Глава 42 (1/1)

Бывают такие поступки, которые ошарашивают. Особенно выварившись на столь долго вынашиваемых тобою чувствах. На чувствах, ставших настолько интимными, что ты даже толком не можешь и не хочешь их делить даже с объектом оных. Ну, то есть как, не хочешь. Хочешь. Но не можешь. Или можешь, но не хочешь. И в этот раз мы не сводим тонкости любовных переживаний к суровому морфлотскому “Не опошляй мою любовь согласьем, сволочь”. Просто, вы становитесь настолько близки, что это уже начинает угрожать индивидуальной сохранности эго каждого из вас. Это пугает иммунную систему эго хуже вируса иммунодефицита человека. Это оставляет тебя без малейшей защиты.О, господи, кем бы ты на самом деле бы не был, подумал Вилле, когда они загрузились в автобус для очередного ночного переезда, сколько же сил отнимает это все, если не сказать прямо, что просто убивает. Он так устал сегодня, что у него тряслись руки и ноги, и, по-хорошему, все, что он хотел, это лечь в своем мобильном гробике на колесиках, вытянуть ноги и спину, жалостливо всхлипнуть и вырубиться нахуй, он даже принял валиум для этого.Но нет.Стоило ему лечь, как мозги заполонили мысли одна болезненнее другой. Вилле повернулся на один бок, повернулся на другой, попытался включить себе музыку в плеере, надеясь, что это поможет, но чертов предательский мозг принялся вдруг припоминать ему под мелодии и ритмы англосаксонской эстрады даже еще более живые, болезненные и разочаровывающие подробности всех его уродливых и постыдных асоциальных интеракций с братьями по разуму. Кажется, именно это какой-то идиот когда-то обозвал бессмысленным словом любовь.Вилле понял, что заснуть не удастся и подумал, а не почитать ли ему какой-нибудь душераздирающий любовный роман, где главный герой окажется еще большим идиотом, чем он.Как писал Алистер Кроули, вся современная художественная литература от Достоевского до Водсворта, в сущности, обсуждает один и тот же вопрос обезьяны и ее сексуальных инстинктов, и всех проблем, которые возникают, соответственно, на пути удовлетворения последних.Вилле был до крайней степени согласен с магистром. Братом Пердурабо и Мега-Терионом 666, он бы дал бы мистеру Кроули въехать в свой город на белом коне, естественно, в символическом смысле. Внимательно изучив творчество магистра, он не был так уверен, кто из них вынужден был бы оказаться сверху. Однако романа с героем, который мог бы оказаться большим идиотом, чем он сам, Вилле так и не припомнил.Не поверите, но о тех, кто умнее и удачливее его, читать его не тянуло совершенно. Мерзкие ублюдки, за что вам это все. Даже у брата Пердурабо был какой-никакой ебарь-мазохист, который на него молился, не говоря уже о его женах. Кстати, подумал Вилле, а может ему и в самом деле стоит жениться? А пусть они поймут, каково ему. Он же для них всегда доступен. Они заняты, у них дела, а он только и ждет, когда они соблаговолят выделить из своих дел две минуты в неделю и нехотя прибыть. Может ему тоже вить зубодробительно милое семейное гнездышко, и когда они будут орать, что им нечем платить за квартиру, сказать, что у него медовый месяц с его невестушкой, Йоннушкой? Правильно. Здравая мысль. Первая за десятилетие. Именно так и следует сделать.А то…эта гребаная слабохарактерность его убьет. Ну это же анекдот, а не жизнь. Им стоит только свою пухленькую ручку протянуть, поманить его своим эрегированным мясцом, и Вилечка придет. Прибежит, прилетит, радостно крича, как помоечная чайка, штаны снимет, раком встанет и жопку раздвинет, ебаный в рот, во всех смыслах последнего выражения.- Блядь, - выругался Вилле вслух и понял, что ему уже без пива не то чтобы не уснуть, да и просто не успокоиться.- Те плохо, босс? – не открывая перегородки, сонным голосом заботливо спросил Бертон. Все остальные боевые товарищи сладострастно сопели и похрапывали.- Мне охуенно, Пупсик, если б ты только знал, как мне охуенно, - нежным голосом сказал Вилле, чувствуя, что у его свело скулы от вымученной улыбки.- Ну, тогда спокойной ночи, принцесса, я лично спать, - в тон ему душераздирающе нежно пропел Бертон.- Сладких снов, Пупсик, пусть я тебе сегодня приснюсь.- Можно хотя бы не в эротическом сне?

- Нет, - сурово отрезал Вилле.- Блядь, - мрачно сказали за черной перегородкой. Вилле расхохотался, хрюкая в нос, пытаясь сдержаться.Он прошел в конец автобуса, влез с ногами на диван, смачно открыл баночку пивка и уперся лбом в окно автобуса, за которым один черт ничего не было видно, на этом шоссе-то и фонари-то попадались не каждый раз.С пивом, его умодрочительное мыслестроение потекло как-то красивее. Вилле вдруг пришла на ум прелестнейшая формулировочка: Миге слишком любил Вилле, чтобы позволить ему умереть без него, а Вилле слишком любил Миге, чтобы позволить ему жить без него!Вилле вдруг истерически сам с собой расхохотался.Потому что с вопросом сдохнуть все было красиво. Ну, особенно если бы не обосраться бы под себя в момент отхода. Если как-нибудь можно было бы решить этот вопрос загодя тем или иным способом. А вот вопрос жизни неожиданно вносил свои нюансы в невероятной своей вариативности, которые могли бы свести с ума человека и более крепкого психическим здоровьем, чем он, Вилле.А что, собственно говоря, случилось, очень интересно было бы узнать, что перевернуло все вверх дном и испортило героям весь так долго заслуживаемый хэппи-энд.Самое смешное, что именно в этот момент, собственно, и ничего! Так, два слова, всего лишь два сказанных Миже слова, и даже не о нем.- Венди беременна, -собственно пару дней назад сообщил им всем Миже.“Венди”. Если вы понимаете, о чем речь, сказал Миже. “Венди”. Он устал всем объяснять, что Веди.- Поздравляю, - сказали одни.- Крепись там, - сказали те, что поопытнее.- Прости Господи, мою душу грешную, хотя судя по моей жизни, хуй ты мне хоть раз, хоть один чих простил, мелочная ты сука, - сказал Вилле. Коллектив озадаченно уставился на него после его эмоциональной тирады.- Нет, я не об этом. Ребенок не мой, - заверил он их с самым честным лицом.- Спасибо, милый, - серьезно сказал Миге, - вот за это особенное спасибо. Это прямо добавляет лично для меня этой новости еще большей радости.- Но не мне, - грустно сказал Вилле, - Рыбка еще плескалась в аквариуме, но кто-то включил кипятильник.Ребята из группы жизнерадостно заржали. Как это было прелестно и знакомо. Ему не то что бы было радостно или грустно. Хотя, казалось бы, чего бы не порадоваться, что у твоего друга появится продолжение. У Вилле пол выскользнул из-под ног. Дыхание мгновенно перехватило астматическим приступом, и он, закашлявшись, извинился и нашел повод выйти из комнаты, в кои-то веки радуясь своей болезни просто за то, что может молча, никому не объясняя, выйти из комнаты за ингалятором, держась за стены и старательно хватая ртом воздух как та самая рыба, если бы захотела сбежать из кипятка, и кашляя, понимая, что все равно не откашляется.Ему даже не надо было имитировать, и без того сдавшие давно нервы только и ждали повода. Слава богу, ни на кого это не произвело впечатления. Они это видели уже сто миллионов раз. Это была такая скрытая выгода от болезни, как в песне у норвежской группы А-ХА, ?Я плачу под дождем, потому что в нем не видно слез?. Хер его знает, что вызвало его приступ, может запах носков Газика, в конце-концов, ему запретил доктор держать дома животных, даже бесшерстных, потому что аллергия может быть на их метки. Может Газик пометил свои носки, например.В общем, слава богу, никто не удивился. Даже Миже.Не то, что бы он бы что-то ждал от Миге. Но просто видимо он никогда не думал о том, что этот момент настанет так скоро. Он знал, что он настанет, но он никогда не думал, что сейчас.Ко времени концерта Миже заподозрил, что что-то не так. Может быть, даже сообразил, что Вилле несколько обескуражен этой новостью, не то что бы он не знал, что Миге — мужчина, и что у него есть женщина, и что они ебутся, но какие-то смутные ощущения чего-то, что пошло не так у Миге зародились, мать его.Мать его, потому что винить Миге было себе во вред.Потому что Миге очень тяжело всегда переживал свою вину.Миге ходил весь из себя виноватый. Но виноватый Миге – это был отдельный номер. Он так винил себя, что прыгать перед ним на задних лапках и пытаться разговорить и утешить должен был ты, а никак не он. Вилле это бесило всегда, но сегодня, после всего что было, что ему пришлось в себе сломать и как довериться ему, он просто вошел в состояние берсерка. В случае Вилле это означало обострение всех его чувств до нереального предела, это означало, что он реагировал на каждый чих, взгляд и неудачно пущенный шептун, не говоря уже о словах. Он словно выпустил когти, и никто и слова не мог сказать, чтобы не пожалеть о том, что он тут стоял. К сожалению, это был тот случай, что они не могли никуда уйти, у них был саундчек перед выступлением. Они могли только молчать. Ну, Бертон иногда придуривался, например, спел Мерлин Монро Пу-пу-пи-ду, на нужный нотный ряд, который пытался разъяснить Вилле Линде. Обычно ярость Вилле не достигала Миге, и он задумчиво прохаживался, покуривая, туда-сюда и размышлял чем бы себя занять, и дадут ли сегодня еще те прелестнейшие булочки. Но в этот раз судьба не была к нему благосклонна, и Вилле подъебывал его весь саундчек, по самым мелочным и мерзким поводам, пока разъяренный Миге, которого вывести из себя технически не мог никто. Никто, кроме человека на букву В. И тут-то Миге ничего такого не сделал, просто ехидно спросил его в микрофон, не ревнует ли он его к супруге, и что чтобы он не беспокоился, что часики-то тикают, он еще успеет родить ему наследника.Все весело заржали.- В зеркало на себя посмотри, жирный пидарас, - Вилле даже не успел просечь, как он это выпалил, у него красной пеленой заволокло глаза, - тебя здесь держат из жалости.Он рявкнул это так, что затихло все. И дьявол свидетель, как ему было приятно, что Миге аж согнулся пополам на его словах, будто его ударили в живот. Ей-богу, он испытал острейший кайф, когда это сделал. Ей-богу, это было лучше, чем секс. Вилле едва не кончил от восторга от преисполненного боли взгляда Миге и повисшей в зале тишиной. Как перед грозой. Звукотехники боялись даже пошевелиться.Линде открыл рот, задумчиво переводя взгляд с Вилле на Миге и наоборот. Он не знал, что и сказать. Вилле тем временем в сердцах швырнул микрофон вместе со стойкой куда-то вниз, заставив включенный микрофон заверещать адской баньши.- Пошло все к чертям собачьим, – рявкнул он, уходя за кулисы, - пошли вы все в пизду. Утоните в ней и к черту все. Пусть все катится к хуям дроченым и накроется пиздой. Я не буду больше с вами выступать. Нахуй пошли.Приехали, - задумчиво сказал Линде, спустя несколько минут после эффектного ухода Вилле, потому что Миге продолжал молчать, потрясенно глядя в какую-то точку одному ему известной Вселенной, - что случилось то? Я что-то пропустил?!- Случилось, блядь, отъебитесь - сказал Миге. Он снял гитару и шваркнул ею об пол. Спрыгнул со сцены и пошел куда-то в диаметрально другую от Вилле сторону, скорее всего, к выходу. Дело все было в том, что Миге, в отличие от Вилле, никогда в жизни, никогда ранее не позволял себе сказать им всем ?отъебитесь?, бросить все и молча уйти. Всякое приходилось им переживать, но этого еще никогда не было.- А попьемте-ка чайку, - предложил Бертон, - пока тут звуковики поработают еще. Камон, у меня есть плюшки. К чаю, - делая правильные паузы в выражениях сказал Бертон. Саундчек они тогда так и не доделали, выступили как было. Вышло, как ни странно, не так плохо, как могло бы быть.*** Вилле никогда бы не смел поставить Миге перед выбором: eго жизнь, его самореализация как мужчины, его жена, его семья, его дети или он, Виллечка. Миге никогда не ставил его перед этим выбором, наоборот, он пытался его избежать до последнего.Миге всегда тактично намекал ему, что он готов разделить с ним все, и что такое все, он только что доказал, но при этом у него есть своя личная внутренняя свобода, пространство, будущее, его личный мир, куда Вилле входа нет и не будет. Это было прекрасно это чувство, несмотря на имеющийся время от времени между ними секс (как правило, по его отчаянному настоянию) — оно было чисто. Сам бы Платон бы упился этим чувством, наверное, его величием и гомерическим остроумием, но Вилле, почему-то хотелось удавиться. Миге никогда ему не врал. Он был с ним предельно, блин, сука, честен. И это был тот самый момент, когда даже правдоруб Вилле вынужден был признаться себе, что, египетская сила, бляха-муха, хоть бы мне ты бы пару раз соврал бы мне и дал бы мне бы хотя бы призрачный смысл жить. Ебучий секс. Почему все моменты в жизни наивысшего кайфа и высочайшего торжества, совпадают с моментами жесточайшего унижения....? Наверное, это самый тупой вопрос, который может задать человек хотя бы раз занимавшийся сексом.Два дня назад у него было все. Теперь у него не было ничего. Кроме унижения и стыда. И ничьей вины в этом не было, ни Веди, ни Миге, ничьей, никто не был в этом виноват, кроме него самого, кто во все это ввязался.Если бы еще не было так физически больно видеть Миге, это было бы все хоть как-то выносимо, но то, что обещало быть Раем, внезапно оказалось Адом быстро, слишком быстро.***Вилле как раз напомнил себе эту старую добрую книжку о кругах ада, почитывая ее весь следующий после переезда день и вспоминая теперь, после концерта, засаживаясь внизу в баре их отеля, где-то в Алабаме, где они умеренно успешно отыграли вечер, всего лишь три раза за концерт пошутив про фильм “Освобождение”, самогон, аутиста с банджо и свинский секс. Сам себе под нос радостно напевая:Покажи мне путь к следующему виски-баруОй, и не спрашивай зачем,Лучше не спрашивай.Если ты не покажешь нам путь к следующему виски-баруМы клянемся тебе, мы подохнем!Ах, Алабамская Луна, пора сказать прощайНашей старой доброй матушке, нам надо бухнуть вискарика,Ой, ты сам знаешь зачем.Вилле приперся туда с Газиком и, распивая с ним волшебные напитки, распевал и веселые песенки, походу рассказывая коллеге, что привычный ему текст — Покажи мне путь к ближайшей маленькой девочке — является переделанным переводом с оригинала, написанного Бертольдом Брехтом и Куртом Вайлем, и что в оригинале в этой фраза была - Покажи мне путь к ближайшему красивому мальчику...- Вот вас пидарасов развелось, - сказал Газик, выпив стакан виски и запивая его жидким пиндоским пивасиком, который он очень любил и считал гораздо более крутым, чем разбавленное финское, что любил подчеркивать в любом разговоре к месту и не к месту, хотя Вилле полагал, что оно больше похоже на соленый лимонад, и рекомендовал Газику добавить туда сок лайма, чтобы получилось брюски. Модный в то время на американских вечеринках коктейль. Звучащий дико, но американское пиво это не портило.- Там не про пидарасов было, - обиделся Вилле, - эту песню в мюзикле пели падшие женщины. Да и мюзикл был написан в 1927 году, так что почему развелось-то?- Все равно это все вот как-то.- Как?- Как-то все по пидарски. Эстетика. Во, пидарская эстетика, ваша пидарская эстетика, – Гас сам удивился, как красиво ему удалось выразить свою мысль.- Да ты в ней играешь, - фыркнул Вилле, - если вдуматься, так весь рок-н-ролл и есть эта самая блядская педерастическая эстетика.-Ну….двадцать долларов есть двадцать долларов, - на полном серьезе сказал Газ, сверкая лысиной, и усосал бокал пива одним эротично-плавным движением кадыка.- Ну, у нас она, хотя бы, есть, - продолжил свою мысль Вилле.- Это да, - сказал Газик, - Эстетика у вас есть. Хотя от Миже я этого не ожидал. МИЖЕ!- У него не было выбора, - отрезал к тому времени уже изрядно нарезавшийся Вилле, - к тому же он бисексуал. Вон, смотри, скоро и вовсе он станет счастливый муж и отец.- Бисексуалы... не люблю бисексуалов, –сказал Гас.- Почему это? – искренне удивился Вилле, - по твоей логике они должны быть чуть лучше пидарасов. Ну, не так безнадежны и опасны.Лысый молодой человек хмыкнул:- Ты ничего не понимаешь. С пидаром хотя бы четко понятно, что он пидар. А двустволки…. Двустволки – они самые опасные, - сказал Газик на полном серьезе, - Двустволки – это как русский в финской армии. Пока гром не грянет, ты никогда не узнаешь, на чьей стороне окажется эта сволочь, но ты заранее можешь дать зуб, что точно не на твоей.Вилле заржал как гиена, проливая виски себе на гимнастерку, хрюкая, фыркая, давясь виски, плача и снова хихикая. Он даже не знал, что из художественных образов товарища его порадовало сильнее.- Двустволки, - повторил он, и снова заржал, - и точно не на твоей, ха-ха-ха, - опять повторил Вилле и снова расхохотался.Газик осмелел успехом своего вечернего стенд-апа и решил и дальше дергать смерть за усы.-Кстати, я давно хотел спросить. Послушай, Вилле, а кто из вас девочка, он или ты? Мы с Бертоном поспорили, я сказал, что точно ты, а Бертон, что не все так однозначно.- Спасибо Бертону, я не зря так хотел его взять в наш незамутненный коллектив, - ответил Вилле.- Ну не, я правда не представляю тебя в активной позиции…- Газик.- Да, Вилле.- Газик, а нахуя ты вообще меня представляешь себе в какой-то позиции?- Так просто, - Гас пожал плечами, - для развития кругозора. - Газик, я тебе уже говорил, что ты — полный идиот? – внезапно холодно отрезал Вилле. - Почему все пидорасы, такие нервные, когда им задаешь этот вопрос?! - парень так откровенно расстроился, что Вилле даже не смог толком обидеться на уродливую формулировку вопроса, - Нормально же общались... - Газик, но мы хотя бы не идиоты, - закрыв лицо руками тихо выдохнул Вилле.- Ну и чо, тебе с того легче, что ты не идиот? - спросил Гас.- Нет, - сказал Вилле, - совсем нет. Даже наоборот.- Вот и я говорю, - сказал Гас, - Проще надо быть. И люди к тебе потянутся.- И что я буду делать со всеми этими тянущимися? Что мне их, доить?- Мне всегда нравилась эта поговорка, но я не знаю, что тебе ответить, - признался Газик, - но эти молодые девочки в первых рядах, готовые на все…- Выпьем за них, - сказал Вилле.- Выпьем, - сказал Гас. В общем, они неплохо с ним посидели, по крайней мере удалось поперепихиваться шуточками и поржать, но довольно скоро Газик, разочаровавшись в том, что подробностей о том, что и Вилле тоже ебут по жизни и похуже чем его, сегодня не будет, потому что Вилле вдруг стал удивительно раним, вскоре пошел спать, а Вилле все еще чувствовал еще себя как-то нереально бодро. Видимо, это был адреналин из посаженных злоупотреблениями на астматическом фоне надпочечников. Поэтому остался сидеть в лобби. Ну хотя бы еще на пару кружечек пива, пока ему это дело не наскучит. Пока ему не наскучит вспоминать своим друзьям все то дерьмо, что они привнесли в его жизнь. Он заказал себе еще немного пива под виски на ночь, и точно вот сказал, что все плохое, что могло бы с ним случиться, уже случилось! Ну не Бам же сейчас в самом деле пришел бы сюда! Даже этого всадника без головы сюда не занесет. Вилле поржал над этой возможностью, походу раскрутив официанта, который уже был явно выпимши, да и к тому же Вилле остался единственным клиентом у них, на муншайн.Вилле решил, что совсем, должно быть, ебнулся от переживаний за последнее время, начав, от отчаянной жажды тепла, вдруг бредить наяву. Еще пара минут и он начнет фантазировать о Миже, как прям самый классический пидор, влюбленный в натурала, что тот сейчас пойдет, и предложит ему свою руку и сердце. Или что здесь сейчас появится Бам. И его мозг, те последние два нейрона, что отвечают за связь с реальностью, ему стоит убить, замочив в растворе чистого самогона.Одиночество определенно сводило его с ума. Если вы живете один — это не одиночество. Самое жуткое и страшное одиночество накрывает вас в обществе ваших любимых и друзей, которые перестают ими быть.Официант принес ему местной самогонки, причем денег брать не стал, выпил с ним, обсудил проблемы налогообложения мелких предпринимателей. Вечер был прекрасен. Ничего не могло бы его испортить. Ничего не должно было бы его испортить, но… Так просто не бывало. Так не могло было быть.Если бы он кому рассказал бы это никто бы ни поверил.Двери лобби открылись и закрылись.Хоть бы он был бы слепошарый уебок, а не все это.У него все ухнуло, лопнуло и провалилось.Если он еще не ебнулся, то в лобби вальяжно вошел его величество Бам. Да не один, а с какой-то бабой, с камерой, с Райаном и парой друзей. Хоть бы он ослеп или отупел, или ему бы это все бы показалось, или ну на худой конец, хоть бы Бам его бы не заметил.Не, ну бывает же такое.- Блядь, за что, - спросил Вилле непонятно кого.- А, Виля! – радостно сказал Бам, направляясь прямо к нему. Судя по акценту и походочке старого моряка с испорченным вечной качкой вестбулярным аппаратом, командир был слегка подшофе. Вилле этого не заметил, потому что сам был в гавно, но в данном случае, лучше бы он бы это бы заметил.Тогда он бы построил разговор немного в другой тональности. Но он сам был сейчас в иной тональности, поэтому ему было насрать, и он решил расслабиться и вести себя как скотина. - Хуиля, - сквозь зубы процедил он. Он был уже пьян, а потому на редкость смел.

Он откинулся на спинку кресла, скрещивая ноги и складывая руки на груди, демонстративно засовывая сигарету в рот, не делая ни малейшей попытки ни встать навстречу Баму, ни прильнуть к его объятиям. Ни даже вынуть сигарету изо рта. Чтобы исключить все возможности поцелуев и объятий. Бам понял, опустил руки и сел напротив.- Ну и куда ты собрался от меня сбежать, сучечка моя? Сложности перевода. В североамериканском слэнге последняя часть выражения должна была доказать степень твоей приязни к своей тян, но ретроградный Меркурий не дал возможности Вилле оценить филологическую смелость Бама. Вилле внезапно стало насрать, на все нюансы всех слэнгов мира. Поэтому он, не моргнув глазом, любезно улыбаясь, молча выплеснул пиво из своего стакана Баму в лицо. От неожиданности, Бам открыл рот и онемел. Пиво смешно стекало по его лицу и каплями затекало в открытый рот.Потом зафигачил стаканом ему в лоб. Стакан Бам поймал рукой. Труппа клоунов, гастролирующая с ним, не видела этой душераздирающей разборки, потому что пыталась заставить пьяного в дупель официанта заставить открыть закрытую кухню и приготовить им поесть. Поесть им готовить никто не хотел. Бам держал в руке стакан и наблюдал Вилле, с сигаретой в зубах и в ярости раздувающимися ноздрями.- Я тебе никогда этого не прощу! - сказал Бам.- Сатана нас всех простит, милый Бам, Сатана нас всех простит...- Что? - переспросил Бам.- Пойди и свистни себе в хуй, милый, - ласково сказал Вилле.- Э....как? - спросил Бам, - ты пьяный что ли?- А кто ты, блядь, такой, чтобы меня об этом спрашивать? - самое интересное, что тон у Вилле продолжал быть ласковым-ласковым. Поэтому Бам не мог толком понять, это все шутка, или что, он определенно не знал, что делать.- Я приехал ради тебя, - тихо сказал он, - а ты меня блядь пивом обливаешь.- Я рад, - сказал Вилле, - теперь ты можешь ради меня уехать, и сделать мне в два раза приятнее.-Послушай, Виля, я не знаю, на что ты обиделся. Я все хотел сделать как лучше, я вообще все для тебя готов был сделать. Я никогда не думал, что...Дальше шло длительное перечисление Бамом собственных заслуг, с указанием сумм, потраченных усилий и все такое, но Вилле так от этого устал, что для него речь Бама звучала как бессловесный шум листвы и моря. Он задумчиво уставился на Бама.- Блядь, но Райан мне сказал, что я......- И Райана захвати, - сказал Вилле, - весь свой блядский цирк забирай и проваливайте на хуй.- Вилле, запомни, когда меня посылают на хуй — я ухожу!Ну надо же, мы наконец-то нормально смогли выговорить наше имя! - Бам я тебя уже третий раз туда посылаю, а ты все сидишь и сидишь. Те чего, денюжку прямо щас отдать, котик, скажи, сколько я тебе задолжал, Сеппо тебе переведет на карточку? - сквозь зубы спросил Вилле, неосмотрительно наклоняясь к Баму, и очень неудачно, потому что ровно с этим кулак Бама прилетел ему в скулу.Молча и очень больно.И очень внезапно. Вилле этого совсем не ждал, противный запах крови вместе с текущей в рот струйкой очень четко дал ему осознать, что Бам разбил ему скулу.Вилле даже не понял, как это произошло, потому что от неожиданности упал на стол поперек, а когда пришел в себя достаточно, чтобы осознать, что произошло, орущего Бама оттащили от него Сеппо и сотоварищи. Сеппо при этом не уставая втирал Баму, что он попортил ему товарный вид, и что он поэтому не сможет выступать, и даже кажется стал требовать с него неустойку.Вилле неожиданно заржал, слизывая кровь с руки. Вульгарный вопрос злата придавал этой пошлой сцене комического эффекта. Как еб твою мать цинично рушилось то, что он привык считать частью себя.Неожиданно очень не к месту в голову пришли все моменты, когда они с Бамом были близки. Раньше не приходили. Раньше мозг его берег. Он вдруг вспомнил, как он считал его чуть ли не своим младшим братом, вспомнил, как Бам на него смотрел, ему переклинило дыхание враз заставляя зубами до крови вцепиться в губы, и заставить потечь слезы так, что он забыл, как дышать, и чуть не на карачках добраться до собственного кармана в куртке с бронходилятором. Вилле физически ощутил на себе что такое — не иметь возможности дышать. Не физическое насилие так отразилось на нем, как ужас того, что простирается под. Он отчаянно хотел умереть именно тогда, когда пытался восстановить дыхание, которое как никогда очень с неохотой возвращалось в норму. Но был до чертовой матери благодарен богу, что все-таки не умер, когда вспомнил, как дышать. Когда бронхи перестали звучать сломанным старым аккордеоном, не давая кислороду не войти не выйти, когда паника сковывает все тело, ужасающе давая тебе понять, что ты не владеешь даже таким простым процессом, как дыхание, это бывало тяжело, но в этот раз, он думал, что уже не оклемается так жутко скрутило, не давая ничего кроме отчаянного кашля и понимания, что это все.....и вдруг...отпустило. Он вдруг понял, что лежит на полу, в окружении сосредоточенных внимательных лиц...- Не дождетесь, - сказал он.Бам. Бами. Бам. Это было еб твою мать как смешно, но ему хотелось плакать. Ему хотелось умолять его простить за все, лишь бы вернуть ту легкость, которая была между ними, и которая манила из-за угла в лукавой манере сманить. Слезы текли из его глаз, мешая ему дышать, мешая ему осознать, что вообще происходит. Ему искренне казалось, что достаточно, что Бам увидит эти слезы, и это все будет решено. И неважно, что часть из этих слез, стекающих ему в рот, имела металлический особенный, ни с чем не возможный перепутать вкус крови. Разумеется, это только в хороших любовных романах бывает, что кто-то понимает свои грехи и расплачивается своей кровью за твою. В этом вышло хуево и как обычно, Бам просто ушел, хлопнув дверью и забрав с собой свой гастролирующий блядский цирк из бессловесных подпевал, а Вилле нужно было заткнуть ебало и сделать вид на выступлении, что это эффект неудачной тени. Но до выступления надо было еще дожить.Наутро вся деревня, читай, весь творческий коллектив был в курсе про рассеченную скулу и про все обстоятельства получения Вилле производственной травмы, ну до некоторых деталей, разумеется. - Чо, блядь, это за хуйня? – Лили сел у черного входа в зал. С позволения сказать, зал. Большой сарай, в котором они точно знали в прошлом веке держали скот. В котором у них должен был состояться второй концерт, и раскурил сочную сладкую ямайскую самокрутку, из сырья, которое ему, по его же собственному утверждению присылал сам Джа.Рядом с ним сел Миге. Перед ними колосились янтарные волны пшеницы, над ними сияли драгоценные небеса. Где-то тут еще было владычество пурпурных гор над плодоносными долинами, если вы понимаете, о чем речь. На самом деле перед ними был уебаный жизнью деревянный сарай, полусгнивший плакат с морячком Попаем, выцветший шатер с рекламой кока-колы 1959 года, свалка колес и местный лабаз. А за ним болото, пустырь и две кривые елки. Но Элвис хуйни не скажет.- Это Алабама, Лили, - сказал Миге и поблагодарил за переданную самокрутку.- Бам отпиздил Щелезуба, это ахтунг, - пояснил за базар Лили, садясь на корточки на зеленой травке.- Пусть ебутся с этим сами, - отрезал Миге, - я им не архангел Михуил, а ты не архангел Гавриил. Который кстати, по мнению агностиков никто иная как Габриель.- Это все проделки сатанистов. Чо блядь, ты хочешь сказать, что это типо их семейные разборки? — спросил Лили, выдыхая облачко дыма и застывая с открытым ртом.- Ты как-то умудрился вычленить из моей речи основной смысл, - сказал Миге.- Вот не зря я опасался идти в пидорасы, - сказал Лили.- Не зря, - сказал Миге.- Хотя многое влекло, если так можно выразиться.- Многое, - подтвердил Миге.-Но, в принципе, мы тоже, если что, можем дать Вилле по роже, - спустя некоторое время, философски заметил Лили.- В принципе, да, - согласился Миге, - но есть нюансы. К тому же, я опасаюсь, что наш разговор заходит куда-то не туда.- Не куда?- Не туда, - подтвердил Миже.-То есть, ты не можешь ему дать, как другу? – надолго задумавшись решил уточнить Лили, пуская облачка в облачка.-Я могу ему дать. Но меня это может слишком возбудить, - сказал Миже, - если ты понимаешь, о чем я.- Я понимаю, - сочувственно сказал Лили, - я понимаю, о чем ты. Я иногда думаю, как моя жизнь могла бы быть проще если бы....- Не будем углубляться, - сказал Миге.- Не будем, - согласился Лили, - но мы же не можем дать американскому пидарасу пиздить нашего солиста. Одно дело мы, другое дело он. Это как дать какому-то мудаку выебать в жопу твою сестру!- Ох, Лили, ход твоих мыслей так аутентичен, что я даже боюсь влезть! А что нужно делать с мудаком, который выебал в жопу твою сестру? Просто я могу быть не в теме, а вдруг ей понравилось?- Похуй, что этой шлюхе нравится, - безмятежно сообщил небесам Линде, - он же таким образом опустил тебя!- Давно я не жил на районе, - сказал Миге. Одним словом, докурив, они пошли искать Бама, чтобы набить ему рожу, чтобы отомстить за своего фронтмена, но так засранца и не нашли, в их головы мысль о том, что он уехал не приходила, они были уверены, что он здесь и от них прячется, и только когда их нашла матерящаяся по-сатанински их тур-менеджер, они плюнули на это дело, и пошли играть.

***Он уже приходил к ним за сцену.И в этот раз пришел опять. Джордж. Джордж Дюбуа. Они приехали в Калифорнию, и он снова пришел. В этот раз с Бамом все было кончено.

Миге с Линде поржали над Вилле, сказав, что тот нашел себе более молодую и ебабельную копию Бама. И пожелали всего лучшего.- Уроды, - сказал им Вилле. Тот самый парень с дырами на коленках. В черном худи, как ходят все приличные люди. И дыры в его штанах безбожно оголяли его абсолютно депилированные, и явно недавно, и явно по случаю, ноги, контрастируя с трехдневной чернявой небритостью.Вилле и отнесся к нему поначалу как к ребенку. Хотя он, конечно, все прекрасно понимал. Ради кого и ради чего это все делалось. Парень очень хотел его внимания. Сквозь каждую шутку и фотку с обнимашкой было очевидно, что он готов на все.

- Ты выглядишь так, будто бы готов на все, - смехом предположил Вилле вполголоса, не выпуская изо-рта сигареты.- Ты никогда не ошибаешься, - сказал Джордж, вытаскивая сигарету, зажатую Вилле между губ, затягиваясь глубоко, со стоном выдыхая, и вставляя ее ему обратно. Надо же, какая смелая игривость.Вилле даже стало интересно, а что можно сделать с гуманоидом, когда он так мило нагл, настойчив и игрив, как пьяная портовая шлюха. Этот потенциальный развивающийся новый его любовный роман отдавал чем-то отчаянным, тухлым, тоскливым, как проза Жана Жене, но, блин, в конце-концов, надо иногда идти навстречу взращенной тобой пастве.Одним словом, Вилле не устоял и пришел к Джорджу в гости.Вечер был ожидаем.Они пили вино, курили гашиш, и Джо пел ему свои песни.Вино было дешевым, и его было мало, пришлось приложиться к водке, гашиш был как гашиш, а песни были душераздирающие. Пацан метил в рок-звезды, и там было много несчастной любви, дешевых пиздостраданий и уродливых рифм начинающих поэтов. Парень точно спросит у него советов, а что из советов он мог бы ему дать, кроме как не быть таким мудаком, или быть и не страдать? Вилле чуть не заплакал. Он ведь тоже был таким гондоном, не так давно, а может быть, им и остался. Он шмыгнул носом на особо выразительной строчке, и как видно, попал.- Тебе понравилось? - смущаясь и краснея спросил его отрок Джордж.-Мне надо выйти подрочить, - сказал Вилле, внезапно поняв, что он несилен в делании комплиментов. Но как бы вариантов-то у него и не было.- Я знаю, что пою говно, - внезапно грустно сказал парень.Это очень растрогало Вилле.- Да нет, ну что-то в этом есть... - честно начал он.- Да брось ты, - сказал Джордж, - хочешь я тебе, например, отдрочу?-Речь не мальчика, но мужа, - сказал Вилле, - но я бы не был на твоем месте так оптимистичен.Вообще-то говоря, у Вилле не очень стояло после чужих песен, вина и гашиша, поэтому порыв мальчика не вызывал у него особенного энтузиазма. Так бывает, когда долго не ебешься, и так много расстройств, что вот в нужный момент, когда ничего не мешает, внезапно оказывается, что ничего не работает. Но мальчик добрался до его ширинки и без всяких экивоков вытащил его, прямо скажем, довольно вялый член. Вилле было даже как-то неудобно.- Я что-то, видимо, как-то сегодня устал, - извиняющимся голосом сказал он.- Поцелуй меня, - эротично выдохнул Джордж.Да ты порно-фильмов пересмотрел, зая, - подумал Вилле, но старательно вытянул свисток ему навстречу. Впрочем, он отвернул его в последний момент, любезно позволив целовать себя в шею. Они целовались навстречу рассвету, Джордж страстно лизал ему ухо и кадык и Вилле очень надеялся, что на этом и закончится, потому что его виз-а-ви был обдолбан не меньше. Он прошептал в ушко мальчику несколько банальных пошлостей, но тот не угомонился. Мальчик Джордж решил подарить ему лучший в его жизни минет.Еб его мать.Что делать, если тебе хотят подарить лучший в твоей жизни минет, а ты хочешь все что угодно, спать, пить, петь в караоке песню Как Молитва от Мадонны, но только не ебаться, что, блядь, что?Мальчика совсем не смущала его вялая колбаса. Он явно решил положить жизнь на этот отсос. Или он, или его ебучая эрекция. Вилле хотел было посоветовать ему достать ему немного кокса. У него тогда хотя бы встал и стоял бы до утра, и его ви-за-ви стало бы уже наплевать, кончил он или нет, он бы его просто заебал. Но с коксом и амфетаминами как-то в этот раз не обломилось. Приходилось имитировать уебищную радость от человеческого общения.Он смотрел на то, что происходило, и это было так трогательно и умилительно, парень так радостно сосал, и сосал, сука, долго, мучительно долго. Вилле даже пытался изменить позиции, потому что всполохи возбуждения то и дело возникали от его рта.Но он был слишком обдолбан. Он попытался было вернуть удовольствие мальчику, но тот отреагировал странно и снова стал отчаянно сосать его полу вялый член. Нет, не то что бы Вилле не нравилось, просто это было как-то не очень справедливо. К утру пацан все-таки выдавил из его полуживой трубы пару капель заслуженного восторга. Так они и заснули. Вилле на полу и Джо на его животе, нежно сжимая его бедра.Вообще, Джо был очень даже горяч. Он бы даже очень много бы ему сделал бы и сказал, если бы он не был так обдолбан и устал. Вилле поцеловал мальчика в лобик, пока они засыпали вместе.- Джо, ты супер, - сказал ему Вилле еще раз, когда уходил. Лучи калифорнийского рассвета мешали спать. Мальчик поежился и потянулся к нему губами, - Вилле поцеловал его в рот.Прямо скажем, в сексе с ним, он вел себя как гавно, но он поцеловал его в рот. А потом он сделал мальчику гадость.Вышло все совершенно случайно.К ним стала приставать в баре блондинка-официантка. То и дело, норовя ему передать привет от Джорджа, в общем Вилле сам толком не понял, как он дошел до жизни такой. Отплясывая как дурак с ней в каком-то баре, а потом она отсосала у него под столом, да так с энтузиазмом, что он обкончал ей все лицо, и потом усиленно пытался помочь ей все это дело убрать с волос, что закончилось дело в уже знакомой ему спальне, и в этот раз вроде даже что-то и получилось, вроде как бы в извинение, но...Мальчик как-то вернулся неудачно так, что вроде бы она и плела ему что-то про де-труа, и что это все о нем, но он не понял, бросил их и ушел в истерике.Вилле что-то пытался ему даже написать. Но потом забыл.Вспомнил он об этом всем, только когда ему написала официантка, что Мальчик внезапно как-то выкинулся с утра в окно.Насмерть.Миге очень странно на него посмотрел, когда Вилле ему об этом рассказал.- Чего? - переспросил Вилле.Ну, всех деталей он Миге, ясен пень, не доложил.- Да так, - сказал Миге.- А я-то тут при чем? - возмутился Вилле.- Я молчал, - сказал Миге.