Mind of frenzy (1/1)

После слов Тау в зале суда повисла звенящая тишина. Молчание буквально физически давило на каждого из присутствующих, от которых требовалось сделать решающий выбор. Тау никого не торопила. Она знала, что сейчас им как никогда важно осознать все факты и всё взвесить, чтобы принять судьбоносное решение. Её дело — объяснить им ситуацию, в которой они оказались, и показать положительные стороны выгодного ей самой исхода. "Сейчас я всего лишь надеюсь на ваше благоразумие — в конце концов, такая развязка хороша и для вас", — думала она, поглядывая на кого-нибудь из них. На лицах каждого из интересовавшей её троицы читалась глубокая мрачная задумчивость. С удовлетворением Тау отмечала, что её предложение и правда дало им пищу для размышлений. Когда начальный шок от произошедшего чуть-чуть поутих, в головы присутствующих против воли стали лезть мысли о словах Тау. И, к своему ужасу, чем дольше они об этом думали, тем больше плюсов видели. Даже Ёшики, у которого в первые секунды такое предложение не вызвало ничего, кроме возмущения, теперь начал колебаться. "Разве есть мне смысл возвращаться? — в сомнениях думал он. — У меня был один главный стимул стать лучше — Шинозаки. Теперь же, по словам Тау, её больше нет. Тогда чем "там" лучше, чем "здесь"? И тут, и там погиб кто-то, причём там в этом больше моей личной вины. Да, там, возможно, всё ещё остались остальные — Сатоши, например. Но вдруг мертвы и они? А тут я точно знаю, что не один..." И всё-таки даже такие мысли не могли до конца заглушить ощущение, что в таком месте невозможно жить нормально, постоянно помня о трупах в кабинете биологии на пятом этаже. Гораздо меньше покоя было в душе у Минато. Он уже вообще перестал понимать, какие из мыслей принадлежат ему, а какие из них он лишь повторяет за призраком. Минато постепенно переставал себя контролировать, и это было самым ужасным, что он пережил в этом месте. Продолжая метаться от своего собственного "я" к навязанному Эношимой, он чувствовал, как в самом буквальном смысле сходит с ума. Он это осознавал и мог только наблюдать за тем, как безумная, полусуществующая девушка насильно переписывает его личность и управляет его действиями. Пожалуй, в течение последнего года Минато можно было сравнить с пустым сосудом. Сближаясь с кем-то, он, сам не до конца это осознавая, заполнял себя чем-то новым. Десятки, сотни, тысячи частиц буквально подарили ему смысл существования в этом мире, сделали его личностью, а не отрешённым индивидуумом. А затем в его жизнь ворвалась Эношима Джунко и стала вливать в его сосуд-личность кислоту, постепенно растворяющую в себе все те прекрасные светлые частицы. Минато только и мог, что в бессилии наблюдать за этим и делать тщетные попытки остановить происходящее. Имя яду, постепенно разрушающему жизнь, кропотливо построенную с таким трудом, и отравляющему всё существование Арисато Минато, — отчаяние. И на данный момент Минато знал только одно существо, способное дать ему противоядие, — Тау. "Всего лишь согласиться на её предложение — вот что спасёт и меня, и моих друзей от того, во что я превращаюсь..." — мучительно думал он. Марибель тоже чувствовала себя как никогда прежде потерянной. Перед ней было два пути: либо покинуть навсегда это проклятое место, с которым у неё связано столько болезненных воспоминаний, либо остаться и закрыть на это глаза ради Ренко. Марибель совершенно не представляла, что она будет делать в своём мире. Если верить Тау, там за ней охотилось некое могущественное существо, и она была совершенно беззащитна перед ним. Конечно, всё это очень и очень страшно, но... Но главная причина её колебаний была вовсе не в страхе за свою жизнь. Гораздо больше Марибель боялась жить без Ренко. Всю свою жизнь до встречи с ней Марибель была как бы наблюдателем окружающего мира: она никогда не ввязывалась в то, что происходило вокруг, если этого не требовало её положение в обществе. Да, она интересовалась разными вещами и в школьные годы посещала многие кружки, но, если подумать, она делала это лишь потому, что все вокруг имели какие-то увлечения и состояли в клубах и было странно не делать этого. Марибель будто существовала в каком-то отдельном мире, поддерживая нейтральное положение в обществе, чтобы никто из его членов не вторгся в её личную обитель. Однако Ренко всё равно как-то удалось вторгнуться. Ренко не просто ворвалась в её мир, но и раскрасила его мрачный тёмно-фиолетовый пейзаж в яркие краски. Она превратила Марибель из зрителя в полноценного участника пьесы под названием "Жизнь". Пожалуй, именно поэтому Ренко стала практически смыслом существования Марибель. ... Тогда есть ли теперь у Марибель причины возвращаться в тот мир, где нет её смысла жизни? Хиганбана наблюдала их метания, прекрасно осознавая, что на данный момент она всего лишь зритель, от которого практически ничего не зависит. "Какой бы выбор они сейчас ни сделали, это должно быть исключительно их решение, — думала она. — Я могу попытаться склонить их на свою сторону, попробовать их убедить, но последнее слово всё равно будет не за мной... И это такое восхитительное чувство!" — заключила она с широкой улыбкой. Сколь бы сильным ни было её желание отомстить Тау, как бы Хина ни хотела её убить, сейчас она не могла противиться своей натуре игрока. Её приводило в неописуемый восторг ощущение, что на данный момент её собственная жизнь стоит на кону. Это касалось её намного сильнее, чем во время всех предыдущих судов вместе взятых. Прежние чувства она бы сравнила с тем, как если бы она ставила огромные суммы денег в покер; сейчас же она словно играла в настоящую русскую рулетку. Она совершенно не представляла, сколько патронов в пистолете, приставленном к её голове, и это дополнительно щекотало ей нервы. "Это именно та русская рулетка, о которой я всю жизнь мечтала..." — в эйфории подумала она. С другой стороны, все люди вокруг были картами, которыми Тау с Хиганбаной играли друг против друга, а их крупье — само отчаяние. И кто бы из них ни проиграл, лишь оно всегда останется в выигрыше. Напряжённую тишину не нарушал ни один звук. Даже Эрика, оставаясь единственным незаинтересованным лицом в этом зале, хранила молчание. Внезапно послышался чей-то отрывистый вздох. Все тут же повернулись на источник этого звука и с удивлением обнаружили перемену, произошедшую с Марибель: растерянность и беспокойство на её лице уступили место какой-то мрачной решимости. Супер Мечтательница стояла, задумчиво опустив глаза в пол, но в её выражении не осталось и капли сомнения. "Она сделала свой выбор", — осознали остальные, в волнении ожидая её ответа. Несколько секунд она молчала. Наконец, Марибель сделала глубокий вдох, подняла голову и под взволнованными взглядами окружающих объявила: — Мой ответ — нет. Насколько бы опаснее ни был для меня мой мир, я не стану прятаться тут от проблемы. Уголок рта Тау дрогнул. Она мрачно взглянула на Марибель и хмуро поинтересовалась: — Значит, вам так хочется противостоять кому-то, кто без особого труда способен сломить ваш рассудок, полностью уничтожить ваше существование? Марибель сглотнула и напряжённо ответила: — Конечно, мне страшно оставаться с кем-то столь могущественным один на один. Однако... Мне давно уже пора научиться справляться со своими проблемами самостоятельно, а не сбегать от них или прятаться за спинами других. К тому же, я не хочу находиться в месте, где каждый сантиметр напоминает мне о многочисленных смертях. — Рот Марибель скривился в отвращении. Тау усмехнулась. — А-а, так вот в чём дело... — издевательски протянула она. — Вы просто решили бросить вашу подругу в муках, потому что вам не нравится место! А она была готова на всё ради вас, Хан-сан. Как я и думала, вы просто... — На самом деле, я только что озвучила одну из второстепенных причин, — вдруг перебила Тау Марибель. Тау вздрогнула и удивлённо захлопала глазами, поражённая такой наглостью. Марибель же совершенно спокойно смотрела прямо на неё. Вся фигура Супер Мечтательницы лучилась уверенностью и будто говорила: "Я уже приняла решение, и ничто не способно его изменить!" На лицах окружающих отразилась растерянность. Марибель сделала глубокий вдох и продолжила: — Да, всё, что я говорила, несомненно, очень сильно повлияло на мой выбор, но решающий фактор был в другом. Вы, Тау-сан, говорите, что я бросаю Ренко? Но ведь вас вовсе не волнует, что именно она чувствовала, чего хотела. — На этих словах её кулаки невольно сжались. — А вот меня — волнует! Я читала дневник Ренко, я соотносила её записи с её поведением в этом месте, а ваша постановка лишь окончательно поставила во всём этом точку. Теперь я точно знаю: Ренко хотела не этого. Больше всего на свете она хотела, чтобы я вновь обрела свободу! И я сделаю всё, чтобы её желание стало реальностью! — решительно заключила Марибель. Её последние слова зазвенели в воздухе, буквально физически выражая её уверенность в своём выборе. Марибель смотрела на всех торжествующим взглядом, её глаза лучились готовностью бороться, а на губах играла победная улыбка. Да она действительно в каком-то смысле уже победила в этом бою: Марибель приняла решение и сбросила груз неуверенности со своих плеч. Ей осталось лишь добить противника парой ударов-аргументов, и она окончательно окажется в выигрыше. Именно поэтому она вновь сделала вдох и, отведя взгляд, с робкой улыбкой добавила: — К тому же, если бы я осталась, это бы означало, что я сдалась. Получается, я предала бы не только Ренко, но и того человека, который столько усилий потратил, чтобы мне помочь. И как я смогла бы после этого смотреть им обоим в глаза?.. — Марибель горько усмехнулась. — Ну, у вас был бы ещё Кишинума-сан... — не сдержалась и вставила Хина, которая всю речь Марибель выслушала с умилённой улыбкой. От этого комментария Марибель хмуро взглянула на Хиганбану и недовольно поджала губы. Хина криво усмехнулась: она осознавала неуместность подобных высказываний, к тому же прекрасно понимала, что они являются своеобразным аргументом против неё. И всё-таки не могла не сказать. "Да уж, я не меняюсь..." — подумала она с расслабленной улыбкой. Однако следующие же слова, раздавшиеся в этом зале, доказали, что Хина ничуть себе этим не навредила. — И с чего ты взяла, что я бы там был? — с усмешкой поинтересовался Ёшики. Когда всеобщее внимание переключилось на него, он спокойно и уверенно объявил: — Я не собираюсь торчать в этой дыре и прятаться от реальности, успокаивая себя, что всё осталось там и что оно не моя вина. Я всегда искал более лёгкие пути, избегая проблем, даже друзей из-за этого старался не заводить. Мне надоело. Если есть хоть малейшая возможность, я буду пытаться исправить всё то, что наломал. К тому же у Хан ситуация в разы хуже моей, и было бы стыдно трусить после всего того, что сказала она, — добавил Ёшики, улыбнувшись и полными уважения глазами взглянув на Марибель, отчего та смутилась и слегка покраснела. Тау сильнее помрачнела, но промолчала. На её фоне улыбка Хиганбаны выглядела ещё более лучезарной. Слушая их ответ Тау, Хина не могла не радоваться, и дело было не только в маленьких победах в кону. Нет, в их ответах Хина находила нечто близкое лично ей. Ошибки, которые она делала в прошлом, — Марибель и Ёшики сумели преодолеть их. "Да, близких уже не вернуть, — думала Хиганбана, — но мы ещё можем сделать что-то во благо им и самим себе — и этим самым искупить свои грехи". Тем временем Тау, осознав, что от Супер Мечтательницы и Хулигана ей не добиться выгодного ей ответа, обратилась к последней своей надежде на благоприятный исход — к Минато. — А вы что думаете, Арисато-сан? — небрежно поинтересовалась она. — Тоже скажете, что справитесь своими силами? Минато поднял на неё глаза и встретился с непроницаемым взглядом голубого стекла. Он нервно облизнул губы. "Она надеется, что я отвечу да... — прекрасно осознавал Минато. — Её совершенно не волнует, что будет со мной, — ей просто нужен удобный исход..." — Как бы я хотел вот так же уверенно, как и вы, ответить нет... — с болью в голосе проговорил он. — И какая жалость, что я всё ещё не могу дать решительный ответ. Минато опустил глаза, мрачно глядя в пол. На лицах Марибель и Ёшики выразилось сочувствие. — Она настолько сильно изводит вас, Арисато-сан? — тихо просила Марибель. Минато кивнул. — Если бы дело касалось только меня, я бы не раздумывая вырвался из этой чёртовой школы, — ответил он. — Я не боюсь того, что она уничтожит меня, — я боюсь, что она навредит моим друзьям. Юкари, Джунпей, Кириджо-семпай, Фуука, Кен-кун, Аигис, Коромару... Все они очень и очень дороги мне, и я не могу позволить какой-то сумасшедшей в своей голове диктовать мне что-то, что может причинить им боль. Недавно нас предал председатель, погибли Арагаки-семпай, та девушка, которую любил Джунпей, а теперь ещё и Санада-семпай... Я не хочу доставлять им больше проблем после того, как они вытянули меня из того болота апатии. Минато покачал головой и тяжело вздохнул. Всё это время он говорил со всеми и в то же время ни с кем. Он стоял, упершись обеими руками в трибуну и низко опустив голову, словно боясь встретиться с кем-либо взглядом. Минато будто бы исповедовался, готовясь принять судьбоносное решение и желая излить душу прежде, чем станет невозможно что-либо изменить. Он то говорил тихо, но ясно, то срывался на полувнятное бормотание, будто бы против воли озвучивая свой поток мыслей. — ...Я бы обязательно ушёл, если бы был уверен, что смогу подавлять Эношиму, — продолжал Минато после небольшой паузы. — Однако чем дольше она пытается разрушить мой разум, тем меньше я верю, что могу ей противостоять. Я уже несколько раз поймал себя на мыслях, которые явно не могли быть моим собственным мнением. Однако их озвучивал не её голос — об этих жутких вещах думал я. — Минато отпустил одну руку от трибуны и с нервным смешком закрыл лицо ладонью. — Я начинаю получать какое-то пугающее удовольствие от картин насилия. Я боюсь, что однажды во мне зародится желание сотворить что-то ужасное с дорогими мне людьми, а я не смогу ему противиться. — Прямо как с Марти... — невольно пролепетал Ёшики, не отрывая полного сочувствия и в то же время какого-то страха взгляда от Минато. Супер Повелитель персон услышал его и горько усмехнулся. — Да, пожалуй, это и правда очень похоже, — согласился Минато. — В конце концов, в моём случае тоже невозможно предугадать, сорвёт мне крышу рядом с кем-нибудь сильным вроде Элизабет или же возле какой-нибудь беззащитной Майко-тян... Минато словно хотел сказать что-то ещё, но неожиданно затих. Из-за того, что он закрыл лицо рукой, невозможно было определить, какое у него сейчас выражение. Окружающим оставалось лишь гадать, какие мысли сейчас его занимают. Был ли он в ужасе от своих рассуждений? Хотел ли сдаться, осознав безнадёжность ситуации, в которой оказался? А может, прямо сейчас в его глазах блеснул огонёк надежды от какой-то внезапной догадки?.. Воспользовавшись паузой, Хиганбана протяжно вздохнула и небрежно заметила: — Ну, я считаю, что в тяге к насилию самой по себе нет ничего слишком страшного, пока ты способен её обуздать. Кстати о последнем: вы, Арисато-сан, однажды уже сделали нечто подобное с одним человеком, задержав его... — Ты намекаешь, что он это сделал зря? — спросил Ёшики, в ужасе воззрившись на Хину. Та лишь пожала плечами. — Ну, его возможная жертва вовсе не невинная овечка, — проговорила она с расслабленной ухмылкой, многозначительно покосившись на Супер Детектива. На этих словах Эрика скривилась, во всех подробностях вспомнив конец прошлого суда. — Значит, вам бы хотелось, чтобы этот психопат выпотрошил меня прямо в зале суда? — с отвращением переспросила она и хмыкнула. — Унизительно! Хиганбана коварно улыбнулась. — Ну, я вовсе ничего не имею против зрелища потрошения той, кто запер мою любимую сестру на крыше, где её в итоге убили, — жутковатым тоном заявила она, в упор глядя на Эрику своими грозно поблёскивающими стеклянными глазами. Затем она вновь усмехнулась, откинула волосы назад и уже смягчившимся голосом добавила: — Впрочем, живая вы тоже вполне можете неплохо сыграть. На этих словах Эрика выпрямилась и усмехнулась. "Догадываешься, чем я занималась во время вашего "расследования", значит? — подумала она, глядя на таинственно улыбающуюся ей Хиганбану. — Похвально. Что ж, тогда, надеюсь, ты понимаешь, что оно может обернуться и против тебя, если я этого захочу. — Эрика предвкушающе улыбнулась сама себе. — Надеюсь, ты хорошо постараешься, чтобы развлечь меня и великих ведьм Сената, Хиганбана! Если ты, конечно, хочешь выжить... — Эрика смерила Хину оценивающим взглядом и вынесла вердикт: — А ты вполне способна удовлетворить их интерес, Супер Азартный игрок". Эрика и Хина смотрели друг на друга многозначительными взглядами, прекрасно понимая всё без слов, оставляя остальным лишь догадываться о смысле их взаимных визуальных посланий. В воздухе висела атмосфера загадочности и лёгкий аромат плетущихся где-то за сценой интриг. И эту ауру внезапно нарушил неожиданный в такой атмосфере звук, вдвойне необычный тем, что никто прежде не слышал ничего подобного от этого человека. Даже Эрика удивилась, когда осознала, что является источником этого звука, а уж остальные и подавно в глубочайшем недоумении смотрели на того, кто нарушил тишину. Однако подобное внимание вовсе не волновало Минато. Невзирая ни на что, он продолжал смеяться. Это был не истерический или безумных хохот; нет, сейчас окружающие впервые стали свидетелями того, как Арисато Минато заливается невинным, полным какой-то детской радости смехом. Он чувствовал небывалую лёгкость от одной-единственной мысли: "У меня ещё есть надежда!" Минато смеялся долго, и никто не решался перебить его. Наконец, Хиганбана всё-таки вклинилась с осторожным замечанием: — Всё нормально, Арисато-сан? Вы сейчас меня как-то пугаете... — криво улыбнулась она. Услышав её, Минато с огромным трудом, но прекратил смеяться. Немного отдышавшись, он взглянул на Хину и беззлобно заметил: — Ну, ты своим поведением частенько пугала окружающих, так что это довольно справедливо, не находишь? Хина усмехнулась. — Признаю, есть за мной такой грешок! — с невинной улыбкой ответила она. — Так всё-таки что тебя так развеселило? — поинтересовался у Минато Ёшики. Минато взглянул на Ёшики, и Супер Хулиган поразился, насколько изменился его товарищ. Никогда прежде Минато с такой ясной и открытой улыбкой не смотрел ни на кого в этом месте. Впервые Супер Повелитель персон так сильно загорелся надеждой, что полностью растерял присущую ему мрачноватость, до этого момента никогда не исчезавшую окончательно, а лишь менявшую свою степень с обычной низкой, сходной с сонливостью, на полное уныние и наоборот. Расслабленно усмехнувшись, Минато убрал руки в карманы брюк и произнёс: — У меня есть идея, что может помочь мне избавиться от Эношимы. Точнее, кто. От подобного заявления и уверенности, с которой Минато его произнёс, Ёшики и Марибель почувствовали радость за товарища. — Так значит тебе не придётся торчать тут в одиночестве? — ухмыльнулся Ёшики. — Это же просто замечательно! — воскликнула Марибель, тепло улыбаясь Минато, а затем поинтересовалась: — Не расскажете, о ком речь, Арисато-сан? Со смущённой улыбкой Минато возвёл глаза к потолку. — Ну, пожалуй, в этом ничего настолько уж секретного теперь нет. Дело в том, что с того самого дня, как я впервые попал в Тартар — башню, в которой обитают Тени, — меня во многом направлял некий карлик с длинным носом, который представился Игорем, а также его помощница Элизабет. Они явно знают, что такое на самом деле Персона, а также ещё много чего про происходящие на острове странности. Если чуть-чуть пораскинуть мозгами, то нетрудно догадаться, что у подобных существ есть какая-то информация высшего уровня. Очень и очень возможно, что они имеют достаточно сил, чтобы расправиться с фантомом вроде Эношимы. И, кажется, я им для чего-то нужен, так что высока вероятность, что они пойдут на сотрудничество. — И вы молчали, что у вас есть подобные связи с нечеловеческими созданиями? — обиженно надулась Марибель. Минато на это ничего не ответил, лишь отвёл взгляд и смущённо почесал затылок. Тау наблюдала за ними с непроницаемым выражением. Их радость совсем не соответствовала её надеждам, так что сейчас она пребывала в мрачных раздумьях на тему того, какой ход ей лучше сделать следующим. Пожалуй, её жизнь зависела от исхода этой битвы как ни у кого другого в этом зале, так что она старательно анализировала все возможные развязки. И сейчас она решила задать вполне логичный в подобной ситуации вопрос. Постаравшись придать своему голосу обычные насмешливые интонации, она поинтересовалась: — А что вы, Арисато-сан, будете делать, если ваша идея не сработает? Что если у вашей последней надежды не окажется достаточно власти? Или хуже того, что если они решат, что им разбираться с вашими проблемами слишком муторно, и найдут для своих глобальных планов более подходящую пешку? Об этом вы не подумали, а, Арисато-сан? — ехидно заключила Тау. Едва она произнесла это, у Минато словно выключили улыбку: уголки губ медленно опустились, глаза, до этого лучившиеся надеждой, потемнели. Минато перевёл тяжёлый взгляд на Тау и несколько секунд оценивающе всматривался ей в лицо, храня молчание. Тау лишь невинно улыбалась ему в ответ. Все в волнении следили за этой сценой, ожидая дальнейших действий Супер Повелителя персон. В воздухе будто туго натянули струну, готовую порваться в тот момент, когда Минато нарушит гнетущую тишину. И он наконец нарушил. Внезапно на лице Минато расползлась улыбка. Она не была похожа ни на одну из тех, что кто-либо из окружающих видел прежде: ни на его обычную спокойную, слегка усталую, ни на ободряющую, ни даже на ту счастливую, которую остальные впервые засвидетельствовали буквально пару минут назад. Лишь одно существо знало, что Арисато Минато способен так улыбаться. Отбирая учеников для нынешнего класса, Тау мельком изучила самые яркие моменты их прошлого. Именно там, в воспоминаниях Минато, она и видела его с такой улыбкой. Он улыбался так, глядя на первую в увиденную им Тень и приставляя пистолет к голове, полностью готовый лишиться жизни в тот же момент. И теперь Минато улыбался этой безумной улыбкой отчаявшегося человека ей, Тау. Тау невольно чуть сильнее сжала пальцы на подлокотниках трона. А Минато пугающе ровным тоном произнёс: — Если вдруг я не смогу избавиться от Эношимы, всегда есть метод, которым можно избавиться от подверженного её влиянию меня. В его голосе звучали твёрдая уверенность и пугающее спокойствие, и окружающие невольно вздрогнули, настолько пугало их поведение Минато в этот момент. От его слов Марибель побледнела, а на лице Ёшики отразился ужас. Зато Хиганбана всеми возможными методами выражала своё негодование. Она надула щёчки, упёрла руки в бока и возмущённо воскликнула: — Так, вы там от таких самоубийственных мыслей избавьтесь, Арисато-сан! Разве вы не понимаете, что вашим друзьям от такого будет ненамного лучше? Черты лица Минато разгладились, оно вновь приняло своё обычное спокойное выражение. Супер Повелитель персон скосил глаза на недовольную куклу и с лёгкой улыбкой заметил: — Ну, я бы и сам предпочёл, чтобы до этого не доходило. Однако стоит быть готовым ко всему, даже к самому неблагоприятному исходу. В конце концов, в этом и заключается суть игры, где ставка — твоя жизнь. Или ты со мной не согласна, Хиганбана-сан? — На этих словах он слегка прищурился, и в его глазах блеснули лукавые огоньки. Хина закатила глаза и тяжело вздохнула. — Используете мою натуру игрока как аргумент в споре против меня же? Засчитано, Арисато-сан, — усмехнулась она и добродушно взглянула на Минато. Наблюдая их беззаботный настрой, Тау не сдержалась и раздражённо скрипнула зубами. "Почему, почему всё должно идти наперекосяк?!" — гневно спрашивала она себя, буравя Хиганбану взглядом. Тау просто не могла этого понять: она ведь раскрыла перед ними все преимущества, так почему же они всё равно отказываются? — Почему вы все так хотите сделать себе же хуже? — не выдержала и спросила она, не глядя ни на кого конкретного. — Разве вы не понимаете, что я предлагаю вам решение ваших проблем? Почему вы бросаетесь в их гущу сами? Повисло тяжёлое молчание. Никто не торопился отвечать Тау — все лишь мрачно глядели на неё. Впервые с тех пор, как она покинула мир Хиганбаны и обрела свой собственный, она ощущала себя настолько потерянной. Тау чувствовала, что окончательно потеряла контроль над ситуацией, и вся её уверенность куда-то исчезла. "Не понимаю! — лихорадочно думала она. — Я же даю им то, чего они так хотят, — так что ещё им надо? Неужели, они просто не могут закрыть глаза на свою неприязнь ко мне ради достижения своих целей? Я ведь даже не собираюсь после этого вмешиваться в их жизни, так что же..." — Тау, — вдруг прервал её мысли спокойный голос Хиганбаны. Тау резко подняла голову и взглянула на Хину: на лице той играла лёгкая улыбка, так и кричащая о чувстве превосходства. Две куклы словно поменялись ролями: каким-то образом теперь Хина превратилась в хозяйку положения, а Тау только и могла, что в напряжении ждать её действий. И Тау ждала, неотрывно глядя в спокойное лицо своего главного врага, так нагло и уверенно улыбающегося ей. Видя это, Хиганбана продолжила: — Неужели ты думаешь, что после всего того, что ты сделала, кто-то из этих людей согласится с тобой сотрудничать? Отбросим часть с заключением в плен убийственной игры, и всё равно останутся очевидны твои ошибки. Ну разве кто-то в здравом уме согласиться на условия того, кто прежде столько на него давил? — Н-но это ведь наиболее надёжный и простой выход! — возразила Тау, и на этих словах её голос предательски дрогнул. Уже всем в этом зале было очевидно, что она находится в крайне взвинченном состоянии. Всеобщий отказ сотрудничать с ней слишком сильно ударил по Тау, и теперь с каждой минутой она становилась всё более дёрганной. Всё труднее было сдержать дрожь в руках, всё чаще она нервно облизывала губы. И всё-таки она упрямо продолжала: — Разве не рациональнее проигнорировать свои эмоции, чтобы в итоге получить желаемое? Хина взглянула на неё, как на неразумного ребёнка, а затем хихикнула. — Тебя уже не было в моём мире, когда я нашла в доме Энн одну занятную книжку, — проговорила она. — И знаешь, что там говорил один дяденька? Тип, конечно, противный, но мысль очень и очень дельная. "Нельзя игнорировать эмоции," — вот его слова. — Очень напоминает одного занудного недодетектива... — неприязненно прокомментировала Эрика, поморщив носик. — ...И я не могу с ним не согласиться, — продолжала Хиганбана. — В конце концов, люди — не компьютеры, они не обязаны математически просчитывать каждый ход. К тому же, у них не так много времени, чтобы тратить его на безопасную отсидку в укрытии рациональности. Если бы я точно знала, что мне отведено в среднем лет восемьдесят-девяносто, а подходящих для активности и того меньше, я бы тоже стремилась как можно сильнее наполнить свою жизнь. А что лучше способствует этому, как эмоции, иррациональные и спонтанные решения? — Судя по твоей привычке говорить всё, что у тебя на уме, когда это может подчеркнуть твоё превосходство, ты очень хорошо усвоила этот урок, — язвительно заметила Тау. Хина на эту колкость лишь пожала плечами. — Ну, никто не идеален, — просто ответила она. — А что до остальных, так это их выбор, и ты сама позволила им его сделать. Они со своей жизнью имеют право делать всё, что захотят: хоть бороться до конца с самыми сложными испытаниями, хоть с собой покончить... Да, я помню, что только что говорила Арисато-сану, — поспешила добавить она, видя, что Тау открыла было рот для контраргумента. — Однако я могу считать и настоятельно советовать что угодно, а окончательное решение в итоге всё равно останется за ним. Тау криво улыбнулась. — Самоубийство, значит, тоже рассматриваешь? — переспросила она. — Ну да, человек имеет право плюнуть на всех и вся и выстрелить себе в голову, как это сделал любимый отец твоего дружка... Хина прикусила язык. Напоминание о Марти подействовало на неё болезненно. "Значит, на его долю выпало ещё и такое испытание..." — с горечью и сочувствием подумала она, вспоминая, как долго Марти умудрялся носить свою маску и как тяжело он переживал то время, когда она треснула, выпуская наружу все его реальные чувства. Видя, как она поникла, Тау обрела немного уверенности. Попытавшись изобразить на лице обычную насмешливую улыбку, она откинулась в кресле и с издёвкой заметила: — А вообще, как я дала вам право выбора, так могу его и отнять. От такого заявления окружающие вновь почувствовали холодок и быстро взглянули на куклу, кто в ужасе, кто сразу с неприкрытой ненавистью. Хина в этот момент прошипела: — Опять твои подлые трюки вроде того, благодаря которому ты выиграла "Правду или ложь"? Тау усмехнулась. — О, так ты заметила? — переспросила она, но тут же махнула рукой и насмешливо продолжала: — Впрочем, это ничего не меняет. Я всё ещё имею достаточно власти, чтобы отобрать у вас всё. Да, я сейчас действительно сильна — намного сильнее всех вас, изнеженных куколок, которые сразу получили своё тело и радуются жизни, — заключила она, с выражением превосходства глядя прямо на Хиганбану, и добавила: — Именно такой как я мог бы гордиться отец, а не кем-то вроде тебя с твоими сёстрами, Хиганбана. Тау была уверена, что Хину подобное замечание заденет. Именно поэтому реакция Хиганбаны на это заявление оказалась для Тау полной неожиданностью. Сначала на лице Хины отразилось удивление, которое, впрочем, быстро сменилось выражением осознания. В следующий миг Хина прыснула в кулак. От подобного поведения Тау почувствовала себя оскорблённой. "Разве получить уважение отца — не высшая награда для куклы?" — растерянно и в то же время обиженно подумала она. А Хиганбана взглянула на неё с задором и снисходительно поинтересовалась: — Тау-Тау, неужели, тебя действительно так волнует мнение отца? Тау оскорбилась ещё больше. — А разве его признание — не смысл существования любого из его творений? — с вызовом поинтересовалась она. Хина вновь хихикнула. Она заложила руки за спину и, возведя глаза к потолку, протянула: — Да-а, хорошо, что преклонение перед отцом не разделилось между нами поровну или, ещё хуже, не осталось нашим абсолютным сходством. А то это было бы действительно жалко — слепо восхищаться таким человеком... — Ты не уважаешь отца?! — в ужасе воскликнула Тау, а затем возмущённо продолжила: — Как так можно?! Он же создал тебя, он даровал тебе жизнь, он пытался сделать идеал... — Создал — и молодец, — резко перебила Хина, скучающе покосившись на Тау. — Однако я не считаю достойным уважения человека, который из-за своих комплексов решил устроить кукольную королевскую битву. Он довольно жалок, постоянно гоняющийся за славой своего наставника... Тау на это лишь раздражённо щёлкнула языком. Определённо, они с Хиной никогда не смогли бы достичь взаимопонимания в вопросе уважения отца. Тау всегда считала, что должна быть благодарна своему создателю, и старалась в первую очередь ради того, чтобы доказать ему, что она достойна. "В конце концов, не просто же так он подверг меня всем тем испытаниям! — говорила себе она. — Он просто понимал, что идеальная кукла должна преодолеть все трудности, чтобы раскрыть свой реальный потенциал. Те, кто прожил свою жизнь без этого, — жалкие украшения интерьера, а не идеал". Однако Хина просто плевала на все эти взгляды, буквально презирая своего создателя как личность. Нет, Тау ни за что это не примет. — Что ж, значит, и этого ты не понимаешь, — с кривой улыбкой проговорила она. — Значит, говорить с тобой мне больше не о чем. Что до остальных... — Она обвела зал суда долгим взглядом и насмешливо продолжила, обращаясь уже ко всем, кроме Хиганбаны: — Я надеялась, что вы согласитесь остаться по-хорошему, но, видимо, пряником на вас действовать бессмысленно, так что... Внезапно эту издевательскую речь перебил лёгкий смешок. Тау вздрогнула, и на её лице на короткое мгновение отразился испуг. Однако она тут же постаралась взять себя в руки и, нахмурившись, взглянула на его источник. Даже если бы она не была уверена сразу же, то сейчас получила бы окончательное подтверждение своих догадок: прямо напротив неё, в другом конце зала, находилась Эрика и снисходительно улыбалась. Тау едва заметно нервно сглотнула. Эрике хватило короткого мгновения, чтобы ухватить взглядом нервозность Тау, и уголки губ Супер Детектива приподнялись ещё выше. Эрика вновь расслабленно усмехнулась и на недоумение Тау спокойно объяснила: — Ваши рассуждения крайне забавны, Тау-сан. Вы пытаетесь выставить себя хозяйкой положения, подчёркиваете, что у вас есть власть... Однако на самом деле всё далеко-о не так радужно. — Глядя, как лицо Тау искажается от ужаса (не будь она куклой, наверняка бы побледнела), Эрика не сдержала широкого издевательского оскала и уверенно повторила, смакуя каждое слово: — Да, вы вовсе не в выигрышном положении, как хотели бы всё выставить, — то показательное воскрешение отняло у вас значительное количество энергии. Надо думать, прежде чем разбрасываться козырями, будучи загнанной в угол, — насмешливо заключила она. От этих слов все в шоке уставились на Эрику. Они недоумевали: почему детектив открыто говорит о слабости своего союзника? Или же здесь было что-то ещё... Спокойна была лишь одна Хиганбана. Она глядела на разворачивающуюся сцену с одобрительной улыбкой. На фоне полных недоумения остальных она выглядела как никогда странно. Наконец, к поражённому Ёшики вернулся дар речи, и он кое-как выдавил из себя вопрос: — Чего это ты так разговорилась? Разве вы не заодно? Эрика скучающе скосила на него глаза, а затем отрицательно мотнула головой. — Вы что-то недопоняли, Кишинума-сан: я изначально не была ни на чьей стороне, — снизошла до объяснения она. — Пожалуй, мою позицию можно описать словом "наблюдатель". Моя работа — проследить за действиями Тау и оценить, насколько она достойна той силы, которую может предложить ей госпожа. В конце концов, леди Бернкастель — великая ведьма Сената, и фигура должна быть ей под стать. — На этих словах Эрика горделиво выпрямилась, чувствуя себя счастливой от очередного напоминая о собственном положении в иерархии высших созданий. Затем она вновь расслабилась и, чуть прищурившись, насмешливо поинтересовалась: — И знаете, Тау-сан, какой вердикт я вынесла? — К-какой? — сдавленно спросила Тау, в ужасе наблюдая за малейшими изменениями мимики Эрики. Та в ответ широко улыбнулась одной из своих самых жутких улыбок и торжественно огласила: — Вы недостойны. Весь мир вокруг Тау будто рухнул в одночасье. В упор глядя на Эрику, Тау словно слышала звук бьющегося стекла — именно с таким разрушались все её надежды. С каждым словом Эрики окружающая обстановка шла трещинами, и едва детектив вынесла вердикт, идеальный мир Тау разлетелся на миллиарды осколков. Тау почувствовала себя приговорённой к смерти. Сейчас она могла лишь тщетно пытаться ухватить хоть малейший осколок своего идеала, который она столько времени строила. Тау буквально вжалась в спинку трона и испуганно пролепетала: — К-как же так? Я думала, что... Я ведь приложила столько усилий, я создала идеальную убийственную игру, так почему же?.. Эрика в ответ на это лишь заливисто рассмеялась, заставив Тау ещё сильнее стушеваться. Подавшись вперёд, Супер Детектив всё с той же безумной улыбкой ответила: — Разве не очевидно? Вы так жалки, так ничтожны, когда пытаетесь ухватиться хоть за какую-то соломинку, Тау-са-а-ан! Вы проиграли, и вас уже ничто не спасёт, понимаете?! Тау смотрела на неё в ужасе, окончательно проглотив язык от осознания безвыходности ситуации. Эрика продолжила смеяться, упиваясь происходящим. Она действительно наслаждалась отчаянием Тау: ей доставляло неописуемое удовольствие видеть, как кто-то мучается, как мучилась когда-то она сама под давлением более могущественных созданий. Эрика прекрасно осознавала, как ломается под её гнётом Тау, и не могла не упиваться ощущением, что сама в этой ситуации упрямо продолжила бороться до конца. "Я превосхожу ничтожество вроде тебя! — думала она, чувствуя в груди щекочущее наслаждение. — Я достойна существовать в этом мире, а ты — нет! Теперь ты жалеешь, что решила так подшутить надо мной, а, Тау?" — мысленно спросила она, издевательски щуря блестящие довольством глаза. Да, Эрика не могла простить подобного отношения к себе. То, что Тау решила устроить постановку, где ей была отведена роль жертвы, было для Эрики непростительным оскорблением. А Фурудо Эрика никогда не прощала тех, кто смел оскорблять её гордость. Именно поэтому она с таким рвением приняла участие в организации пятого убийства, именно поэтому она так наслаждалась происходящим здесь и сейчас. Конечно, было в этом зале ещё одно существо, не так давно посмевшее унизить её, но Эрика считала, что победа в "дуэли" смыла с неё большую часть этого позора, а на остальное вполне можно было закрыть глаза — в конце концов, это можно было счесть своеобразным отмщением, которое Эрика хоть и не понимала, но всё равно считала более достойной и менее оскорбительной вещью, чем праздная любовь Тау поразвлечься. "Что ж, ты хотела развлечений? Тогда веселись!" — с предвкушающей улыбкой думала Эрика, доставая из широкого рукава своего платья один предмет, несомненно, до боли знакомый Тау. Тау действительно узнала этот предмет, и в очередной раз за этот день она почувствовала себя так, словно её ударили обухом по голове. В руках Эрики красовалась колода игральных карт. Тау силилась что-то сказать, но все слова застревали в горле от осознания ужаса ситуации. И, похоже, не одна она узнала эту колоду. Едва завидев её, Хиганбана расцвела в улыбке и радостно воскликнула: — А, так вы и правда добыли её, Фурудо-сан! Я в вас ни на минуту не сомневалась! Господа, — обратилась она к недоумевающим Минато, Марибель и Ёшики, взглянув на каждого из них, — сейчас в руках Фурудо-сан вы видите тот предмет, который в руководстве по созданию барьера носит гордое звание "личной вещи"! Это одна из моих колод карт, нагло позаимствованная Тау при побеге. — Именно, — подтвердила Эрика. — Дело в том, что, пока вы занимались "расследованием" этого глупого фарса, я решила разобраться с более глобальными вещами. Для этого я очень быстро проверила те ниточки к тайнам этого места, которые обнаружили вы, и, пролистав оставленный вами в шкафчике в раздевалке гримуар, осознала, что неплохо бы на всякий случай иметь в качестве рычага давления на Тау-сан тот самый "личный предмет" — как выяснилось, не зря, ибо она и вправду попыталась выкинуть нечто столь жалкое. Благодаря несложным умозаключениям я обнаружила её тайную комнату, где и находилась эта колода карт, которая, несомненно, больше всего походит на тот самый источник, накапливающий в себе энергию барьера и передающий её владельцу. — Я, кстати, догадалась, чем занималась Фурудо-сан, именно благодаря отсутствию чего-то подобного в комнате, — вставила Хиганбана. — Дело в том, что ничего подходящего на роль "личной вещи" я там не обнаружила, а в существовании иных мест для её хранения я очень сильно сомневалась. Следовательно, кто-то побывал в комнате до меня и обнаружил предмет раньше. — Верно мыслите, Хиганбана-сан, — одобрительно произнесла Эрика. Хиганбана на это польщённо ухмыльнулась. Эрика улыбнулась ей, а затем перевела взгляд на Тау: та неотрывно глядела на колоду карт в её руке, затаив дыхание. Её глаза расширились в ужасе, она совершенно не шевелилась и лишь тупо смотрела на предмет, буквально являющийся на данный момент её собственным сердцем. Нарочито медленно Эрика выудила из другого рукава небольшой прямоугольный объект, похожий на вытянутую коробочку, украшенную эмблемой в виде уже известного чёрно-белого медведя с жуткой улыбкой и красным глазом-молнией. Едва она откинула крышку, поддев её ногтем, и поднесла предмет к картам, окружающие осознали, что коробочка была не чем иным, как зажигалкой. Все прекрасно понимали, что Эрика собирается делать, и смутно догадывались, чем это грозит Тау. В этот момент Тау ясно осознала свою судьбу. Эрика была совершенно права: увлекшись демонстрацией своей силы, Тау истратила практически всю энергию, и теперь, до её восстановления, её не хватило бы даже на то, чтобы хоть как-то помешать Эрике. Тау могла лишь полными первобытного ужаса глазами следить, как равнодушно Эрика чиркает пальцем, чтобы зажечь карты, а затем — как её собственный мир поглощают безжалостные языки пламени. Едва алая бумага под действием огня стала приобретать пепельно-чёрный оттенок, Тау не выдержала этой пытки: она закрыла лицо руками и издала протяжный звук, напоминающий нечто среднее между стоном, криком и воем. Никто точно не мог понять, ощутила ли она от действий Эрики физическую боль или же своими действиями она исключительно выражала свои эмоции, но одно было ясно, как день: Тау была в отчаянии. Пока большинство смотрели на эту картину в шоке (до этого они и представить не могли, что Тау способна на подобные эмоции), Эрика ухмылялась улыбкой превосходства, косясь на раздавленную куклу, посмевшую унизить её. Супер Детектив выпустила карты из рук, и те, скользнув по её пальцам, подобно осенним листьям опустились на пол, оставшись догорать на шахматном мраморе. А что до Хиганбаны... Хина не отводила от Тау блестящих восторженных глаз. На красно-чёрных губах играла счастливая улыбка, Хиганбана вся сияла от зрелища уничтоженного врага. "Я ждала это столько времени — и вот наконец ты сломана! — в какой-то эйфории думала она. — Ты принесла мне столько боли, из-за тебя страдали люди — а теперь все эти боль и страдания свалились тебе прямо на голову! Ну же, каково тебе под тяжестью твоих грехов?" Хина не могла сдержать язвительной ухмылки. Внезапно зал тряхнуло, словно он был какой-то картонной коробкой. С потолка посыпалась крошка — и тут же половина присутствующих побледнела. Им не понадобилось много времени, чтобы осознать: потеряв источник питания, зал суда рушится, грозясь стать их могилой. Помещение продолжало трястись. В сердцах присутствующих начала зарождаться паника. — Ч-чёрт, надо срочно валить отсюда! — нервно воскликнул Ёшики, буквально выскочив из-за трибуны. Озираясь, он глазами ухватил лифт в другом конце помещения, и, не до конца соображая, всё ещё на повышенных тонах заявил: — Нам нужно быстрее к лифту, иначе... — Не говорите глупостей, Кишинума-сан! — перебила его Марибель, подбежав к нему. — Вы разве не знаете, что во время землетрясения ни в коем случае нельзя пользоваться лифтом? "Боже, до чего же по-идиотски это звучит в нынешней ситуации!" — с досадой подумала она. Ёшики, кажется, это мнение разделял. Взмахнув руками, он язвительно поинтересовался: — А ты знаешь другой метод выбраться из этого места? Марибель прикусила язык и в волнении взглянула на Минато. К своему удивлению, она обнаружила, что он не сдвинулся с места и продолжает стоять за трибуной и глядеть куда-то в сторону. "О чём он думает, стоя на месте в такой момент? — нахмурилась Марибель. Вдруг она осознала, что оба места рядом с ним пустуют, и задалась другим вопросом: — И куда делась Фурудо-сан?" Ответы на оба вопроса обнаружились, едва Марибель проследила направление взгляда Минато. У стены, похожей на металлическую пластину, находилась Эрика, и по понятному лишь ей самой принципу что-то выстукивала на ней. Сначала её действия вызвали у Марибель недоумение, но складка между её бровей быстро разгладилась. Она осознала, чего добивается Эрика. Игнорируя всё вокруг, Марибель подбежала к занятой Супер Детективу, и скорее утвердительно, чем вопросительно, произнесла: — Вы ищете полую стену, Фурудо-сан? Надеетесь найти тайный ход? Не отвлекаясь от своей деятельности, Эрика торопливо кивнула. — Очень надеюсь, — бросила она и сжала зубы, а после небольшой паузы добавила: — В конце концов, наша единственная надежда — выбраться хотя бы на первый этаж, подальше от источника разрушения, — на этих словах Эрика кивнула в сторону Тау. Затем она вновь постучала кулаком по стене и вслушалась. В тот же миг на её лице расцвела улыбка, и она торжествующе объявила: — Есть! Оно здесь! Ну же, вы же как-то уже обнаружили тайный ход, не стойте столбом! — обратилась Эрика уже ко всем. — В конце концов, именно в этом деле больше народа ускорит процесс... Окружающим не нужно было повторять дважды. Едва она позвала их, Марибель, Минато и Ёшики на время полностью забыли все разногласия с Эрикой и поспешили на осмотр стены. Сейчас их всех объединяла одна цель — выжить. — Нашла! — наконец раздался среди всё нарастающего грохота разрушения победоносный возглас Эрики. И действительно, обернувшись, остальные обнаружили детектива нажимающей на какую-то кнопку, на первый взгляд напоминающую часть узора колонны. На секунду у всех промелькнула мысль, что Эрика устроила всё это шоу лишь для того, чтобы лишний раз покрасоваться и продемонстрировать свой гений, но они решили закрыть на это глаза. В конце концов, сейчас было гораздо важнее как можно быстрее уйти отсюда. Стена поднялась со скрипом, являя глазам пленников академии мрачный проход. Переглянувшись, они, не сговариваясь, шагнули в его зияющую темноту. В этот момент со своего трона подскочила Тау. Она прекрасно понимала, что в её действиях нет никакого смысла, но всё равно вложила все свои силы в последний отчаянный крик: — Я не позволю вам уйти! Однако звук её голоса потонул в гуле крушения, и крик так и не наполнился смыслом. Зато он оставил тяжёлые последствия лично Тау: едва она выкрикнула те слова, на её плечи словно навалился тяжелейший груз, силы покинули её, и она жалким образом рухнула обратно на трон. Потеряв звено в цепочке связи с создателем, барьер стал забирать силы напрямую от Тау, неспособной выдержать всю его мощь разом. А остальные тем временем продолжали свой побег. И вот, едва идущий последним Минато переступил порог, он обернулся, чтобы окинуть взглядом проклятый зал, связанный со столькими неприятными воспоминаниями, и неожиданно для себя обнаружил стоящую за трибуной Хиганбану. С момента первого толчка земли она не сдвинулась ни на миллиметр и даже сейчас продолжала глядеть на ослабленную Тау, словно завороженная. У Минато были огромные сомнения, что крушение не навредит ей, поэтому он набрал побольше воздуха в лёгкие и позвал: — Хиганбана-сан! Так и будешь стоять там?! Несмотря на царящий вокруг шум, Хиганбана его услышала. Она медленно повернула голову к нему, будто впервые заметив проход, через который они все сбегали, и после небольшой паузы ответила: — Идите, я позже догоню! Мне тут ещё нужно кое-что закончить... — уже тише добавила она, оборачиваясь к Тау и жутковато улыбаясь. Хоть она и сказала это, Минато всё ещё колебался и стоял там же. Подошедший к нему Ёшики возмущённо выкрикнул: — Эй, ты настолько бессмертная, что ли?! Думаешь, свалившаяся тебе на голову балка тебе не навредит?! Едва он это сказал, буквально в паре шагов от прохода, где они находились, на пол с грохотом рухнул кусок потолка, оставляя уродливые царапины на некогда ровной поверхности мрамора. Парни невольно отступили назад и прикрыли лица руками, чтобы защититься от осколков материала и поднявшейся в воздух пыли. Однако Хиганбана на это даже не обернулась. Она лишь досадливо махнула на них рукой и крикнула: — А-а, идите уже! Вы меня смущаете, а чем дольше я не начинаю, тем позже я вас догоню! Аргумент не слишком-то убедил их, но после ещё пары мгновений колебаний Минато наконец неуверенно кивнул, решив довериться ей, и, развернувшись, жестом позвал Ёшики за собой. Тот последний раз взглянул на пару кукол, оставшихся в зале, и поспешил за товарищем. И вот наконец-то этот момент настал. Момент, которого Хиганбана ждала с того самого дня, как Орхидея сумела вернуть её из глубин её мира, — момент возмездия. Сейчас Тау лежала на своём троне, не в состоянии даже принять сидячее положение, способная лишь наблюдать, как рушится всё, что она столько времени создавала, — в общем, абсолютно слабая и беззащитная. "И-де-аль-но!" — подумала Хиганбана с предвкушающей улыбкой, неотрывно глядя на своего главного врага. Словно зачарованная, Хина сделала шаг в направлении Тау. Тау стоило огромного труда разлепить веки. Всё её тело словно придавил многотонный груз, пригвоздив её в трону и напрочь лишив возможности двигаться. То, что она увидела перед собой, открыв глаза, лишь повергло её в ещё более глубокое отчаяние. Всё, что она столько времени создавала, всё, чего она добивалась и на что надеялась, — всё это рушилось прямо у неё на глазах, точно карточный домик, лишь чудом не вредя ей последствиями землетрясения (хотя, возможно, дело было в том, что мир всё ещё признавал её своей хозяйкой). И самое горькое было то, что у неё даже не было сил хотя бы попытаться остановить коллапс её мира. Точно песок, все её мечты ускользали из рук, просачивались между пальцев. А в центре этого кошмара во плоти — непоколебимая фигура, спокойно бредущая по направлению к ней, к Тау, невзирая на падающие рядом обломки. В этот момент для Хиганбаны не существовало ничего, кроме поверженного врага перед ней. Хина приблизилась к трону Тау вплотную. Лёгким прыжком она вскочила на трон, опустилась на колени и, упершись руками в сидение, нависла над Тау. Та невольно нервно сглотнула, глядя в её лицо: глаза Хиганбаны глядели с холодным изучающим интересом, уголки губ были слегка приподняты в пугающей, демонической улыбке, и всё это выглядело вдвойне жутко из-за того, что источник света был за спиной Хины. Некоторое время она просто смотрела Тау в глаза, не проронив ни звука. Наконец, Тау не выдержала этой пытки гнетущим молчанием. Постаравшись придать своему голосу ехидные нотки, она насмешливо (по крайней мере, попыталась насмешливо) поинтересовалась: — Что, Хиганбана, собираешься уподобиться своему врагу и убить меня? Хина на это усмехнулась. — А я должна после всего произошедшего передумать и пощадить тебя? — с издёвкой спросила она. — Может, твои же слова о том, что из нас двоих именно я всегда была безумной, — преувеличение, однако... — Хина сделала паузу, во время которой приблизила своё лицо к лицу Тау и, перейдя на шёпот, проговорила: — Я уж точно никогда не была добренькой. Именно поэтому я сделаю то, ради чего я пришла сюда, — я убью тебя, Тау. Хина отстранилась и невинно улыбнулась. Тау не смогла сдержать дрожи в своём теле. Это было ужасно позорно — вот так лежать перед Хиганбаной, будучи слабой и беззащитной, не способной дать отпор. Ни одно существо в этом мире Тау так сильно не ненавидела и в то же время так не боялась, как Хигабану. Та была одновременно её худшим кошмаром и той, кто забрал себе всё её счастье. "Несправедливо! — думала Тау, дрожащим взглядом наблюдая за улыбающееся Хиганбаной. — Почему всегда всё доставалось только ей, а я, сколько бы ни строила своё счастье, постоянно терплю неудачи?!" — Почему тебе победа всегда достаётся легко, а мне приходится грызть землю и в итоге ничего не получать?! — со слезами в голосе воскликнула Тау. Лицо Хиганбаны перед ней расплывалось. Хина склонила голову набок с выражением невинного удивления. — Разве? — спросила она. Затем Хина приняла сидячее положение, в задумчивости приложила палец к губам и, некоторое время просидев в такой позе, с лучезарной улыбкой вынесла вердикт: — Может, что-то не так с твоими методами? Тау в удивлении распахнула глаза, а затем неуверенно, запинаясь, переспросила: — М-методами? — Методами, — уверенно повторила Хиганбана и с готовностью пояснила: — Помнишь, как ты для поддержания своего существования в этом мире вытягивала жизни из невинных людей на протяжении сотни лет? Помнишь, как ты для того, чтобы выбраться из моего мира привела меня к Лирии, прекрасно зная, чем это для меня обернётся? — После этих слов тон Хиганбаны резко сменился с невинного на угрожающий, и улыбка превратилась в грозный оскал. — Помнишь, как тратила свою энергию в моём мире на досаждение мне вместо того, чтобы попросить о помощи? Думаешь, от этого тебе было лучше? Прости, но лучше бы тебе было, если бы ты попыталась достучаться до меня и объяснить свою ситуацию — в конце концов, мне и самой было вовсе не комфортно иметь в своём мире посторонний субъект. Но нет, ты решила сделать иначе — едва у тебя появилась возможность связаться со мной, ты решила, что лучше потратить её на паразитизм и потихоньку начать выкачивать у меня энергию на поддержание собственного существования. Именно поэтому ты и не заслужила награды — ты просто паразит, Тау! Тау вздрогнула, а затем горячо возразила: — А ты попробуй выжить, не утешая себя какой-нибудь надеждой! Моя надежда — моя вера в то, что всё это было испытание. Я всегда успокаивала себя тем, что должна уничтожить соперников, и только тогда отец бы признал меня, сочтя достойной, — о каких просьбах о помощи речь?! Просьбы о помощи — это признание своей слабости! Отец может признать лишь сильную... Услышав это, Хиганбана удивлённо захлопала глазами, а затем вдруг громко рассмеялась. — Отец — признать? — с издёвкой переспросила она и вновь хохотнула. — Тау, до чего же ты наивна! Неужели ты до сих пор не поняла? Мы для отца — просто орудие, средство показать своё превосходство над учителем. Ему плевать на каждую из нас, ему главное выставить гением себя! Тау задрожала ещё сильнее от ярости. Как она может продолжать насмехаться? Разве ей недостаточно того, что она разрушила её мир, — теперь Хиганбана хочет разрушить её идеалы?! "Отец бы никогда так не подумал! — убеждала себя Тау. — В конце концов, он просто не мог не оценить всех моих усилий! Он ведь всегда наблюдал за мной, верно?.." "... Тогда, если он всегда наблюдал, почему он меня бросил? — спросила она саму себя, чувствуя, как к глазам подкатывают слёзы, а в груди разливается горечь. — Почему не откликнулся на мольбы о помощи? Почему оставил страдать в том проклятом мире? Почему вынудил испытывать всю ту боль? Конечно, всё же совсем просто: ему плевать, — заключила она с невесёлой улыбкой, и по её щекам побежали влажные дорожки. — Ему и правда плевать. И так было с самого начала и до самого конца". В этот момент что-то внутри Тау сломалось. Какой-то стержень, до этого заставлявший бороться, преломился пополам, и, лишившись опоры, вся её мотивация рассыпалась. Всё, ради чего всё это время старалась Тау, всё, чем она жила, — всё это оказалось иллюзией, которая тут же разрушилась, столкнувшись с реальностью. Конечно же, она и прежде где-то глубоко внутри хорошо осознавала мнимость своих идеалов, но всё равно упорно продолжала обманывать себя, закрывать глаза на истину, чтобы не сойти с ума. А когда ей бросили эту правду в лицо, Тау больше не нашла в себе сил защищать свою драгоценную ложь. Именно поэтому она в итоге и отчаялась. Истерически смеясь, захлёбываясь в словах и рыданиях, она исступлённо воскликнула: — Ты уничтожила мою правду! Ты довольна?! Давай, не медли, уничтожь теперь и меня! Убей меня, Хиганба-а-ана! Хиганбана холодно взглянула ей в глаза: в их голубизне, так напоминающей её собственные, сейчас читалось глубочайшее отчаяние. Тау потеряла смысл своего существования, она проиграла Хине и осознала тщетность своей борьбы. С самого начала она жила лишь одной надеждой — надеждой получить одобрение отца. А отец... Ему было с самого начала всё равно. Хина презрительно хмыкнула, а затем положила руки на плечи Тау и, не отрывая взгляда от её лица, с издевательской усмешкой произнесла: — А ты действительно жалкая. Возможно, пойми ты всю гнилую эгоистичную натуру отца раньше, смогла бы найти себе другую цель существования. Впрочем, это уже не важно. Не после того, сколько боли ты принесла лично мне. — Хина сделала небольшую паузу, а затем чуть прищурила глаза и продолжила: — Каждый предыдущий суд заканчивался казнью. Пожалуй, этот также не станет исключением. К сожалению, я не успела подготовить декораций, так что тебе придётся умирать на сцене разрушающегося мира. М-м, как же нам назвать сие действо? — Хина невинно улыбнулась и склонила голову набок. Практически сразу она просияла и, подпрыгнув на месте, радостно объявила: — А, знаю! Давай назовём казнь так же, как наиболее подходящий ей аккомпанемент? Итак, — торжественно начала она, — время казни! Sweet dreams! Ты ведь помнишь эту песню, да, Тау? — с ухмылкой уточнила она и, набрав в лёгкие побольше воздуха, запела:— Sweet dreams are made of thisWho am I to disagree?I travel the world and the seven seasEverybody's looking for something! В этот момент правая рука Хиганбаны скользнула с плеча Тау по её руке — фарфоровой трубе на шарнирах, лишь имитирующей человеческую конечность, — а место на плече заняла левая. Пальцы Хины буквально впились в предплечье Тау, а затем безжалостно потянули руку в направлении от тела. Хина хотела оторвать Тау руку. Она приложила к этому все свои силы. Её собственные пальцы дрожали от напряжения, она закусила губу и нахмурила брови, не отводя сосредоточенного взгляда от лица Тау. Бесспорно, фарфоровое тело было сделано качественно, поэтому Хине было настолько сложно оторвать его часть. Однако выражение боли и страдания на лице Тау вполне окупало затраченные усилия. Хиганбана с наслаждением наблюдала, как по щекам куклы перед ней не прекращая текут слёзы, как она кусает губы, чтобы не закричать, как между её бровей появляется серая трещинка — то, что у человека было бы морщиной. "Да уж, поистине искусная имитация... — подумала Хина. — Всё-таки, несмотря на свою ничтожность как личность, отец действительно умелый мастер". Почти неразличимый в грохоте разрушений, раздался хруст, и Тау не смогла сдержать крика. Ещё одно усилие — и Хиганбана чуть не упала на спину, сжимая фарфоровую руку в белой перчатке. Тау в ужасе смотрела на эту картину. Всё это просто не укладывалось в голове: прямо перед ней сидит её злейший враг с выражением усталого блаженства на лице и держит её собственную конечность, которая всего мгновение назад была надёжно прикреплена шарнирами к её плечу. "Это какой-то кошмар..." — страдальчески думала она, чувствуя ужасную боль в левой половине туловища, жгучую и мучительную. — Что скажешь, Тау? — насмешливо спросила Хиганбана, тяжело дыша. — Это тебе очень и очень скромное воздаяние за Марти. А теперь... — Хина отбросила руку на пол (гулкий стук растворился в грохоте падающих частей потолка), вновь нависла над Тау и с безумной улыбкой заявила: — Время осознать, что это — только начало! Тау нервно сглотнула, при этом всхлипнув. — Ты точно сумасшедшая! — в бессильной ярости просипела она. Хиганбана криво ухмыльнулась. — Возможно, — пожала плечами она, а затем смерила Тау долгим взглядом, и вдруг пугающе спокойно заявила: — А знаешь, меня всё-таки бесит, что твоё лицо — копия моего. Премерзкое чувство, будто я сейчас вижу перед собой своё напуганное отражение. Надо это исправить! — заключила она с невинной улыбкой и протянула руки к лицу Тау. Тау напряжённо следила взглядом, как ладони Хиганбаны нежно обхватывают её щёки, как скользят чуть выше, как большие пальцы обеих рук касаются её век... А в следующий миг из груди Тау вновь вырвался полный боли крик. Хиганбана поддела ногтями её веки и надавила на стёкла глаз. Тау кричала, пыталась дёргаться, пыталась препятствовать, но её сил хватало лишь на то, чтобы жалким образом передвигать своё тело на какие-то миллиметры. Этого определённо не было достаточно, чтобы помешать Хиганбане с восторженной улыбкой безжалостно вдавливать её глаза в глазницы. Большее, что сумела сделать Тау, — с отчаянным воплем выгнуться в спине и слабо дёрнуть рукой, когда кусочки бело-голубого стекла провалились внутрь её головы. На их месте теперь зияли пустые чёрные глазницы, придающие её лицу жуткий вид. Как в её самых страшных кошмарах, окружающий мир окрасился чёрным, а в ушах тем временем настойчиво звенел тихий безумный смех Хиганбаны. — А теперь — слабое, жалкое, ничтожное подобие мести за Орхидею! — объявила она, касаясь правого плеча Тау. Тау ожидала нечто вроде первого отрывания руки. Впрочем, она практически не ошиблась — разве что в этот раз получилось изощрённее. Хиганбана не просто тянула её правую руку — она выкручивала её, явно смакуя процесс и наслаждаясь болезненными криками Тау, которая только и могла, что тщетно пытаться сбросить её с себя. Тау больше не видела лицо Хиганбаны, но в её памяти отпечаталась полная безумия улыбка, растягивающая красно-чёрные губы в уродливую дугу, напоминающую серп. Ногти впивались в правую руку Тау, будто конец этого серпа, и ткань перчатки совсем не смягчала боль. Будь на месте Хиганбаны кто-нибудь другой, возможно, ему бы не удалось тянуть с такой силой; однако отец сделал обе руки Хиганбаны активными, поэтому нынешнюю пытку она осуществляла так же ловко, как и первую. И даже усерднее — в конце концов, речь шла о мести за смерть её самой дорогой сестры. "Боже, пусть это уже просто закончится!" — в какой-то момент в отчаянии подумала Тау. Она уже больше не могла выдержать эту боль, пронизывающую её тело с обеих сторон: слева, где не утихли ощущения оторванной руки, и справа, где всё новыми и новыми вспышками горела отрываемая. Именно поэтому миг, когда ухо уловило знакомый хруст отделяющейся от туловища конечности, измученная Тау встретила с облегчением, а не с ужасом, как было в первый раз. После этого Хиганбана ненадолго застыла. Она разглядывала результат своих действий. Тау лежала перед ней без рук, с пустыми тёмными дырами на месте глаз, со скривившимися от боли губами — полная противоположность той насмешливой и надменной кукле, которой она представала перед всеми ранее. Теперь от её величия не осталось и следа: униженная, изломанная, она просто валялась на троне, как старая выброшенная игрушка, и с трепетом ожидала окончательного приговора. Её палач, Хиганбана, не мог не ликовать от такого зрелища: она пришла сюда, лелея мечту увидеть своего главного врага именно такой, — и вот мечта сбылась. "Жаль только, что для этого пришлось пожертвовать невинными искалеченными жизнями", — с горечью подумала она. Во время этой небольшой передышки у Тау было достаточно времени, чтобы окончательно осознать: для неё всё кончено. Боль и грохот смешались в одно мучительное чувство отчаяния. Лишившись глаз, Тау была полностью ослеплена, и теперь вокруг неё была лишь сгущающаяся чернота. Она будто вернулась в то ужасное время, когда её окружал враждебный мир Хиганбаны, тьма которого таила в себе бесчисленные угрозы. "Только не этот ад!" — трясясь от животного страха, думала Тау, ожидая дальнейших действий Хиганбаны. Внезапно она ощутила лёгкое, почти нежное прикосновение в центре туловища. Тау вздрогнула всем телом и невольно напряглась. Хиганбана задумчиво водила пальцами по туловищу Тау. Наконец она небрежно, как бы невзначай проговорила: — Кстати, раз уж у нас с тобой одно и то же тело, которое ты сейчас копируешь, то и след от убийства у нас с тобой общий, верно? И в этот момент Тау ясно осознала, чего хочет Хиганбана. От подобной мысли её губы невольно искривились, задрожали, а затем с них сорвался тихий мученический стон. Видя, каким ужасом исказилось лицо Тау, Хиганбана злорадно улыбнулась, оскалив зубы. В этот момент её пальцы как раз нащупали неровность на гладком фарфоровом теле, и улыбка стала ещё шире. Тау не успела ничего сообразить, а Хиганбана уже с наслаждением впилась кончиками пальцев в трещину на её туловище. Ткань платья будто не казалась Хине особым препятствием — она просто разорвала её, пусть и с некоторым усилием. Услышав треск рвущейся одежды, Тау всхлипнула и зажмурилась — впрочем, в этом не было особого смысла, ибо она всё равно ничего не видела без глаз. А в следующий миг пальцы Хиганбаны, словно когти безжалостного хищника, уже надломили трещину на бледном фарфоре, чтобы добраться до того, что скрывала оболочка, — до небольшого сгустка магической жизненной энергии. До души Тау. Хигабнана довольно долго копошилась в теле Тау в попытках ухватить этот небольшой огонёк жизни, причиняя новую невыносимую боль. Наконец, она схватила его, впившись ногтями. Не заботясь о сохранности тела Тау, слабо извивающейся от боли, Хиганбана буквально вырвала свои руку из трещины, окончательно разрушив сегмент туловища. Крик Тау, сравнимый по громкости с грохотом царящего вокруг хаоса, ударил по ушам Хиганбаны, заставив её поморщиться. Впрочем, он не был единственным источником дискомфорта на данный момент. Сгусток энергии в руке Хиганбаны всеми силами противился происходящему, будто стараясь вдвойне и за обездвиженную оболочку: он бешено пульсировал, как настоящее человеческое сердце, и горел, как огонь, обжигая ладонь и пальцы Хины. Он стремился вырваться, избавиться от угнетателя. Хина чувствовала себя так, будто сжимала в руке маленькое солнце, так напоминающее живой расплавленный металл. Внешне душа Тау действительно походила на маленькую, сияющую белым светом планету, окружённую поясом спутников-искорок, впивающихся в ладонь Хины тысячей шипов. Но несмотря на боль, Хиганбана не собиралась выпускать её из рук просто так. Душа Тау — трофей победителя, отнятый у побеждённого. Хиганбана уже точно решила, как она им распорядится. Внезапно со стороны Тау послышалась усмешка. Хина оторвалась от созерцания сгустка энергии и с недоумённо вскинутыми бровями взглянула на поверженную соперницу. Тау выглядела по-прежнему жалко, но теперь в её лице кое-что изменилось. Обрамлённый чёрно-красными губами рот был приоткрыт в безумной улыбке, пустые дыры глазниц словно глядели прямо на Хиганбану. Зияющая чернота смотрелась пугающе. А Тау с неожиданно вернувшейся к ней насмешливостью проговорила: — Что ж, на этот раз победа за тобой. Вот только то, что ты собираешься сделать, не уничтожит меня окончательно. Я буду существовать вечно в твоём мире. И однажды я обязательно вернусь за реваншем. Хиганбана задумчиво смотрела в лицо Тау, склонив голову набок. Тау не нужно было видеть её, чтобы знать, что это так: она слишком хорошо понимала характер Хиганбаны, пусть и с некоторыми упущениями — в конце концов, она столько времени просуществовала во внутреннем мире седьмой куклы! Тау не сомневалась, что сейчас её злейший враг всерьёз озадачен тем, как быстро она пришла в себя после сокрушающей правды об отце. А эта правда действительно принесла ей много боли. Осознать, что всё, к чему она столько стремилась, лишь иллюзия — слишком болезненно. Однако пока Хиганбана наслаждалась своим триумфом, Тау успела вспомнить ещё одну важную вещь: даже если отцу всё равно, это не стирает всех страданий, которые она пережила в мрачном безумном мире. Именно поэтому она и смогла найти для себя новую цель: даже если это не вознесёт её в чьих-либо глазах, личная месть Хиганбане полностью удовлетворит Тау. Всё это прекрасно читалось по её лицу, так что Хиганбана без труда поняла, о чём думает Тау и что так подняло её дух. Хина усмехнулась. Сильнее впившись пальцами в огонёк жизни своего врага, Хиганбана склонилась к уху Тау и с жестокой нежностью прошептала: — Я знаю, что ты не исчезнешь. Надеюсь, тебе удастся сохранить рассудок в твоём личном аду... снова. Буду ждать твоего возвращения. Если, конечно, ты переживёшь встречу с теми монстрами моего сознания, родившимися после моего убийства. — Хина резко выпрямилась и с невинной улыбкой воскликнула: — Надеюсь, вы поладите с Чеширом! На этих словах она не сдержалась и, прищурившись, безумно рассмеялась. Тау же, думая о перспективах своего существования, вспоминая весь ад тех лет и все его ужасы, мучительно застонала, и из пустых глазниц против её воли брызнули слёзы — это всё ещё было возможно, так как для куклы слёзы — лишь имитация, не нуждающаяся в наличии глаз. Наблюдая за этим, Хиганбана получала несказанное удовольствие. Она практически дрожала от экстаза, думая о том, как будет мучиться Тау от следующих её действий. Её дыхание участилось, рука, сжимающая душу Тау, затряслась, всю её охватило нетерпение. И всё-таки Хиганбана умышленно доводила себя до состояния безумного томления, чтобы в полной мере насладиться моментом. Старательно сдерживаясь, чтобы не слишком торопиться, она медленно поднесла огонёк к губам (тот запульсировал сильнее), затем разомкнула их... и, сделав глубокий вдох, торопливо проглотила, будто горькое лекарство. Едва её зубы пронзили сердце Тау, та истошно закричала. Всё её тело забилось в конвульсиях, она ощущала, как её буквально раздирает изнутри, как само её существо поглощается и разрушается. Невыносимо, мучительно больно. Её словно сбросили в адское пламя, насквозь пропитав тело бензином, а внутрь залили расплавленное золото. "А ведь в первой казни я утопила ту девчонку именно в расплавленном золоте..." — промелькнуло на периферии сознания Тау. Мысль о том, как всё начиналось, стала последним, о чём она подумала в своей жизни. Хиганбана ещё некоторое время смотрела на мёртвое тело перед собой. От Тау осталась лишь пустая оболочка — теперь она действительно являлась ничем большим, чем простой фарфоровой куклой. Хина отрешённо смотрела на неё, подавляя желание выплюнуть ту душу, которую она только что поглотила. Выплюнуть, вырвать её из себя, соскоблить со стенок своего тела: рта, горла, туловища. Горький, тошнотворный вкус наполнял всё её нутро, но Хиганбана прекрасно понимала: ей ни за что нельзя выпускать наружу душу Тау. Она должна нести этот крест до конца. "В конце концов... именно я не разобралась с этой проблемой в самом начале, когда ещё можно было предотвратить смерти незамешанных людей, — думала Хина, медленно закрывая глаза. — Так что это именно мой грех, и искупать его тоже мне". Хиганбана слезла с тела Тау и переползла к подлокотнику трона. На неё накатила безумная усталость, все силы покинули её. Хина скрестила руки на подлокотнике и опустила на них голову. Некоторое время она пыталась прийти в себя, привыкая к чувству тяжести, навалившейся на плечи, к мерзкому привкусу во рту... и к мыслям о том бремени, которое она на себя взвалила. Внезапно на её губах расползлась улыбка, вымученная, но полная искреннего тихого счастья. — Я сделала это, — прошептала она торжествующе и в то же время горько. — Я убила её. Я исполнила нашу мечту, Дея. Как жаль, что ты этого не увидела... В грохоте тряски послышался всхлип.