part 17. ipsum sibi asciam in crus impingere. (2/2)

Сон утробно рычит, подхватывая Кима за внутреннюю часть бедра, и начинает вбиваться в его тело снеумолимой и жадной несдержанностью, как если бы голодающий накинулся на еду,?а жаждущий — на воду.

Хонджун уже не стонет — вскрикивает от прошибающих его нервных импульсов и бешеного, грубого темпа, и царапает ногтями деревянный стол в попытке выместить свою боль, однако делает себе только хуже.

— Мин... ги!.. Прекра-а-ах-ти!.. — Хонджун скулит мучительно и несдержанно.

Чувствует, как по виску стекает капелька пота, но Минги в его тело выбивается столь резко, что она тут же падает на дерево стола.

Ким осознает, что возбуждение его на пределе — выворачивает изнутри и заставляет подаваться бедрами навстречу безжалостным толчкам, что вышибают из него дух и последние крохи самообладания.? А Советник Огня только и рад — такой открытый, податливый и возбужденный Хонджун ему нравится намного больше, чем холодный и озлобленный василиск, так и норовящий его укусить.

— Только посмотри на себя, — Минги шепчет в самое ухо, слегка сбавляя темп, и поворачивает за подбородок голову Кима в сторону большого стеклянного полупустого шкафа в самом углу.

Внутри него находится зеркало, отражающее почти всю комнату.— Неужели Советник Муль любит, когда его так грубо берут? — Сон усмехается и следит за чужим взглядом: Ким в смущении его опустил и в ответ лишь тихо простонал, вновь ощущая, как стала нарастать скорость движений, — особенно сзади.

Сон упивается тем, какие звуки стал издавать Хонджун: возбужденный и смущенный его словами, юноша чуть не плачет, надрывно вздыхая, и вскрикивает вновь, стоит только Сону толкнуться особенно сильно и проехаться головкой по бугорку.

— Ненавижу... Ненавижу тебя... — Ким сжимает член его мучителя внутри себя и шипит, когда Минги подтягивает его к себе за бедра,?переводит ладони на талию и крепко ее сжимает, вдавливая ногти в мягкую кожу.

Еще пара таких движений — и живот Хонджуна вновь окрасится фиолетовыми кляксами синяков.— С моим членом в заднице, — Сон делает глубокий толчок, заставляя тело под ним прогнуться в спине еще сильнее, — звучит очень убедительно, Ким. Зачем ты обманываешь меня? — Сон продолжает движение внутри тугих стенок, то сбавляя скорость, то выходя из чужого тела полностью, чтобы потом резко его заполнить, не давая ни малейшего шанса на передышку.

От постоянно сменяющегося темпа Хонджун совершенно теряется, ощущая в ушах громко бьющийся пульс, и слышит отчётливый шёпот и горячее дыхание у самого уха:— Я же вижу, как тебе нравится быть под моей властью, — Минги издает тихий смешок в ответ на короткий стон Кима, — не стройте из себя недотрогу, Господин Ким, Вам больше подходит честность и искренность, — Сон с громким и влажным шлепком погружается внутрь дрожащего тела до самого конца, срывая с чужих губ вскрик неожиданности, — прямо как сейчас. Изумительный, — он целует Кима в висок, продолжая двигаться с силой, от которой Ким вновь роняет голову, жмурится и снова вскрикивает,?когда Минги врезается прямо в простату.Юноша одновременно мечтает о конце и вместе с этим хочет продлить удовольствие, потому что толчки Сона стали слишком точными, и Хонджун готов поклясться, что каждый из них рассыпал в его сознании миллионы звёзд, что взрывались яркими фейерверками и делали из него настоящего безумца, готового пойти на что угодно, лишь бы ощутить чувство непередаваемой эйфории еще раз.Что бы ни говорил Хонджун, какие бы оскорбления ни шипел сквозь зубы, ему это до ужаса нравилось. Так, что он совершенно забывал о себе, своих целях и беспокойствах — Минги дарил ему это невероятно вяжущее, почти эфирное, забвение. Отвлекал своими касаниями, чересчур глубокими толчками выбивал из головы Хонджуна мысли, что терзали его и так больное сердце, а поцелуи, — ах, юноша утопал в них, как кубики льда утопают в вине — были до того опьяняющие и сладкие, что Советнику не обязательно даже было пить алкоголь. Минги стал его вином.Эта мысль вдруг неожиданно пронзает его голову, отчего юноша дёргается, снова возвращаясь в реальность.

На одну из его ягодиц с громким шлепком опускается крупная ладонь Советника Огня, заставляя Хонджуна вскрикнуть, широко распахивая глаза и вздёргивая голову вверх. Глаза Кима наполняются слезами от того, как кожа на бедре начинает пульсировать и гореть, как в этот же момент вторая ягодица загорается огнём, пуская волну мурашек вдоль хребта юноши.— Тебя отвлекают посторонние мысли, а? Недостаточно яркие ощущения? — Минги погружается внутрь и горячо выдыхает, выбивая последние здравые мысли из подрагивающего от усталости и переизбытка чувств тело.— Пожалуйста... — Хонджун силится не опускать голову, едва удерживая свой взгляд на отражении Сона в зеркале.Он впервые так жадно рассматривает Минги: карамельная кожа блестит от пота в свете высоко подвешенных к потолку люстр, мышцы на плечах и предплечьях выделяются особенно явно и сильно, когда их обладатель удерживает его бёдра, контролируя темп.

Хонджун поднимает взгляд к его лицу ровно в то мгновение, когда мужчина, несколько сбившийся в дыхании, подносит длинные пальцы к огненным волосам, запуская их тут же в пряди, и зачёсывает назад, убирая с глаз.

Минги оценивает вид юноши под ним, отчего улыбка на его губах кажется Киму слишком довольной, почти хищной.— Замечательный.У Хонджуна кружится голова — от грубых толчков, от пульсации, что от ягодиц растекается по всему телу, и от обжигающего кожу дыхания, принадлежащего без малого Дьяволу:— Может, хочешь кончить от моих пальцев внутри? — Минги прикусывает хрящик на чужом ухе, покидая тело Кима, и наслаждается коротким и жалобным стоном, — или мне продолжить вытрахивать из тебя душу? — Ким невнятно мычит, стараясь осознать, что от него хотят услышать в ответ, но только закидывает голову назад, когда Сон погружается в него до самого конца, — ответь, — Минги на несколько секунд замирает, останавливаясь в движении, и поднимает двумя пальцами юношу за подбородок так, чтобы встретиться с ним взглядами в отражении зеркала. Ким жмурится и громко выдыхает.— Закончи... Как начал... — он не выдерживает пристального взгляда огненно-карих глаз и сладкой усмешки, опуская голову, когда чужие пальцы с подбородка вновь перемещаются на его бедра, тут же их сжимая и подтягивая юношу ближе, чтобы войти в один сильный толчок.

Плачущий от слишком сильных и ярких ощущений Ким — ох, Минги действительно добился своего, когда распалял и разыгрывал возбуждение истинного грязными фразами, не говоря уже о действиях, и как теперь сладко смакуется на языке вкус маленькой победы его голодных внутренних демонов, довольных и теперь уже сытых.

Хонджун вжимается грудью в дерево, мелко дрожа с каждым точным толчком, что разносит непередаваемое и слишком краткосрочное удовольствие до самых кончиков пальцев рук, и Ким не смеет ему противиться, — он, словно вкусивший тягучий яд опиума, хочет ощутить это чувство снова и снова. Юноша становится жадным до чужих прикосновений, выгибается в пояснице, словно кошка, в попытке найти подходящий угол.

Последний толчок Минги сопровождается протяжным высоким стоном Кима, — обессиленный, он начинает хныкать, дергая плечами, и сжимает ладони в кулаки, стараясь совладать с реальностью.

Сон оказывается сполна довольным проделанным, и не утруждает истинного лишними движениями — относит его в покои, с особой аккуратностью укладывая в свежую постель, за несколько минут до этого переодев юношу в чистое спальное белье, и целует на прощание в лоб, обещая через несколько минут принести что-нибудь поесть.

Ким лениво кивает и почти сразу же проваливается в сон от усталости.

***Советник Огня с детской непринужденностью заглядывает на кухню, насвистывая лишь ему одному известную мелодию, и просит помогающего повару молодого человека подать в его кабинет по одному из каждых блюд, приготовленных к сегодняшнему ужину. Тот кивает, тут же принимаясь за работу, и спустя несколько минут после того, как Минги удобно устраивается в собственном кресле в кабинете, на одном из столов у окна его уже ожидают несколько крупных и пару маленьких блюд с овощами, мясом, и закусками.

Минги был несказанно доволен. Словно огонь, что вот-вот должен был потухнуть, но благодаря подкинутым сухим веткам он смог взлететь своими яркими языками ввысь, словно выпущенная на волю огненная птица.

Наслаждаясь пищей, Советник Огня поднимает глаза на дверь, замечая, как та тихо открывается, — порог переступает его Величество Король, недобро сверкая взглядом медовых глаз, и, преодолев расстояние до стула у окна, садится, закидывая одну ногу на другую, и дёргает бровью, поймав взгляд Минги.

Он молча оглядывает все блюда, стоящие перед Советником, и с запозданием желает ему приятного аппетита, скрашивая слишком напряжённое и затянувшееся молчание.

— Я могу чем-то помочь, мой Король? — Минги пережевывает последний кусок мяса, и вопросительно смотрит на Юнхо.— Раз у тебя хватает смелости сидеть здесь, наслаждаясь пищей, и едва заботиться и нести ответственность за совершенные поступки, возлагаю на тебя обязанность поймать летучую мышь, которая кружит вокруг замка. Она появляется не часто, но уже успела несколько раз напугать служанок и нескольких лошадей. Срок... — Чон задумывается, отводя взгляд куда-то вверх, — неделя. В ином случае я превращу твою жизнь в самый настоящий ад, что тебе и не снился, — Юнхо переходит на шепот, — имей в виду.

Он встает, кивая в знак прощания, и выходит из кабинета, оставляя дверь незакрытой.

Минги с трудом проглатывает пищу, стараясь осознать и уловить суть столь неожиданного и резкого приказа, и цокает, всё еще не понимая, что за странная летучая мышь летает вокруг их замка, и где её придется искать. И главное — с каким успехом удастся её поймать и принести Королю целой и невредимой.Советник раздражён недосказанностью и, по его мнению, слишком расплывчатым указанием, отчего от скопившейся в груди злости у него совершенно отпадает аппетит вновь притрагиваться к еде, и он отбрасывает нож вместе с вилкой на край стола, разнося по кабинету и коридору неприятный звон.