Часть 2 (1/2)
Телефонный звонок прошил насквозь мою свинцовую голову. Выругавшись, я подполз к тумбочке и сдернул трубку.- …Томоя-кун, я хотела тебя кое о чем попросить.Я с трудом пытался сообразить, чего хочет от меня доброжелательный женский голос. Пластик телефона приятно холодил щеку. Сколько вообще времени?..- Нам нужно уехать на весь день, а соседка заболела. Ты не мог бы… присмотреть за Сио?- Что?..Я неловко дернулся, выронив телефон, но поймал его где-то на уровне поясницы и снова поднес к уху.
- Санаэ-сан… присмотреть… за Сио? - похмелье усилилось примерно в тридцать раз.- Мы подумали, ты сможешь нам помочь, - голос зазвучал виновато. – Поверь, мы не потревожили бы тебя, если бы была другая возможность. Ты ведь знаешь, детский сад по выходным закрыт. Оставлять ее с незнакомым человеком мы не хотим, а взять ее с собой не можем – важная деловая встреча…Я подавил стон.- Хорошо. У меня отпуск.- Тогда мы, если можно, поедем завтра. Спасибо, Томоя-кун, ты нас очень выручил! Заберешь ее к себе или…- Я сам приду, - торопливо пробормотал я.- Тогда около девяти утра, ладно? – было слышно, как она улыбнулась.- Да.Я положил трубку и постоял, обрабатывая полученный удар под дых. Присмотреть за Сио. Провести наедине с ней весь день. Приблизительно десять часов с маленькой копией Нагисы.
Ками-сама, за что ты так сердита на меня?..С момента рождения Сио прошло больше пяти лет. За это время я не то чтобы оклемался, совсем нет… Но я словно окаменел, замерз заживо. Как будто стоматолог что-то напутал и сделал инъекцию анестетика прямо мне в мозг.Я стал спокойным. Настолько спокойным, что зайдя как-то раз к отцу и обнаружив его пьяным на полу среди горы мусора, молча закрыл дверь и ушел. Настолько спокойным, что встретив на улице Рё, я сделал вид, что не узнал ее. Моя сдержанность дошла до того, что я не звонил родителям Нагисы полтора года. Я спокойно работал, спокойнопил, спокойно спал без снов, привычным, спокойным движением бросал в мусорку письма, адресованные ?семье Окадзаки?. Первые пару месяцев они приходили пачками: у нас было… у нее было много друзей.
Первое было от Котоми. Оно пришло в день похорон Нагисы, и я двое суток вертел его в трясущихся руках, пока оно не измялось окончательно, и только тогда вскрыл. Котоми в обычной своей меланхоличной манере сообщала, что получила очередную научную премию, выражала надежду, что у нас все хорошо, передавала привет Нагисе и просила прислать ей нашу фотографию, когда ребенок родится. Каждое слово, написанное красивым летящим почерком, словно издевалось надо мной. В письмо также был вложен рецепт пирога, как всегда, вырезанный ножницами из какой-то книги. Не дочитав до конца, я с ревом смял конверт и отшвырнул в угол, словно он был радиоактивным.
Сначала я складывал эти письма, не вскрывая, в какой-то ящик, а потом стал выбрасывать: дошло, что сил прочитать их я не найду. Примерно тогда же захотел переехать – думал, мне станет легче, и даже нашел новую квартиру, но в день сборов обошел комнаты, провел рукой по столу в кухне и завыл, как зверь, ткнувшись лбом в дверцу шкафа. Нагиса спала в этой постели, готовила здесь, сидела у меня на коленях в этом кресле. Я не мог расстаться с этим домом.
Телефон трезвонил больше года, но трубку я упорно не поднимал, и он в конце концов заткнулся. Я был вежлив, собран, опрятен – и мертв.Похоже, у них действительно нет выбора, раз Санаэ позвонила мне. Они с самого начала поняли, что я не желаю видеть девочку; что ж, только тупой бы не понял. Акио странно смотрел на меня, но мне было плевать: я так и не свыкся с мыслью, что у меня есть дочь. Я жил бок о бок со своим горем, которое не хотело ни гаснуть, ни сглаживаться, и меня уже вообще ничто не беспокоило. Подумаешь, ребенок…?Твой ребенок?, - прозвучал вдруг в голове голос Сунохары.Я подошел к окну и отодвинул штору. Июньское солнце хлынуло в полумрак комнаты, и в его лучах закружилась пыль. Подоконник накалился, в запущенной газонной траве вопили цикады – было далеко за полдень.?Отвали, брат. Мы шесть лет не виделись, засунь в задницу свои упреки.?Ладно. Вдруг до завтра они передумают, что-нибудь там поменяется и мне не придется туда идти…
- Ну конечно, мечтай, - уныло пробормотал я вслух и ткнул в кнопку будильника, отключенного на отпуск.Сбросив затрещавший будильник со стола, я долго пытался убедить себя, что звонок Санаэ мне просто приснился. Когда стало ясно, что мне больше не восемь лет и это уже не сработает, я со стоном пополз в ванную. Возникло желание побриться, но при внимательном взгляде в зеркало мне стало противно: щеки у меня ввалились, я стал заметно сутулиться, под красно-желтыми от никотина глазами – серые мешки. Из какого-то дурацкого самовредительства я хмыкнул и еще больше взлохматил отросшие волосы.?Обойдутся.?В девять утра, подойдя к пекарне, я почувствовал что-то странное. Какая-то невнятная эмоция шевельнулась во мне и исчезла; я не понял, что это было, но мне не понравилось.На бумажной вставке в двери круглым почерком Санаэ было написано: ?Пекарня Фурукава будет работать завтра. Просим прощения за неудобства!?. На мой стук ответа не последовало. Осторожно приоткрыв дверь, я шагнул в зал, но меня никто не встретил. Это было не похоже на стариков, гостеприимных и радушных в любое время суток – они бы искренне обрадовались даже мне, но в доме было тихо. Пустые полки, обычно набитые выпечкой, усилили грустное впечатление.
Я прошел через магазин и поднялся по лестнице в гостиную. Там тоже никого не оказалось, зато на столе лежал листок бумаги. За спиной что-то тихонько прошуршало, я вздрогнул и обернулся, но ничего не увидел. ?Доброе утро, Томоя-кун! Прости, нам удалось взять только ранние билеты, поэтому мы уже уехали. В холодильнике есть продукты, в ящике стола – деньги. Мы вернемся в десять вечера. Желаем вам хорошо провести время! С любовью, Санаэ Фурукава.?Прекрасно.
Внизу темнела корявая приписка папаши Акио: ?Мы обещали Сио-тян, что ты с ней погуляешь. Она любит парк возле школы и грушевые леденцы. Удачи?В этой записке было что-то, что заставило меня снова испытать смутное, неприятное чувство. Но от самокопаний меня отвлек дробный стук за спиной, на этот раз немного ближе.
До меня наконец дошло, что это такое, поэтому я сгреб в кучу всю свою сдержанность и обернулся.- Сиоко!Тишина.
Черт, а ведь ее, наверное, никто здесь так не называет. Давай, соберись.- Сио! Выйди сюда.Тишина. Я представил, как это прозвучало: невежливо и почти угрожающе. Окей, попробуем еще раз.- Не прячься, пожалуйста. Это я.В голове расхохотался Сунохара. ?Я – это кто?! Ты серьезно, парень? Ты ее пять лет игнорировал, она даже не знает, кто ты такой!?Я стиснул зубы. Неприятное чувство нарастало. Какого черта они ее не предупредили?!
Хорошо. Будем исходить из того, что ее родители уехали, а я – незнакомый дядя, который вломился к ней домой. Я почувствовал, что на лбу выступил пот. Интересно, у стариков есть мобильный?..- Акио и Санаэ уехали по делам и попросили меня побыть с тобой сегодня.Послышался шорох, из-за угла показалась половина челки и блестящий ореховый глаз.- Ак-ки? Санаэ-сан?.. – голос у нее был хрипловатый, как у матери, но намного ниже.
- Да. Поговоришь со мной? Я… - господи, как назваться-то? Папа?! Да какое там… - Я Окадзаки-сан.Девочка вышла из-за угла в полосу света. На ней была желтая футболка, джинсовые шорты и белые гольфы, а короткие волосы оказались темнее, чем у Нагисы – скорее каштановые, чем рыжие. За спиной у нее был розовый рюкзак, а лицо выражало явное неодобрение.- Окадзаки, - недовольно повторила она, плохо выговаривая, как все дети.- Да, я – Окадзаки.Она покачала головой.- Нет! Это я – Окадзаки.Ну конечно. Все дети знают свое имя и фамилию, а ее фамилия – Окадзаки. Моя фамилия. Она думает, я что-то путаю.
Господи, какой же я кретин.Я провел рукой по глазам.
- Ладно, мы к этому еще вернемся. Пока что можешь называть меня ?Томоя?. Поняла?- Да. Томоя, - кивнула она. Я вытер пот со лба.- Отлично. Можешь пойти… эээ… поиграть. Да, иди к себе, а я пока схожу…Девочка смотрела на меня с явным любопытством, ожидая продолжения фразы.?Блин, куда же я схожу?.. Видимо, нахрен. И Сунохара бы сейчас это подтвердил.?- …Покурить, - нашелся я и схватил с полки пачку папашиных сигарет.- А тебе много лет? – подозрительно сощурилась девчонка. – Курить можно только взрослым!Здравствуйте, мне 26 и мой ребенок считает, что я немного не дорос. Бесподобно.- Честно говоря, я не совсем уверен. Но в паспорте написано, что мне уже можно.Сио сосредоточенно поразмышляла с минуту, потом серьезно кивнула и стала взбираться по лестнице – видимо, ее комната была наверху. Черт знает, поняла ли она вообще, что я сказал.Я вышел на крыльцо и сунул в зубы сигарету из пачки. Улица была практически пуста, солнце уже вскарабкалось довольно высоко и теперь стремительно нагревало траву, дорожку с двумя треснувшими плитами и перила крыльца.