Хождение в потемках (1/1)

— Наруходо, постарайся закончить это побыстрее. Вообще-то, длительное время стоять в такой позе не очень удобно, даже если меня сильно воодушевляет желание наконец увидеть, что ты нарисовал. — Подожди еще немного, — Рюноске взмахнул рукой, показывая, что двигаться еще рано. Впрочем, Асоги не выразил особого разочарования по этому поводу, проводя в одном положении следующие пять долгих и мучительных минут. Даже если ты силен, ты не сможешь слишком долго держать руки на весу, не опуская их вниз. — Могу я хоть поинтересоваться, какая у тебя идея?.. — Готово! Молодой адвокат наконец смог позволить себе расслабиться и поставить катану на подставку, чтобы увидеть плоды творения лучшего друга. — Выглядит... Невероятно, — тепло отозвался Казума, всматриваясь в багровую тушь, которая идеально смотрелась на рельефной фактуре тонкого холста. На рисунке был изображен сам Асоги, разрезающий пополам иероглиф ?ложь?. Свет от лампы играл на шершавой поверхности, придавая ей даже несколько мистический вид. Асоги был большим поклонником искусства кайги, и подобное сильно его впечатлило, судя по его улыбке. — Ты обладаешь таким же талантом в рисовании, как и в поиске правды. — Эй, ну, не льсти, — Рюноске улыбнулся и обнаружил ладонь Асоги у себя на плече, хотя тот, казалось, едва касался. От него исходил привычный теплый ветерок, о котором слагали легенды в университете, и, честно говоря, это тепло было как раз кстати в не слишком-то теплой каюте. — Я говорю абсолютную правду, Наруходо-кун. — Если я один раз смог защитить самого себя в суде, это еще не значит, что у меня получится защитить кого-то другого... Тем более, ты помогал мне на протяжении всего заседания. Я бы не справился без тебя. — Ты неправ. Наруходо поднял глаза на друга, и тот снова улыбнулся, но затем его лицо приобрело серьезное и даже немного скорбное выражение. — Мне кажется... Ты больше меня заслуживаешь зваться адвокатом. ?Что??? — молниеносно промелькнуло в голове у Наруходо. — Асоги, ты что, расстроен, что я не дал тебе меня защитить?? — П... Почему, Казума?! Тот отвел взгляд. — Я объясню тебе, когда мы доберемся в Лондон, хорошо? Наруходо замолчал и кивнул, соглашаясь с другом. Он не хотел доставлять ему неудобств, не хочет говорить сейчас - скажет потом, даже если очень интересно. Все-таки Рюноске знал, что у Казумы есть вещи, о которых он не особо любит думать. — Так что, Наруходо-кун... Спасибо за эту картину, правда. Асоги приобнял его, что заставило Рюноске глупо улыбнуться и в смущении уставиться на рисунок, лишь бы не встречаться взглядом с другом. Тот очень аккуратно взял холст со стола и повесил его над рабочим местом, чтобы любоваться им в свободное время. Наруходо очень ценил то, с каким трепетом Асоги относился к его искусству даже тогда, когда его навык рисования оставлял желать лучшего. В гостях у него он замечал, что эти рисунки все еще висят на стене в его комнате, и это было невообразимо мило. Неожиданно судно пошло на крен, что заставило лампу упасть со стола и разбиться. Так как там почти сгорела весь керосин, огня не последовало, зато наступила кромешная тьма. — Асоги! — крикнул Рюноске, едва удержавшийся на ногах, и двинулся в сторону лучшего друга, однако не нашел его и начал в быстром темпе ворочать головой, как будто это должно было помочь ему как-то разглядеть происходящее. Не было ни малейшего понятия, что происходит и почему корабль так наклонился, что пугало еще сильнее, чем темнота. Сейчас будет столкновение? Они пытаются избежать шторма? У него началась гипервентиляция из-за подступившей паники, и он забрался под стол, когда нащупал его. — Асоги, где ты? — Извини, — послышалось откуда-то из угла, после чего холодной и дрожащей руки Наруходо коснулась теплая рука Казумы. — Я пытался убрать осколки стекла, чтобы ты случайно не наступил на них. Держись, я думаю, члены экипажа скоро прибудут. Асоги знал, что Рюноске не сильно жалует темноту — скорее, неизвестность, скрывающуюся за мраком, — и пытался поддержать его всеми силами. Если он не мог видеть его, то хотя бы мог чувствовать тепло его рук, сжимающих пальцы, и звук дыхания. Побоявшись, что подобным образом нелегальный провоз человека могут обнаружить устрашающие русские матросы, Казума снял с себя накидку и набросил ее на друга, чтобы в случае чего он смог прикинуться ветошью. — Знаешь, Рюноске-кун. — Что? — А ведь на самом деле ты не боишься темноты. — Что?.. — Когда человек лишается зрения... Асоги обхватил рукой плечи Наруходо и прижал его к себе, чтобы успокоить, и рассказал о слепом самурае, который научился использовать другие органы чувств для ориентирования в пространстве и стал сражаться лучше своих зрячих соратников. Рюноске слушал, и вскоре до него дошла метафора-параллель, которую проводил Асоги. Ведь в суде все было так же. Пока прокурор Аучи располагал сведениями о случившемся и доказательствами вины, у Наруходо не было практически ничего, что он мог бы сказать в свою защиту. Тем не менее Асоги вывел его из темноты. Он показал, что истина не видит разницы между очевидным и неоднозначным, что предположения порой бывают более весомыми, чем факты, а затем становятся настоящими фактами. Как и слепой самурай, слепой перед справедливостью адвокат всегда должен находить истину. — Я понял, Казума, — произнес Наруходо, резко дернувшись к нему в руки и уткнувшись носом в его щеку. Впрочем, он убрал свое лицо с его лица довольно быстро. — Мы всегда бродим в потемках... В дверь каюты постучали, и Казума накрыл накидкой своего друга с головой, после чего подошел к двери и открыл ее, но не широко. Перед ним стоял матрос с лампой, но он, похоже, не собирался ее отдавать. — Да? — Все ли в порядке, мастер Асоги? — Да, в полном, но мне потребуется новая лампа. Из-за крена она упала со стола и разбилась. — Приношу извинения за доставленные неудобства. Лампа будет заменена в кратчайшие сроки! Кое-где они спровоцировали небольшие возгорания, но сейчас мы с этим разбираемся. — Благодарю. Только, прошу, не входите без предупреждения. — Само собой. Когда матрос ушел, Асоги запер дверь на щеколду, вернулся к другу и помог ему выйти из-под стола. — Как ты себя чувствуешь, Наруходо-кун? — Все в порядке, не беспокойся. Так как Асоги не мог видеть, что он делает, Рюноске смущенно прижал накидку к лицу и тайком втянул ее запах, казавшийся ему до одури приятным. Такой родной человек, почти брат... И настолько неоднозначные чувства по отношению к нему. Так как Казума больше не мог вести записи в дневнике, он решил потратить остаток вечера на разговоры с Рюноске. Он просил не зажигать лампу — теперь он ощущал себя в безопасности. Рядом с Асоги, сидя на мягкой кровати. Темы для обсуждения были самые разные: от политики до девушек. — Слушай, Казума-кун, а почему ты еще не присмотрел себе девушку? Я ведь знаю, что многие из Юумэй хотели бы пойти с тобой на свидание. — Как сказать... У меня нет времени на это. Я сосредоточен на занятиях и тренировках. Моей целью не является построение семьи. Голос Асоги на последних словах прозвучал с какими-то нервными, холодными нотками. Заметив это, Рюноске положил руку ему на локоть. Было довольно печально это слышать. — А почему ты себе никого не найдешь? — А?... Я?! Я-я... У меня уже есть! Асоги, очевидно, был в ступоре, так как молчал несколько секунд. — И ты не сказал своему лучшему другу, что у тебя появилась девушка? Когда? — Э-это не... Это просто симпатия с моей стороны, ты что, у меня нет девушки! — Но все же, кто это? Я думал, ты поделишься своими мыслями. — Э-э... В каюте совершенно не было света, так что лицо ни одного из них нельзя было разглядеть. Но даже несмотря на это Рюноске чувствовал давление и желание провалиться сквозь землю из-за одного неосторожного высказывания. — Асоги! Повисла тишина. — Что, Наруходо-кун? — Это было не обращение... Этот человек — ты. Снова тишина. Однако через минуту ее нарушил сдавленный — но точно громкий — рукой смех Казумы, который, видимо, принял это за шутку. — Нет, ты не можешь уйти от ответа этим забавным образом! Но я, видимо, совсем тебя загнал. Можешь не говорить, я все понимаю. Наруходо замялся и приложил руку ко рту. Он почти почувствовал фиаско, но вместе с тем ощутил, как его сердце покрывается черной дымкой желчи и вгрызается еще глубже в плоть, теряясь внутри. Асоги даже представить себя не мог с кем-либо в паре, это ведь очевидно. Он ведь не был ни в ком заинтересован. Он ведь быть лучшим студентом Юумэй. Он ведь говорил об этом ранее. Это все невозможно. — Плохая шутка... — Нет, почему, ты всегда находишь, чем меня рассмешить. Впрочем, если я не ошибаюсь, сейчас будет ужин. Я принесу порцию сюда. Тебе сейчас лучше спрятаться в шкафу на всякий случай, я ведь не смогу запереть каюту снаружи. — Хорошо. Асоги похлопал друга по плечу, оставляя его со своей накидкой в шкафу, и скрылся за дверью. Оставшись в гардеробе, Наруходо наконец выдохнул и похлопал себя по щекам, чтобы прийти в себя. Он много думал о том, что такие чувства неправильны и их стоит как-то уничтожить. Он и пытался это сделать последние два года, однако успехов не было никаких. Рюноске был не из тех, кто мог легко оставаться с невозмутимым выражением лица и не пережевывать свое беспокойство по ночам, уставившись в потолок или на картинку на стене. Какой мазохист мог все это не обдумывать и хранить внутри себя, пока в один прекрасный момент накопившееся разом не вылезет наружу с эффектом взрыва? А, да, конечно. Асоги. Тем временем сам Казума размышлял о сказанных другом словах. Ему казалось чем-то невозможным, что он мог представлять для Рюноске какой-то... такой интерес. С чего бы? Асоги ведь был далеко не таким идеальным, каким его видел университет. У него были недостатки, которые были скрыты от их глаз, но не от Наруходо. В таком случае, что такого особенного он в нем нашел? Адвокат подумал о том, что он бы скорее назвал Рюноске ?идеальным мужчиной?. Вежливый, в меру скромный и в меру дерзкий, как и подобает японцу (сам Асоги изредка грешил неуважением к вышестоящим и старшим, но только в случае выхода из себя), готовый умереть за близкого человека, невероятно умный и хитрый парень. И симпатичный. Впрочем, последняя мысль показалась Казуме чуть менее скромной, и он отвел глаза от ужина, как будто ощущая на себе томный, укоризненный взгляд котлет на тарелке. Асоги положил на поднос свою порцию и чай в чашке, потому что не мог взять больше — Строганов бы заподозрил что-то неладное и проверил бы каюту, и тогда Рюноске просто выкинули бы за борт в ледяную воду. Представив эту сцену, адвокат содрогнулся и поспешил к комнате, однако был остановлен одним из матросов. На самом деле это был детектив Хосонага, работающий под прикрытием и отвечающий за безопасность студента по обмену. Тот взглянул на него извиняющимся тоном и поприветствовал. — Добрый вечер, Хосонага-сан, — Асоги выпрямился и взял поднос только одной рукой, после чего поклонился. Сегодня они еще не виделись лицом к лицу. — Вас что-то беспокоит? — Я невероятно сильно извиняюсь за вторжение в Вашу жизнь, но... Вы ведь знаете, что за обязанность на меня возложена. — Да, конечно. Матрос Строганов, сидящий в углу, очень неодобрительно косился на них, так как они шептались, да еще и на родном языке. Видимо, ему казалось, что это были какие-нибудь шпионы. — Даже не знаю, с чего начать, — Хосонага потупил взгляд и снова закашлялся. Вытекшую изо рта струйку крови он вытер рукавом. — Возможно, мне показалось, однако я слышал, что вы с кем-то говорили в своей каюте... Асоги поставил поднос на столик, слегка громче, чем следовало бы. — Хосонага-сан! — Да, Асоги-сама?! — Я очень убедительно прошу Вас... Не подслушивать мои разговоры с самим собой! — кажется, Казума выглядел довольно устрашающе, так как Хосонага снова сильно закашлялся и даже как-то уменьшился. — Невероятно сильно извиняюсь... Я виноват, прошу прощения. Просто мне показалось- — Ключевое слово здесь ?показалось?, детектив. Не используйте свое положение для того, чтобы вторгаться в мою личную жизнь! Бедный Хосонага даже задрожал и буквально рассыпался в извинениях, обещая, что такого больше не повторится. Асоги принял извинения и взял поднос с собой, скрывшись в каюте. Строганов остался в недоумении. На его глазах два японца о чем-то поспорили, причем один из них звучал угрожающе, даже не повышая своего голоса. Матрос подумал, что хотел бы уметь так же. В его арсенале были только великий и ужасный русский язык и зычный голос. Зайдя в каюту, адвокат запер дверь и открыл двери шкафа, застав спящего Наруходо. Наверное, духота внутри шкафа и ожидание его сморили — теперь он тихо сопел, свернувшись в клубок и прижав накидку к груди. — Рюноске, — тихо позвал Асоги, слегка сжав его плечо. Тот едва вздрогнул и всхрапнул, просыпаясь, после чего открыл глаза и вышел из шкафа. — Сколько я здесь пролежал? — Извини, я задержался. Как ты себя чувствуешь? — Вполне себе. Но у меня затекает шея из-за положения, в котором я сплю. Асоги замолчал, наливая чай в более маленькие чашечки, которые он привез с собой. Они были керамическими и могли легко разбиться при падении, так что нужно было быть осторожным. — Я должен был догадаться раньше. — О чем? — Что ты просто из вежливости не говорил, что тебе неудобно в шкафу. Я мог бы раньше положить тебя к себе. — В с-смысле? — Эта кровать достаточно твердая, но на ней комфортно лежать, и ты просыпаешься бодрым и отдохнувшим. Уже при свете лампы было видно, как смутился Рюноске, и он ощутил на себе взгляд черных, перечных глаз котлеты. Лежать рядом? Нет, конечно, раньше они спали на футонах рядом при ночевке, однако он не представлял себе более близкого контакта. — Что-то не так? — Нет, все в порядке, честно. После ужина они сели изучать право, что и делали обычно в свободное время: Рюноске надо было многое узнать об основах юриспруденции и о теории государства и права. В этом деле Казума выступал в роли сенсея, обучая друга всему, что узнал сам.