то неимоверно замечательное. Эклз знающе улыбается, когда я хвалю блюдо.У меня была тысяча вопросов, тысяча, но я растерял их все, когда перебегал за психологом улицу на последних секундах светофора. Он знает обо мне такую информацию, что глаза на лоб лезут, а я даже не представляю, есть ли у него девушка или молодой человек. Хотя нужно ли мне знать?Я достаю бумажник из страусиной кожи, чтобы расплатиться, но его рука накрывает мое запястье.-Я же сказал, что угощу обедом. Считайте, что один долг оплачен.6
Я сижу над трупом свежеубитой девушки, которую я имел радость привести к себе в квартиру. В руке у меня нож и шприц с монтажной пеной. Я задумчиво вывожу узоры на ее плоском животе желтоватой вязкой хренью, раздумывая о том, куда пригласить Сесилию завтра вечером.Я хожу к доктору по средам, иногда по пятницам, если мне необходимо выговориться. Он сидит в кресле, или же опирается о стол и слушает-слушает-слушает, так внимательно, что иногда мне кажется, он слышит мои мысли. Его не пугает то, как я описываю своих жертв, хотя в первый раз я видел, как медленно сползает цвет с его лица. Я тогда описывал свою первую жертву, моего соседа по комнате в колледже. Спокойно, тихо рассказывал, как отправил его тело на морское дно, предварительно растолкав труп по пакетам и притопив камнями, чтобы не всплыл. Его все еще считают пропавшим без вести, так как я положил некоторые вещи его на берегу, оформив все под несчастный случай. Дженсен, к концу рассказа, был зеленого цвета. Но не выгнал. Кажется, меня потряхивало к концу рассказа, я помню, как мне в негнущиеся пальцы сунули обжигающую чашку чаю.Он обещал вылечить меня самостоятельно, без смирительных рубашек, комнат с мягкими стенами. Он выписал мне курс лечения. Таблетки, в основном успокаивающие на травах. Это очаровательная наивность. Я принимаю их ежедневно, он даже отправляет мне смс с напоминаниями. Я не удаляю их.И я не убил ни одного человека за целый месяц.До того дня, когда он позвонил мне и перенес нашу встречу на следующий месяц. Психолог заявил, что я делаю успехи, а ему нужно уехать в домой на некоторое время, он обещал, что вернется довольно скоро, две недели, месяц максимум, а затем мы снова продолжим курс. Мне казалось, что я повешу трубку, приеду к нему домой и не дам вылететь каким-то способом. Но он уже был в аэропорту.Я обещаю себе держаться. Я ведь не верю в то, что эти встречи помогают? Не верю ни на йоту. Я иду к знакомому врачу и узнаю о выписанных мне таблетках - ничего, что могло бы как-то влиять на меня наркотически. Все чисто, полезно, без консервантов. Но сейчас меня гложет злость, а мне некому выговориться. Я приходил на сеансы, рассказывал о том, как ненавижу того или иного человека, как хочу смерти каждому, кто будет нарушать негласные правила поведения со мной.-Я могу убить просто потому, что девушка носит отвратительную белесую помаду. Или потому, что мужчина надевает белые носки к черным туфлям, - жалуюсь я, измеряя кабинет шагами.-Вам стоит найти систему в этом. Тогда Вы станете полезны...Полезен? Желтая пена заполняет желудок девушки, ее легкие, потом лезет из носа. Он из меня... он что-то сделать из меня пытается? Придать форму? Мне надеть маску и начать борьбу с преступностью?-Это было бы замечательно, знаете ли.Я злюсь, что Эклз уехал. Он бросил меня, действительно бросил. Я не могу выбросить эмоции, я не могу услышать в ответ какое-то заверение, даже банальное ?все будет хорошо?. Ничего не будет, все плохо.***-Я в Нью-Йорке...-Гхм, так скоро?-Да, пожалуй. Следующая встреча как всегда.Я молчу, ковыряю ногтем стол.-А если я откажусь от этих ?встреч??-У Вас нет выбора, Джаред. Совершенно никакого выбора.***-Я убил девушку в первый же день Вашего отъезда. Потом, на следующей неделе, двух мужчин в парке. И еще одного. Он пытался изнасиловать какую-то девку в том же парке.Пощечина огнем обжигает щеку. Голова по инерции поворачивается вбок, я ошалело гляжу куда-то в окно.-Слушай ты, псих. Мне ничего не стоит сделать так, что ты до конца своих дней проторчишь в психушке, где тебе самое место. Если ты не станешь делать хоть что-то для своего лечения, если ты не будешь пытаться унять свои ебанутые желания...Я просто поворачиваюсь и направляюсь к двери. В голове проносится целый вихрь мыслей, но основная ?зачем было браться за меня, если ты так обо мне думаешь?. Но он вдруг хватает за руку, за плечи, усаживает на диван, не дает мне встать, как я ни пытаюсь. Я вздыхаю прерывисто, мне обидно, неприятно, но он молчаливо просит прощения за свои слова, хоть я и понимаю, что так и есть. Я псих, мое место в психушке.-Телефон.-А?-Телефон звонит.-Пусть звонит.***Ужин с Синтией через полторы недели. Я порываюсь встать и уйти, но во мне есть силы, чтобы выдержать. В основном, они передаются через портвейн и смски Арсена, который ведет мне прямой репортаж со своей очередной выставки, для которой он за ночь нарисовал кучу ничего не говорящих картин, состоящих из клякс и других цветовых пятен – только чтобы поглядеть, как это оценят критики.?О-о-о, пошла-пошла. Дура. Она заявляет, что та синяя клякса, о которую ты вымазался брючиной, нарисована мной в состоянии глубокой грусти? и все в таком духе, иногда смешнее.Бутылка опустошается как-то слишком скоро, но мне все равно. Синтия тараторит много, быстро, пытаясь втолкнуть в меня больше беспорядочной информации о себе. Любимый цвет - желтый, любимое блюдо – гребешки в винном соусе. Любимый фильм – о Боги, с кем я ужинаю – ?Американский пирог?. Я был гораздо более высокого об этой девушке мнения, и да, для меня фильм – показатель.?Ты пьяный, Джа-бой???Подожди минутку, я прикончу бутылку. Да, теперь пьян??Заехать за тобой? Хотя меня самого вывозят??Я на такси?Наконец, пора прощаться. Синтия лезет целоваться, несет какую-то чушь о том, что сможет меня приручить. Я понимаю, что не смогу себя контролировать еще час. Я хочу смерти этой девушке, я утащу ее в подвал и засуну в сушильную машину живой, просто из интереса. Но вместо этого я отправляю ее, расстроившуюся, истерящую, восвояси, сажусь в такси и еду в спальный район, к уже знакомой двери. Слишком поздно, все спят. Двери я взламывать никогда не умел, но я вижу, что на балконе открыто окно. Я слегка пошатываюсь от выпитого, но все равно вскарабкиваюсь по водостоку и кирпичам на маленький балкончик, почти полностью заросший какими-то растениями. В коридоре тишина. Я стараюсь идти бесшумно, чтобы не потревожить покой дома. Запоздало приходит мысль, что психолога вообще сейчас тут нет, что он поддался на уговоры Аргхейма и ночует у него. От такой мысли хочется побиться головой о стену, но в спальне на кровати я вижу калачиком свернувшийся силуэт в растянутом свитере. Меня хватает лишь на то, чтобы разуться и залезть на постель рядом. Я утыкаюсь носом в затылок психолога и засыпаю, не мучимый ничем, кроме адской усталости.
***
Утром я просыпаюсь медленно, не вскакиваю с постели как обычно, а потягиваюсь, тру глаза, проваливаюсь в сон то и дело. Но осознание того, где я нахожусь, заставляет буквально вскочить на постели. Я тру лицо опять и осматриваюсь. Небольшая комната (дома в этом районе не могут похвастаться простором), чисто убранная. Я вижу, что на меня нет ничего, кроме клетчатой рубашки на пару размеров большей, чем мой собственный, и боксеров. Дженсена рядом нет, откуда-то снизу раздается тихое шипение и мой желудок предательски урчит от голода. Я заставляю себя подняться, застегнуть рубашку и выйти из теплой комнаты в холодный коридор. Ванная комната напротив, я умываюсь ледяной водой и рассматриваю себя в зеркале. Мне срочно нужен душ, хоть я привык принимать его по-французски, вечером. Решив, что Эклз не обидится, я сбрасываю одежду и лезу под горячие струи.В кухне находится мой психолог. Он пьет что-то из большой кружки, на столе стоят две тарелки, приборы, чашка и два стакана сока.-Мистер Эклз, я...-Дженсен.-Что?-Дженсен. Я думаю, вы уже можете меня так звать, - улыбается техасец мягко. – Садитесь завтракать.Я покорно присаживаюсь и гляжу в тарелку. Дымящийся английский завтрак, ужасно сытный и неимоверно вкусный.-Дженсен. Я понял кое-что, - говорю я, принимаясь за еду.-Слушаю, - с интересом произносит психолог, чуть приподнимая брови.Я киваю и проглатываю тост с бобами. Мне нужно некоторое время, чтобы оформить свою мысль, чтобы донести ее до Эклза в гладком виде. Перевязанную ленточкой.-Вчера я хотел... я хотел убить девушку, с которой ужинал. Я думал об этом, представлял в красках. – Психолог чуть сжимает пухлые губы, и я быстро продолжаю: - Но вместо этого я пришел сюда. И... и меня ничего не мучает.Эклз молчит некоторое время, а потом я замечаю, что его щеки... Боже, они краснеют. Дженсен заливается румянцем, и он спешит потереть щеки ладонями. Он вскакивает и почему-то оказывается возле мойки.А я как идиот вдруг улыбаюсь, глядя на этот внезапный румянец. Эклз страшно смущается этой внезапной своей слабости, он привык вести себя мужественно, но я сумел его заставить покраснеть, и это... Ох...-Гхм, простите. Что Вы говорили? Я Вас поздравляю, - улыбается Дженсен, опираясь о тумбу. – Вы идете на поправку и скоро...-Нет, Вы не поняли, - обрываю я его и подымаюсь. – Дженсен, когда ты уехал на месяц я хотел убивать почти каждый день. Я думал, что схожу с ума. А потом ты вернулся. Я не хочу ничего. Мне нужно, чтобы ты был... рядом, - пожимаю я плечами.Эклз смотрит мне куда-то в грудь. Я гляжу на его стремительно загорающиеся уши. Рука непроизвольно тянется к одному, я мягко тру теплую кожу пальцами. Дженсен чуть дергается, смотрит недовольно. Приходит понимание, что он не боится меня. Не боится, что я могу убить его, так же, как и сотню человек до этого. Он не боится, что я стану мучить его, как и других жертв. Я прикусываю губу, не зная, как объяснить ему, что не стану этого делать в любом случае. Что я не стану убивать единственного человека, который воспринял меня серьезно, который понял мое безумие. Я осторожно приподнимаю его лицо, но не знаю, что делать. Я не собираюсь целовать его, к чему это, и он не тянется за поцелуем, хотя это было бы весьма логично в нашей ситуации.-Мне нужен ты, как лучшее лекарство от себя... – Сколько еще глупостей я скажу? Но они действительно единственно верны сейчас, я не могу найти способ описать все иначе.-Может тебе стоит найти... что-то более... действенное? – интересуется тихо Дженсен, не желая глядеть мне в глаза из-за смущения.-Хочешь рискнуть? Сколькими людьми ты пожертвуешь, пока я буду искать ?что-то действенное?? – Я не шантажирую. Я просто объявляю факт.Эклз вздыхает, стучит мне кулаком в грудь мягко, а потом чуть улыбается.-Давай закончим завтрак, - предлагает он мне и я, согласно кивнув, сажусь обратно за стол.Следующие двадцать минут проходят в молчании. Я поглядываю на Дженсена, он старательно отводит взгляд, хмурится, и иногда заливается краской. Когда мы выходим из дома, чтобы разъехаться по офисам (я еду домой, чтобы вначале переодеться), я ощущаю странное удовольствие от того, что стою на крыльце, а Дженсен возится с ключами. Будто мы живем вместе и сейчас начало рабочего дня. Эклз в льняном сером пиджаке, зеленоватой рубашке и белых брюках, все от Банана Репаблик. Я держу в руке пиджак и тереблю не завязанный галстук.-Ты выглядишь изрядно потрепанным, - улыбается мой психолог, когда мы садимся в такси.Я пожимаю плечами и чуть усмехаюсь.-Может, сходим куда-то? – предлагаю я, хватая Эклза за рукав, прежде чем он выходит из машины возле офиса.Дженсен улыбается смущенно, снова слегка краснеет и мотает головой отрицательно.-Приходи сегодня ко мне на ужин, - просто говорит он и, махнув мне рукой, убегает в здание офиса.Я провожаю его взглядом, а потом даю водителю команду ехать в мой центр.7Я рад, что Дженсен отказался. Не представляю, что толкнуло меня на такое предложение, но теперь я понимаю, что не хочу втягивать психолога в то, в чем живу. Круговорот Дорсий, Плаз, Баркадий и Пастелей, натянутые улыбки и разговоры о ширине подтяжек и длине шнурка.Я хочу, чтобы Дженсен был отдельным от всего этого. И, кажется, он сам не против... Это заставляет меня слегка приуныть, когда я стою под душем тем же днем. Мне удается прийти в себя после смены обстановки буквально за полчаса, и вот я уже оказываюсь на рабочем месте, отдаю указание секретарше и работникам, совершаю множество деловых звонков, провожу успешно две деловые встречи и удивляю всех небывалым подъемом сил, а себя – миролюбием.Возможно, сигарета на завтрак это действительно не совсем то, что мне нужно? Может, мне нужно просыпаться утром в одиночестве, но со знанием, что внизу кто-то готовит что-то вкусное? Даже если я не стану это есть – этот кто-то (желательно со смешно оттопыренными ушами) будет правдами и неправдами убеждать позавтракать, а потом сунет в руки сложенный в пакет ланч и мне не придется тащиться с ненавистными партнерами в очередной модный ресторан, чтобы делать вид... чтобы прикидываться нормальным...За этими мыслями я, не моргая, гляжу на презентацию, что крутится сейчас на проекторе. И решаю, что вечером все решится.***Сегодня вечером не решится ничего. Я пьян в стельку в честь дня рождения одной знакомой, я слишком громко смеюсь и разговариваю, Арсен слишком резво крутится вокруг меня волчком, мы шутим слишком странно и не понятно для окружающих, которые не знают наших личных шуток. И нам совершенно на-пле-вать. Мы вываливаем из ресторана веселой толпой, нас человек тридцать, не меньше. Гулянка была знатная, и хоть мне совершенно похрен на половину присутствующих – я даю себе передышку. Я не боюсь, что обнаружу себя утром в луже крови какой-то очередной жертвы, не боюсь, что придется тащить простыни в ближайшую химчистку – я свободен! Я не хочу совершенно ничего, меня пронимает какое-то странное счастье. Я называю адрес, запоздало понимая, что ехать по нему поздно, что Дженсен вероятно спит, что я пропах алкоголем. Черт, да какая разница? Завтра суббота, я просто хочу спать.Я стучу в дверь, нажимаю на звонок с третьей попытки. Через пять минут включается свет в прихожей, за дверью тихонько топчутся, прежде чем неуверенно произнести ?Кто там??.-Дженсен, это... это Джаред.Эклз не спешит распахивать дверь. Мне стоило убедить психолога раньше, что я не трону его ни при каких обстоятельствах, но его страх ощущается сквозь металл двери. У меня при себе нет даже ножа, хотя я могу убить его голыми руками, даже в таком состоянии.-Ты же знаешь, что меня не нужно бояться. Дженсен, почему ты меня боишься, Дженсен?-Ты сейчас похож на Аргхейма, - вдруг рычит Дженсен, ослепляя меня этим, оглушая. Похожее чувство возникает, когда тебя уличают во лжи или краже.Щелкает замок, блондин отходит в сторону, кутаясь крепче в розовый свитер. Меня сверлит пара серых обиженных глаз, а я смущенно раздеваюсь, вешаю пальто, ставлю ботинки на полку и иду куда-то вперед, цепляясь за стены.-Прости, я на автомате к тебе приехал... – пытаюсь оправдаться я, чувствуя себя виноватым так, как никогда раньше.-Ну что мне с тобой делать, идиот? – улыбается он, впрочем, веселья в его улыбке нет. – Идем.Я оказываюсь почему-то в его темной спальне, он раздевает меня быстрыми движениями. Потом тащит в ванную, где мне становится плохо и я вижу свою зеленую морду в отражении дверцы душевой кабины.Эклз не уходит, когда я принимаю холодный душ; это второй раз, когда он видит меня без одежды в ванной. Я выхожу заметно протрезвевший, с сильным стояком и твердыми намерениями. Они подкрепляются тем, как Дженсен заливается краской при виде меня в таком состоянии и как приоткрывается его рот при этом. Мне ничего не стоит вжать податливого блондина в стену, по-хозяйски облапать его бедра и ягодицы. Я беру его прямо в ванной на умывальнике, а потом с трудом перетаскиваю в спальню на постель, где не отпускаю до утра, доведя до судорожных всхлипов и стонов.Утром я открываю глаза и помню прошедшие сутки в мельчайших подробностях – ровно до того момента, как вышел из душа. После него все больше похоже на сон. Я боюсь пошевелиться. Я не знаю, рядом ли Дженсен, что он подумал об этой ночи, что теперь будет с нами обоими. Я не знаю, все ли с психологом в порядке. Но тихое мычание и движение рядом заставляет меня обернуться.Он мог бы быть связан и изувечен. Он мог быть разрезан на куски, но сохранять сознание. Но вместо этого он сонно трет глаза, забрасывает на меня ногу и утыкается носом куда-то мне в шею, чтобы опять уснуть. Потому что это мой Дженсен.Я бережно глажу его волосы, стараясь не потревожить покой психолога. Пропадают последние страхи. Я никогда больше не возьмусь за пистолет. Я никогда больше не лишу кого-либо жизни. Потому что у меня есть что-то, ради чего нужно дорожить своим положением.Дженсен подымает голову и мажет сонным поцелуем по моему подбородку, а я поднимаюсь, подхватываю психолога на руки и уношу в душ. Мы завтракаем чем попало, я не отпускаю Эклза со своего колена. Никакой скованности, словно мы уже много лет просыпаемся вместе после бурной ночи, и проводим утро в такой обстановке. Шутим, язвим, целуемся.Все отлично до того момента, как раздается сигнал автомобиля. Дженсен делает глубокий вдох и выпрямляется напряженно, расправив широкие плечи.-Я скоро с ума сойду, - рычит он тихо.Не нужно быть гением, чтобы понять, кто теперь ломится в дверь, выкрикивая угрозы и ругательства. Я оставляю Дженсена, который неуверенно провожает меня взглядом, словно я могу уйти от него куда-то. Мне были выданы домашние штаны из завалов одежды, в них я открываю дверь и встречаю Аргхейма хорошим хуком в челюсть.-Просто не приходи больше, - вздыхаю я без интереса, рассматривая осевшего миллионера. – Серьезно. Придешь еще раз – будешь разбираться с моим адвокатом.