26 - Липкая женщина (1/2)
Мужчина, которому Аид заплатил за то, чтобы он отвез Агату домой, остановил лошадей и передал поводья сыну, затем обошел повозку, чтобы помочь старой даме спуститься. Когда мужчина и мальчик уехали и перевалили за вершину холма, рядом с Агатой возник бледно-зеленый силуэт. Смертная женщина склонила голову, тяжело опираясь на свою ивовую трость, избегая взгляда Богини, которая явилась ей.- О Деметра, - прошептала Агата, кланяясь так низко, как только позволяли ее старые кости, - надеюсь, я тебе угодила.- Да, - Богиня Урожая кивнула и нахмурилась.
Старуха сделала свое дело, позволив Деметре, окутанной могущественными чарами, увидеть, какого мужчину ее дочь якобы ... любит. Но ей бы больше понравилось, если бы он оказался таким, каким она его себе представляла. Но получилось так, что Деметра ошибалась.Аид был невыносимо великодушен и добр. Более того, он не смотрел на Кору с тем неприкрытым, скотским желанием, которое она тысячи раз видела в глазах Зевса и Посейдона. Взгляд глаз Бога Мертвых...
Деметра едва могла смотреть на него, он был слишком глубоким, слишком интимным. Аид смотрел на Персефону так, как человек смотрит на любимое Божество или на ласковое Солнце. Как будто Кора была чем-то прекрасным и опасным, драгоценным и ужасным, и Аид чувствовал к ней благоговение.
- Я буду чтить тебя и твоих родичей, как ты и заслужила. Покажи мне, где я могу заплатить свой долг, - сказала Деметра Агате.Старушка прошептала слова благодарности и повела Деметру к винограднику. Растения там вяли, земля сохла и трескалась. Деметра сморщила нос, в горле у нее стоял густой привкус гнили и разложения.- Что здесь произошло? – Богиня Урожая опустилась на колени и стала перебирать пальцами увядшие листья.- Я стара, божественная, - вздохнула Агата, все еще не отрывая глаз от земли, чтобы не смотреть на пылающую кожу Деметры. - Это было семейное дело, но у меня больше нет семьи, - ее голос стал хриплым от волнения. - Я слишком стара, слишком слаба, чтобы работать здесь. И никто у меня не купит бесплодную землю. Поэтому я медленно тут умираю, вместе с моими деревьями.Деметра прижала руки к земле, ища слабеющий источник жизни. Она знала, что Коре с таким делом лучше справлялась, но еще Богиня Урожая знала, что хаотический замысел ее дочери нуждается в твердой хватке. Деметра благоволила целеустремленным разумным растительным культурам, которые могли дарить тяжелые плоды, а не тем, которые просто росли и цвели, без особой цели и без пользы для живых существ. Так что Деметра решила воскресить их - высокие, ровные ряды виноградных лоз, полных спелых ягод.- Где же твоя семья, Агата? - спросила Богиня Урожая, когда земля начала гудеть, чернеть и насыщаться влагой и жизнью.
Старушка смотрела, как меняется почва под ее ногами, и в глазах ее стояли слезы благоговения. Она не решилась искушать Богиню молчанием.- Мой муж умер, о прекрасная, - тихо ответила она. - Мой сын – в армии нашего царя, за морем. Я не видела его три года, - Агата тихо и печально вздохнула, - моя дочь... ты слышала, что я сказала Персе. Она полюбила мужчину, но мне он не понравился, и дочь ушла с ним.
- Да, я слышала, что ты сказала Персе, - ответила Деметра с едва скрываемой яростью. - Но я не могла поверить, что твой ребенок, которому ты дала жизнь, питание и защиту, бросит тебя в старости ради какого-то... - Деметра нахмурилась, виноградные лозы выпрямились и удлинились, снова становясь зелеными.Агата невесело усмехнулась:- Я тоже так думала, пока она не ушла. Она была моим младшим ребенком, и я хотела, чтобы она стала моим утешением и моей поддержкой, когда я состарюсь. И только когда она ушла, я начала понимать... да, она моя дочь, но она не моя вещь. Я долго злилась на того парня, за то, что он украл ее, - Агата покачала головой, - она стала его женщиной. И просто хотела найти свое собственное счастье. Как я могла держать её при себе, хранить ее молодость и свет. Я ведь сама нашла своего мужчину, жила с ним в радости и любви. На самом деле я не боялась, что моей дочери будет больно в этом мире... ну, не больше, чем любой родитель. Я боялась, что ей это понравится и она никогда не вернется ко мне, - Агата вздохнула, слезы текли по старым щекам. - Поэтому я крепче привязывала ее к себе, но она ушла и больше не вернулась…Деметра не желала показывать своих слёз смертной женщине, но они побежали из её глаз. Виноградная лоза, которую она воскресила, приняла эту влагу и стала крепче. Она обещала дать чудесные плоды.
Закончив с растениями, Деметра поднялась.- Ты мудрая женщина, Агата, - мягко сказала она, целуя старуху в морщинистый лоб.
Агата ахнула, потому что почуяла: боль в спине прошла. Прикосновение бессмертной плоти поглотило страдания возраста.Налетел порыв ветра, и Агата, подняв голову, увидела, что теперь она стоит одна в пышном зеленом винограднике. Она опустилась на колени и вознесла благодарственную молитву Богине Урожая…*Аид обнимал Персефону, пока она оплакивала смертного и его семью. Она прижалась к его груди, пропитывая горячими слезами его одежду. Снаружи садилось солнце, окрашивая край оконной рамы в золотисто-розовый цвет.- Любовь моя, - Аид поцеловал Богиню Весны в голову, - всё хорошо, милая, ты сделала все, что могла.- Я знаю, знаю, - шептала Персефона на дрожащем выдохе, - их жизни такие хрупкие, и все же они так упорно борются, - она покачала головой. - Ты должен был почувствовать. Это ужасно…- Я почувствовал, милая, - прошептал Аид. – Я Бог Мертвых, хозяин Смерти, помнишь? Я думаю, что мы чувствовали одно и то же, но с разных сторон, - он вздохнул, - как будто кто-то цепляется, висит над пропастью.- Это моя рука… мне кажется, что одна из рук, которую они держат - моя. Они так отчаянно нуждаются во мне, чтобы удержаться в мире живых, но я не могу…- Это не твоя вина, милая, - Аид провел большим пальцем по ее щеке, - конечно, не твоя. Они смертны, все они рано или поздно умирают, а ты – Богиня плодородия и жизни. Некоторые Боги обещают им, что их жизнь в этом мире будет хорошей… а я... мы … мы позаботимся о них в нашем царстве, ты и я, бок о бок... если … если ты всё ещё желаешь…, - его голос дрогнул, когда он понял, что Персефона впервые увидела реальность смерти человека, увидела, что это значит и как это больно. Захочет ли она по-прежнему быть королевой того самого королевства, таинства которого заставляют ее так горевать и плакать?- Конечно, желаю, - Персефона откинулась назад, чтобы смотреть на Аида полными слез глазами, - Аид, пожалуйста, я не могу ... я не могу позволить тебе сомневаться во мне каждый раз, когда мне грустно или тревожно или... или…- Нет, милая, нет, - успокоил ее Бог Мертвых. - Прости меня. Я просто ... я еще привыкаю к этому, - он взял ее за руку, - и я не хочу, чтобы ты сожалела о своем выборе, обо мне, о нас. Смерть - это то, что я делаю, она всегда со мной. И я не хочу, чтобы это сказалось на тебе.- Забота о смертных сделала бы меня лучшей королевой, - Богиня Весны приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него сверху вниз. Он лежал под ней, такой красивый и взволнованный, прикусывая нижнюю губу зубами; он был так мил, что она вновь захотела плакать. - Разве ты этого не видишь? Смертные – это то, что делает нас реальными, вся их жизнь... или, для нас, их смерть, их загробная жизнь полностью в наших руках. Это невероятная ответственность. Какой бы я была правительницей, если бы мне было все равно?Аид горячо поцеловал ее, зарывшись рукой в ее волосы.
- Ты само совершенство… признаюсь, я виноват - я забыл это. Быть здесь, с тобой - это так тревожило меня. Я никогда не был плохим правителем, никогда не был небрежным или хаотичным, но, - Аид заставил Персефону молчать, выразив свое согласие одним пальцем. - Я тоже не проявлял к смертным доброты, только порядочность. Мне кажется, я обижался на них за то, что они ненавидят меня, боятся меня, и поэтому держал их на расстоянии вытянутой руки. Но я... мы, - Аид сжал руку девушки, - мы можем всё изменить.Персефона нежно поцеловала его, погладила по волосам. Ей нравилось строить с ним планы, меняться, чувствовать вкус того, как это всё выстроится в будущем. Нравилось любить и править. И чтоб долго-долго. Ее сердце болело за это будущее. Но она уклонилась от вопроса, от притяжения правды внутри себя. Раньше, с Агатой, с ребенком, она нашла способ лгать, хоть и была на сыворотке правды. Она говорила столько правды, чтобы какая-то маленькая полу-ложь проскользнула сквозь нее.Но сейчас... она могла бы найти способ обойти это, возможно, но не было никакой гарантии. Более того, Персефона не хотела лгать Аиду. Она хотела принадлежать ему всецело и вечно, и желание скрыть свое смущение из-за того, что он считал ее совершенством, становилось все более детским с каждым нежным признанием, которое они разделяли. Она любила его не потому, что он был идеален; она любила его потому еще, что он считал её идеальной.- Мне нужно рассказать тебе, - Персефона села в постели, прислонившись к стене и подбадривая его, - как я получила свое новое имя…*Аид слабо улыбнулся в знак благодарности, когда трактирщик вновь наполнил его чашу. Он провел рукой по волосам, в отчаянии сжав кулак. Как они перешли от признаний в любви и поцелуев, от которых его кожа горела, к... этому?Персефона осталась одна в их комнате. Аид же топил свои печали в вине, сидя на веранде постоялого двора. Ночь была теплой, не особо темной: небо окрашивалось в пурпурные и синие тона, и Богу Мертвых хотелось, чтобы Богиня Весны была сейчас с ним. Удивительно, как быстро он привык к ее касаниям. Неделю назад он приходил в восторг от самого нежного прикосновения руки Персефоны, но теперь... он был беззастенчиво жаден к ней. Ее аромат очаровывал, и это ощущение шелковистой девичьей кожи…?Не время, Аид. Возьми себя в руки!?Персефона рассказала ему... о своем гневе. О смертных, которых убила, о душах, которые Деметра прятала от него, об изысканном удовлетворении гнева, охватившего Богиню Весны. Еще она рассказала о чувстве вины, сокрушительной вине из-за всех этих душ, пойманных в ловушку до тех пор, пока Гермес не смог тайно поместить их в Подземный Мир, о жизнях, срезанных безжалостно, без предупреждения и милосердия. Они томились на Пляже, потому что никто не предупредил их родственников, чтобы они закрыли глаза погибших монетами. Потому что, с растущим ужасом поняла Персефона, большинство их родственников умерли рядом с ними, умерли в ужасе и боли от ее рук.Она рассказала ему об их настоящей первой встрече, когда прокралась через окно в комнату Гекаты, красивая, едва одетая, и умоляла его помочь ей вернуть погибшим жизнь.- Ты не вспомнил меня, когда мы встретились снова. Наверное, тогда ты был слишком пьян, - слабо рассмеялась Персефона, грубо вытирая слезы ладонью. - Я не... я не знала, что красивый и смешной незнакомец из той ночи станет... станет моим... - она потянулась к руке Аида, но он отстранился от нее, встал и начал расхаживать по комнате.Шквал новостей немного выбил его из колеи, но Аид быстро подумал о Богине Весны самое худшее. Самое худшее о нем самом.
?Видишь, - прошептал темный голос, который ему до этого мига удавалось подавлять, - ты знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Теперь у тебя есть причина. Она использует тебя, чтобы вернуть к жизни смертных, которых она убила. Она просто хочет облегчить свою совесть. А что, если она вообще никогда не принимала сыворотку правды? Что, если она просто использовала это, чтобы убедить твое слабовольное сердце, что она должна говорить правду? Нетрудно изобразить рвоту, старый дурак…?Аид сжал кулак, пытаясь отогнать эти мысли, и выпил еще вина.
"Это неправда, - возразил другой голос, более молодой и сильный. - Почему ты так решительно настроен быть несчастным? Ты тоже причинил ей боль…"- Мне, - пробормотал Аид, и его внутренности неловко сжались, кислород, который он вбирал, казалось, обходил его легкие. - Мне нужно побыть одному. Нужно… прямо сейчас… Нужно немного времени...Он не думал, что когда-нибудь забудет, как исказилось лицо Персефоны, а её глаза наполнились слезами, когда она умоляла его остаться. Голос Богини был полон боли и смущения, и она попыталась прикоснуться к нему, но Аид вновь оттолкнул ее. Он никогда не думал, что когда-нибудь отвергнет прикосновение любимой, и Судьбы знали, как он жаждал этого сейчас. Подкрадывающаяся паническая атака сдавила его грудь, и Аиду нужно было быть где угодно, только не с Персефоной.Он закрыл лицо руками. Он опять всё испортил и даже не позволил ей ничего объяснить. Сколько бы он ни думал, что это может закончиться, он никогда не думал, что будет тем, кто покинет Персефону.