Братья (1/1)
- Наверно, есть какой-нибудь способ устроить так, чтобы в браке рождались одни мальчишки? – огорошил его Мессала.- Чего?! Зачем?- Просто если дочь унаследует от тебя безрассудство, а от Эсфирь – решительный характер, то, будь она даже красивее Клеопатры, жениха ты ей будешь искать среди сарматов, - хохотнулбратец. – Их женщины носят мужскую одежду и сражаются, им не привыкать. А все прочие убегут от такой невесты впереди своего визга!- Экая чушь тебе в голову лезет, - Джуда с хрустом свел лопатки, разминая затекшую спину.- Устал?- Не то слово! Всё как всегда: один расковался, другой извалялся в навозе как свинья, нужно вести купать, у третьего колики. Пока разберешься со всем этим, выясняется, что из седелок повылезали гвозди. Пока починишь – уже спать пора! – Джуда не добавил, что были времена, когда оседланного коня ему подводил вышколенный слуга, готовый подержать стремя.- Когда-то ты не имел понятия о починке сбруи и о навозе, - заметил Мессала, будто прочитав его мысли. – Только гарцевал.- Как ты жила без меня? – Джуда не сразу решился задать жене этот вопрос, потому что боялся услышать ответ.- Трудно, - помолчав, - ответила Эсфирь. – Но это того стоило. Я научилась отвечать за себя, заботиться о других, решать всё сама, ни за кого не прячась. Не буду врать, я не сразу увидела хорошую сторону, но все-таки смогла это сделать.- Жизнь не вкусна, когда получаешь все даром, - пожал плечами Джуда. – Разве ты не поэтому сбежал из дома?- И поэтому тоже.Кстати, с солдатами то же самое, что с лошадьми: двое подрались, трое напились, один получил плохое письмо из дому,другой – влюбился в местную красотку, а у красотки ревнивый муж!- Рассупонь меня, - Джуда присел на край постели, повернувшись к брату спиной. Мессала расстегнул пряжки ремней, служивших для защиты от переломов при вполне вероятном падении, и вздрогнул, ощутив под рубахой толстый, как веревка, бугристыйшрам.Джуда скинул ?сбрую?, как он саркастически называл свою кожаную броню, и потер шрамы: они отчаянно чесались, натертые тугими ремнями.
- Тебе когда-нибудь хотелось дать самому себе по морде? – внезапно спросил брат.- Сто раз.- И что ты делал?- Что-нибудь, имеющее смысл. В битой морде смысла никакого.Джуда ополоснул лицо и руки, пододвинул блюдо с медовыми лепешками, оливками и козьим сыром, разлил по кубкам вино. Тем временем он подбирал слова, чтобы как можно деликатнее рассказать брату о встрече с Лонгином. В голову лезла одна глупость нелепеедругой: ?Твой приятель дезертировал, его ловят, не падай в обморок?, ?Кассий Лонгин тебе кланяется, он где-то на полпути в Тартар, только не переживай?, ?Тебе привет от центуриона Лонгина, который назвал Кайафу лжецом и предложил Пилату и кесарю обоюдно познать друг друга в библейском смысле?.- Мне знакомо это выражение лица, - усмехнулся Мессала. – Так ты смотрел в детстве, не зная, как сообщить мне какую-нибудь ?приятную? новость. Например, что вы все пойдете на праздник, а я нет, потому что ваш Бог любит только евреев. Говори прямо, что еще стряслось?
- Центурион Лонгин - твой друг?- Гм… нет. Скорее товарищ. Дружить-то нечем было…- Он приходил узнать, как твои дела.
- А что же не зашел?- Его ищут. Он дезертир.- Кассий Лонгин?!
- Он был на Голгофе, а потом охранял гробницу Иисуса. Его вынуждали лжесвидетельствовать, он отказался.
- Да. Он такой. – Мессала долго молчал, размышляя о чем-то, потом поставил нетронутый кубок и поднял голову:- Мне нужно тебе сказать…- Окрепни сперва, - остановил его Джуда. – Я же никуда не денусь.- Знаешь, когда меня проткнули насквозь, я выжил только потому, что все время думал о вас… о тебе, о Тирзе, о маме… В моих мыслях вы были рядом со мной. А когда мне отняли ногу, я уже не мог думать о вас, поэтому…
- Не продолжай.- Поэтому я бы умер, если бы ты не пришел, - упрямо проговорил Мессала. – А когда я тебя увидел - я так хотел просить прощения, но не смог!Просто не посмел! Ты не представляешь, как я тебе благодарен за то, что ты сделал первый шаг. И… я не думал, что ты примешь меня обратно.- Тут не о чем говорить. Ты член семьи. Так было, и так будет. И давай закончим на этом сожаления о том, что нам пришлось пережить. Иногда нужно больно упасть, чтобы понять, что шел не той дорогой.- Думаешь, боги с какой-то целью затеяли эту игру?
- Бог один, - мягко возразил Джуда. – И мне кажется, что Он кидает нас в мешок, какострые камни, и трясет, пока мы не обточимся друг о друга и не станем гладкими.- Хотелось бы в это верить, - хмыкнул Мессала. – Хотелось бы обнаружить какой-то смысл в том, что случилось со всеми нами. Ну, не считая того, что я полным дерьмом оказался…Такие вещи люди обычно говорят не всерьез, а с тем, чтобы их разубедили, но Джудавидел – брат имеет в виду ровно то, что сказал.- Да, это была еще одна вещь, которой ты о себе не знал. Как и я не предполагал, что способен стать убийцей.
- Когда мы встретились в доме, я понял, что шутки кончились. Что ты совсем не тот парень, которого я знал. Вызов, который ты мне послал через своего африканца… было очевидно, что ты хочешь убить меня и постараешься это сделать во что бы то ни стало. Нужно было принять это, нужно было заплатить! Нотрудно решиться подвести черту под своей жизнью, даже когда понимаешь, что ничего другого не заслужил.- Я думал, ты не раскаиваешься в том, что сделал. Я был к тебе ужасно несправедлив.- Если бы справедливость существовала, я бы лишился башки.
- Да ты бы и не заметил.
- Ну да! А на что бы я стал надевать шлем? – возмутился Мессала, и братья с облегчением расхохотались.
Отсмеявшись, Мессала тихо спросил:- Как мама?- Ей тяжело. Труднее, чем нам, ведь она уже не молоденькая.- Как думаешь, она… - он не закончил.- Ты же знаешь маму. Всё наладится… со временем. Зато Тирза уже готова дать тебе второй шанс, если, конечно, ты хочешь этого.- Я не в том положении, чтобы чего-то хотеть, тебе не кажется?- Поменьше бы ты переживал о своем положении! Твое нытье мне еще в нежном возрасте опостылело, - рявкнул Джуда, отнюдь не нуждавшийся в трагических монологах после долгого и трудного дня, и осекся: по лицу брата медленно расплылась блаженная улыбка.- Я сказал что-то смешное?- Нет, просто это ты. Я думал, что потерял тебя навсегда.
Эти слова произвели неожиданный эффект: всё, что Джуда смутно ощущал, вдруг отлилось в стройную форму, радующую совершенством своей простоты. Он понял, что рад быть здесь и сейчас, рад быть тем, кто он есть, и ни о чем не жалеет – в конце концов, праотец Авраам жил в такой же палатке, и Моисей ушел к кочевникам, оставив роскошный дворец фараона. Утрата богатства ничего не значила по сравнению с миром в душе и гордостью за хорошо выполненное, красивое и трудное дело.- Да, - улыбнулся Джуда. – Да, это я.