Брат (2/2)

Арджуна же стоит пред старшим братом и чувствует себя, словно на ладони его. И читает Карна его словно открытую книгу. Глядит на него своим внимательным пронизывающим взглядом сизых глаз и будто знает каждую его мысль, ощущает каждое опутывающее паутиной неуверенности и раскаяния чувство. Дышит Арджуна едва-едва от слов его и хочется ему уйти под землю от того чувства неловкости, что возникает от столь пристального проницательного внимания.

Ворох мыслей бьется в голове. Быть может был он слишком суров к брату, что смог раскаяться в своих грехах и найти путь к свету? И думая об этом сейчас, кажется Арджуне, что он начинает понимать его. Понимать, каково это обратиться ко тьме и почувствовать себя отвергнутым, проходя через те же трудности, что и он когда-то. И все злодеяния его прошлого предстают пред ним в ином свете, и осознание этого... Пугает. Злой рок в том, что не в силах он был помочь своему старшему брату при жизни. Однако сам Карна, несмотря ни на что, пытается проявлять заботу и внимание, чтобы не совершил Арджуна тех же ошибок, что и он сам. Это его долг и его дхарма как старшего брата. Прошлое должно остаться в прошлом. Это его путь искупления всех тех злодеяний, что свершил при жизни по отношению к своей семье.

– Прости... – тихо говорит Арджуна и сжимает кулаки столь сильно, что ногти оставляют на ладонях кровавые борозды.

Слишком тяжело даются слова, что ломают изнутри тело. Слова, что помогут преодолеть тысячелетнюю пропасть меж братьями. И этот важный шаг должен был сделать именно Арджуна, чтобы дать покой израненной душе и освободится от чувства вины. Но для него этого настоящее испытание.

Всю свою жизнь он ненавидел Карну, сгорал от ярости и слышал только о том, что долг его в убийства этого грешника.

Пол жизни он провел, ненавидя его, другую же, скорбя по нему. Он нес на своих плечах чувство вины и забрал ее с собой в посмертие. И жил он лишь желанием повторить то роковое сражение и исправить содеянное. Чтобы боем тем, честным и праведным, принести свои извинения. И поведало бы то долгожданное сражение куда больше, чем тысячи слов.

Но Арджуна все равно пытается извиниться. Не через сражение, путем Мира. Так, как завещал ему Кришна. Так, как желала их мать.

– За что? – спрашивает его Карна и глядит на брата удивленно-непонимающе.

– За все. Даже если прошлое наше было предопределено свыше. Я все равно совершил страшный грех. А после... После того, как мы встретились, я был слишком поглощен своим прошлым и желанием исправить свои ошибки. Но в итоге делал лишь хуже. Это было столь не похоже на меня... Никогда в своей жизни я не вел себя подобным образом. Это недостойно ни кшатрия, ни преданного Всевышнего... Ни младшего брата... Это чистая адхарма.

Он закрывает одной рукой половину лица, запутываясь пальцами в волосы и склоняя голову ниже, чтобы не видел Карна лица его. Чтобы не мог видеть эту слабость, от которой Арджуна не знает, как уйти. И, сгорая в огне чувства вины, тело его бьет крупная дрожь, и подкашиваются ноги.

?Не смотри на меня... Не смотри... Я не достоин этого, не надо...? – проносится в голове паническая мысль и закусывает губу до крови Арджуна, и зажмуривает с силой глаза вплоть до ярких пятен, мерцающих под веками.

– Я давно простил тебя, брат, – губы сына Сурьи трогает едва заметная, спокойная, чистая в свой искренности улыбка. – В моем сердце более нет злости и обид. Зависть не терзает мне душу, подобно разъяренному зверю. Умирая, я знал, что это принесет благо всему миру. С той самой, выпущенной тобою стрелой, со словами Всевышнего, в которых читалась искренняя любовь, я принял эту судьбу, принял в свое сердце истинную дхарму. Прими ее и ты. – Карна подходит к брату осторожно и неспешно, словно к раненному зашуганному зверю, кладет руку в златой перчатке на его плечо осторожно и невесомо, но Арджуна все равно вздрагивает и напрягается от этого жеста.

Партха не знает, что сказать. Все заготовленные слова застревают у него в горле вместе с соленым комом, а не пролившиеся слезы жгут огнем глаза. Он чувствует себя совершенно сокрушенным и обессиленным, уставшим и дальше прикрываться той ?ненавистью?, которую он привычно должен был испытывать. Слова прощения освобождают от чувства вины, от груза собственных ошибок и чувство это столь ново, что перехватывает дыхание, а внутри все замирает. Слишком долго нес в себе это Арджуна и освободившись от этих оков, он не знает, что делать с этой обретенной свободой.

– Не знаю, заслуживаю ли я прощения... – хриплым шепотом говорит он.

– Если прощение заслужил такой человек, как я, совершивший множество грехов, то что говорить о тебе? Всевышний никогда не оставляет своих самых преданных последователей, ты знаешь это. Быть может по воле его произошла наша встреча? Господь дает шанс начать нам все заново. В этой жизни, здесь и сейчас, только мы есть друг у друга. Как одна семья. Это была мечта нашей матери. Об этом были ее сбивчивые молитвы и об этом она проливала свои слезы. Не дай ее желанию пропасть даром.

Стена меж ними рушится под осторожным прикосновением Карны, и опускаются у Арджуны в бессилии руки. Вскидывает он голову вверх, пытаясь вспомнить, как дышать, глядит в мерно плывущие облака и пытается понять, как жить ему дальше. Как относится к Карне без этой ненависти? Почему же так сложно сказать ему лишь одно слово?

Воспоминания о матери поднимают со дна души давно забытые чувства и кажется Арджуне, что стоит она сейчас подле них, с надеждой наблюдая за тем, как на земле адхармы наконец-то прорастают ростки мира.

– Жизнь Четвертого Лостбелта приходит к своему завершению. Нам пора идти, – вдруг говорит Карна, чуть сильнее сжимая плечо младшего брата. – Настала пора этому миру вместе с его адхармой, пороками и тщеславием исчезнуть навсегда. Пойдем, пока не стало поздно. Мастер будет беспокоиться.

Карна осторожно убирает руку и только собирается сделать шаг в сторону, как Арджуна перехватывает его ладонь и сжимает крепче, аж до боли, явно волнуясь.

– Это мало что сейчас исправит. И мало, чем поможет, но... Ты прав. Я никогда не соглашался с тобой ранее. Но не в этот раз. Я хочу сказать, что... Я рад встретить тебя снова. И увидеть тебя уже не врагом... Брат.

?Брат?. Сколько страданий нещадно терзали весь их род, сколько невинной крови пролилось из-за ненависти непримиримых врагов, так и не сумевших сказать это друг другу. Все беды рода Куру могло решить одно лишь нежное ?брат?, нашедшее в тот же миг отклик в сердце Карны.

?Брат?, сотканное из слез матерей, из струй горячей крови, из яростных проклятий и сотен тысяч стрел, сейчас подобно целебным травам, залечивающим любые раны, успокаивающим душу молитвам мудрецов и омовению в священной реке Ганге, смывающей все грехи.

?Брат?. Лучи Сурьядева сияют особенно ярко, с теплотой принимая в свои объятия сына, впервые за долгое время чувствующего упоение. Лишь истинная дхарма дарует блаженство человеческой душе. Карна, улыбаясь солнечному свету, всем своим сердцем верит, что он способен развеять тысячелетний мрак в душе того, кто все же нашел в себе силы сказать ему это заветное слово.

Теплый, ветер треплет изумрудные кроны деревьев, словно бы шелестом их стараясь напомнить старую, давно позабытую, но живущую еще в людских сердцах нежную мелодию флейты. Ветер игриво, подобно юному пастушку, проходится вдоль разрушенных домов и разбитых улиц, вдоль полноводных рек и озер, цветущих полян и высоких гор. Последнее вздох делает умирающий невозможный Мир, а ветер заботливо проносится по нему, даря ему успокоение и с милостью истинного Господа, забирает боль каждого, кто застает здесь этот миг. Заботливо подхваченное ветром перо павлина, сияющее в лучах заката, осторожно падает на водную гладь, легко качаясь на волнах.

Все по воле Всевышнего, что никогда не оставит своих самых преданных последователей. И рука его будет всегда готова направить сбившихся с пути близких ему людей.