hope (1/1)

Небольшую комнату буквально заливала музыка. Она заполняла собой всё: не заправленную постель, заваленный бумагой и книгами компьютерный стол, книжные полки, шкаф с зеркальной дверцей — и совершенно обыкновенная обстановка превращалась в кладезь звуков, издаваемых бодрым инструментом. Но не только сама энергичная мелодия привлекала внимание слушателя. Помимо неё, ему нравилось наблюдать за гитаристкой. Быстрые переборы струн тонкими пальцами; спадающие на лицо из-за тряски головой пряди чёрных волос, которые девушка даже не трудилась хоть как-то откидывать, вместо чего просто закрыла глаза; сосредоточенное выражение лица, меняющееся лишь в двух случаях: при удачной, на взгляд самой девушки, части — на довольное и безмятежное, на особенно сложных моментах — на суровое и нахмуренное, непременно сопровождающееся облизыванием губ. Марти сидел в кресле на колёсиках и с удовольствием вслушивался в гамму звуков. Он особенно любил такие моменты, когда его старшая сестра Рэм играла на гитаре, а он мог наслаждаться этой музыкой. Более ценным эти домашние концерты и репетиции делало то, что в их время не так уж много людей любили традиционную музыку, отдавая предпочтения всяким электронным композициям. Конечно же, обыкновенные инструменты всё ещё прекрасно существовали, но постепенно переходили в раздел менее популярных, в какой в своё время попали скрипки, пианино, вытесненные более энергичными по звучанию и простыми в игре гитарами. Теперь же, в век высоких технологий, сами гитары постигла та же участь. И всё-таки в этом доме звуки струн раздавались действительно часто. Виной тому была Рэмилия Фебфлауэр — любительница игры на гитаре. Из домашних никто не возражал — в конце концов, здесь все в той или иной степени любили подобную музыку. Особенно в этом плане выделялся Марти. Едва заслышав очередную мелодию, он всегда невольно останавливался. Частенько он заходил в комнату, где Рэм практиковалась в игре, и тихонько присаживался где-нибудь в углу, чтобы послушать. В этот день всё произошло ровно так же, как обычно. Рэм тренировалась играть очередную любимую песню, Марти пришёл на этот мини-концерт. Закончив играть, Рэмилия сделала глубокий вдох и, откинув чёлку, открыла глаза. Марти возвестил о своём присутствии сдержанными аплодисментами. Заметив его, Рэм смутилась. — И как тебе всегда удаётся так бесшумно пробираться... — пробормотала она, снимая ремень гитары с плеча. Марти довольно улыбнулся. — Ну, если бы ты смотрела вокруг во время своих репетиций, то поняла бы, что мои шпионские навыки близки к нулю, — заявил он. — Гляди, как бы к тебе не пробрался кто менее доброжелательный. Маньяк, например, — добавил он с коварной ухмылкой. Рэм поставила гитару к стене и повернула голову к брату, поджав губы. Марти улыбался ей как всегда нагло. Рэм вздохнула и, ничего не говоря, опустилась на кровать. В её взгляде читался немой вопрос. Видя это, Марти спустил ноги с кресла и вмиг посерьёзнел. — А вообще, я тут ещё кое-что рассказать хотел, — начал он. Рэм заинтересованно подалась вперёд. — Короче, я подумал над твоей идеей... — И-и? — поторопила Рэм, видя, что он собрался выдержать таинственную паузу. Марти постарался придать себе как можно более небрежный вид, но невольно напрашивающаяся на губы довольная улыбка и возбуждённый блеск в глазах выдавали его с головой. — Я счёл её... Господи, да это просто шикарно! — роли хладнокровного английского джентльмена он не выдержал и тут же перешёл на восторженный тон. Марти всплеснул руками, крутанулся на стуле и довольно протянул: — Я понял, чего мне не хватало всё это время — барабанных установок. Твоя гитара сама по себе — это, конечно, здорово, но без ударных действительно тускловато. Так что я готов помочь тебе в этом нелёгком деле и подарить музыке немного выразительности... Нет, ты определённо гений! — не выдержал он и вновь повернулся к сестре. Рэм польщённо улыбнулась. — Ну, я и не сомневалась в этом... — усмехнулась она, с деланным смущением отводя взгляд в сторону. Марти на это лишь покачал головой. Тогда Рэм уже более серьёзно проговорила: — Тогда надо сказать родителям, чтобы дарили тебе на день рождения барабаны. До конца февраля у нас ещё куча времени, так что все шансы на это есть. Я, со своей стороны, обещаю на свой день рождения не просить ничего дорогостоящего, — Рэм выпрямилась и торжественно положила руку на сердце. Марти благодарно улыбнулся ей. Его собственный день рождения приходился на конец февраля, а его брата с сестрой — на тот же месяц, но более ранние даты, так что он всерьёз беспокоился, что, не успей он вовремя попросить свой подарок, у родителей просто не хватит на него бюджета. Рэм была с ним на одной стороне. Оставалось решить другой вопрос... — Надеюсь, Уилл не решит, что ему позарез нужен рояль, — криво усмехнулся Марти. — Рояль? Нет, ну я, конечно, может и садист, но не настолько, чтобы мучить своих бедных музыкальных родственников своей безнадёжной игрой... Услышав голос со стороны двери, Марти едва не упал со стула от неожиданности. К счастью, максимальное проявление его испуга выразилось вздрагиванием. Затем он перевёл взгляд с Рэм на опершегося о дверной косяк Уилла и недовольно пробурчал: — Ну и кто тут ещё подкрадывается... Тем временем Уилл отделился от стены и, пройдя к своим родственникам, опустился на кровать рядом с Рэм. На замечание Марти он небрежно пожал плечами. Из всех Фебфлауэров именно Уилла было сложнее всего назвать незаметным — габариты сильно бросались в глаза. И всё же Уилл умел иногда передвигаться настолько бесшумно, что дал бы фору своим тощим брату и сестре. Сейчас старший из троицы переводил задумчивый взгляд с Рэм на Марти, словно прикидывая что-то в уме. Рэм быстро стала нетерпеливо ёрзать на месте. Марти же сохранял внешнее самообладание, внутренне сгорая от волнения. Сейчас ему казалось, что его будущее зависит целиком и полностью от Уилла, и ему стоило огромных усилий не начать грызть ногти от нетерпения. Наконец, Уилл вздохнул и, прикрыв глаза, небрежно начал: — Ну, раз уж вы двое обо всём договорились, то я не в праве препятствовать. Хотите сделать из Марти звезду современного рока? Я в деле, — Уилл не удержался и довольно улыбнулся. Рэм торжествующе вскинула руки и не сдержала победоносного: "Йес!" Марти попытался умерить проявление своего восторга, но на губы просто просилась широкая счастливая улыбка. Внутри него росло воодушевление, когда он представлял, как будет аккомпанировать Рэм, когда она играет на гитаре или поёт. "Конечно же, периодически роль вокалиста будет передаваться мне, — самоуверенно подумал Марти. — Да и дуэты теперь у нас будут чаще..." Он уже вовсю размечтался о своих будущих музицированиях и совершенно не заметил взгляда своего брата. А Уилл смотрел на него с заботой и невольно начинал радоваться сам, наблюдая за радостью Марти. Наконец, Уилл поочерёдно взглянул на сестру и брата и предложил: — Ну, раз уж такое дело, как насчёт отметить сделку? — Винца? — оживился Марти, тут же подавшись вперёд, отчего кресло немного проехало в направлении кровати. Рэмилия поморщилась. — Давайте лучше, как обычно, чайку? — предложила она, поднимаясь. — Эри недавно пыталась напоить меня, но вкус меня совершенно не впечатлил. Её братья также поднялись со своих мест. Марти с усмешкой пожурил её, качая пальцем: — Какая ты нехорошая девочка, Рэми! Тебя угощают, а ты не делишься с братьями... — Меня больше волнует, что мою младшую сестру пыталась споить подозрительная ведьма из другого мира... — пробормотал Уилл. Марти в два шага оказался рядом с ним и, ловко пихнув того в бок, лукаво заметил: — А ты мог бы поговорить со своей девушкой, чтобы таких прецедентов не повторялось, а, Уиллард? Кстати, как там у тебя с ней дела? Уилл вздрогнул, а затем смущённо отвернулся. Марти беззлобно посмеялся. А Рэм тем временем вышла из комнаты, чтобы заварить чай. "Всё просто не может быть лучше", — думал тогда Марти.*** Портал закрылся за его спиной с характерным звуком, и Марти ступил на блестящий мраморный пол, вопреки своему виду, совершенно не скользкий. Обычно, приходя сюда, он некоторое время в лёгком смущении стоял на месте и просто оглядывал высокие стены светлых помещений, непременно выкрашенные в мягкие тёплые цвета, так подходящие хозяйке здания. Но сейчас он решительно направился прямо в столовую — место, где большую часть времени находилась молодая по меркам высших существ ведьма (по крайней мере, так было, когда Марти приходил сюда). Бросив на ходу неразборчивое приветствие встретившейся на пути Урсуле, Марти дошёл до дверей столовой и резко распахнул их. Громкий звук привлёк хозяйку, и Юджина, сидящая за дальним концом стола, подняла голову. С привычной радушной и в то же время смутно печальной улыбкой, которую в обычной ситуации Марти счёл бы очень привлекательной, она поприветствовала гостя. Но, встретившись с ним взглядом, Юджина осеклась на полуслове и насторожилась. Марти выглядел крайне встревоженным: он тяжело дышал после бега, его тело била дрожь от нервов и усталости, светло-серые глаза помутнели. Он взглянул на Юджину с болезненной мольбой и безо всякого предупреждения, задыхаясь словами, в панике заговорил: — Что-то случилось! Что-то странное произошло с Уиллом и Рэм... Ещё вчера всё было нормально, а сегодня они просто не проснулись! Они словно... мёртвые. — От этой фразы его передёрнуло, настолько пугала его эта мысль. С каждым его словом Юджина бледнела всё больше. У неё словно погасили улыбку, и губы сжались в тонкую линию, а глаза с опущенными уголками, обычно так ласково прищуренные, расширились от ужаса. Марти прекрасно осознавал причину её беспокойства: за короткий промежуток времени, что они встречались, она действительно всем сердцем полюбила Уилла, её чувство эволюционировало из симпатии и переросло в нечто серьёзное. И, конечно же, Марти не мог не понимать, как сильно напугает Юджину весть о случившимся бедствии. Вот только именно её отношение к его брату и заставило Марти обратиться к ней. Он надеялся, что Юджина и Эрика, имеющие некоторые знания и даже связи в мире магии, помогут разобраться в странном феномене, произошедшем с довольно близкими им людьми. Тем временем в обеденном зале появилась и вторая обитательница этого небольшого мира — как всегда с шумом и аурой жизнерадостности. Вот только её беспечность тут же улетучилась, когда она заметила состояние своей старшей сестры и гостя. — Что-то случилось? — спросила Эрика, заложив руки за спину и склонив голову набок. Её брови были слегка нахмурены, выражая озадаченность и лёгкую тревогу. Марти принялся торопливо повторять своё объяснение ситуации. Эрика с таким несвойственным ей серьёзным выражением лица выслушала его, а затем понимающе кивнула и громко позвала: — Урсула! Кукла ведьмы явилась в мгновение ока. На её лице читались немой вопрос и волнение. Эрика взмахнула рукой и, подобно какому-нибудь генералу отдала приказ: — Урсула, сходи в Книжный город за историей мира вот этого парня, — она кивнула в сторону Марти, который на это нервно сглотнул, и, погрозив пальцем, предостерегла: — И смотри, ничего не перепутай! Это вопрос жизни и смерти моей подруги и парня Джи, так что... — П-поняла! — решительно отозвалась Урсула и принялась что-то нашаривать у себя под фартуком. Марти и Юджина с трепетом следили за ней взволнованными взглядами. Сейчас они прекрасно понимали, что действия Урсулы являются первым шагом на пути к разгадке странного состояния их близких и их спасению, так что горничная Эрики стала для них на данный момент практически единственным значимым предметом во всех существующих вселенных. А Урсула тем временем, похоже, добралась до нужного предмета — точнее, до одного из многочисленных карманов на внутренней стороне фартука, где он хранился. Вот только даже с его внешней стороны было видно, как её пальцы вдруг застыли, видимо, не ухватив объект поисков. На лице Урсулы появилось испуганное выражение: фиолетовые глаза расширились, губы задрожали, словно она вот-вот расплачется, и, не будь её лицо по природе своей совершенно белым, несомненно, оно бы побледнело. Ничто сейчас не могло вселить в сердца стодвадцатилетней ведьмы и двенадцатилетнего мальчика такого ужаса, как это выражение у той, на кого они возложили все свои надежды. Урсула тряхнула головой, пытаясь отогнать мысли о худшем, и возобновила поиски. Но чем дольше это продолжалось, тем сильнее нервничали Марти и Юджина. Эрика всё это время следила за своим фамильяром, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая носком туфли по полу. Наконец, ей надоело наблюдать замешательство и панику Урсулы и она недовольно спросила: — Что ты там так долго копаешься? Урсула вздрогнула, от её тона ещё сильнее занервничав. Она тут же бросила поиски, прижала руки к груди и с затравленно бегающим взглядом призналась: — Я... не могу найти пропуск... От это заявления внутренности Марти будто рухнули вниз. Его ноги подкосились, и ему пришлось схватиться за спинку ближайшего стула, чтобы не упасть. Его объял животный ужас. Он ещё не был уверен, насколько всё плохо, но чутьё подсказывало, что всё близко к полнейшему краху всех надежд. От внезапной мысли, что его брат с сестрой останутся в том жутком состоянии навсегда, он мигом вспотел. Под ложечкой засосало. А пока Марти находился в состоянии, близком к панике, Эрика буравила свою подчинённую недобрым взглядом. Урсула дрожала, чувствуя себя ужасно виноватой и напуганной. А Юджина, стараясь не поддаваться дурному предчувствию, закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на своих ощущениях. Её руки дрожали, а сердце едва билось от волнения и тревоги, но она попробовала успокоиться. Юджина хотела выяснить, не обронила ли Урсула свой пропуск где-то в этом мире. Юджина Октавиан по меркам ведьм была крайне слабой из-за изначальной нерасположенности к магии. Стоило ей выйти из своего небольшого мира, она тут же теряла практически все свои колдовские способности и становилась едва ли лучше обычного человека — разве что с повышенной регенерацией да умением изменять собственное тело, а также небольшим бонусом в виде Амели. Но когда дело касалось её собственного измерения, Юджина выглядела практически всесильной: она была способна воздействовать на всё неживое и живое, что к нему принадлежало, в том числе своё тело. Она обладала совсем небольшим кусочком этого безграничного моря вселенных, но в нём она могла творить практически что угодно. Её связь с ним была также феноменальна: Юджина имела способность чувствовать всё, что происходит на её территории, даже полёт бабочки, если не была сильно увлечена каким-то делом. Даже неодушевлённые объекты попадали под это умение, когда Юджина хорошо сосредотачивалась. Ничто не могло укрыться от хозяйки измерения в нём, и сейчас ведьма как раз занималась таким поиском. Вот только когда она закончила, результаты оказались неутешительны. Юджина медленно раскрыла глаза и с выражением обречённости на лице хрипло проговорила: — Его нет в этом мире... Урсула вновь задрожала, окончательно поддавшись панике. Эрика взглянула на сестру широко распахнутыми глазами и, поняв, что та не шутит, перевела яростный взгляд на фамильяра, отчего та сжалась. А Марти окончательно не выдержал и опустился на стул. Несколько секунд он смотрел на Юджину: та виновато опустила голову, словно боясь встретиться с ним взглядом. Наконец, Марти осознал, что случилось нечто ужасное, нечто непоправимое. Он поставил локти на стол перед собой, невзирая на правила приличия и находящиеся тут же тарелки со сладостями, зарылся пальцами в волосы, зажмурился и обречённо застонал. А Эрика успела подойти к Урсуле и обрушить на неё весь свой гнев. Горничная дрожала, как осиновый лист, и с слезами в голосе оправдывалась: — Я н-не знаю, где он м-может быть, госпожа Эр-рика... П-правда... Ещё позавчера он был тут, я проверяла, а с-сегодня... — Как ты могла его потерять за два дня неизвестно где, если ты даже не покидала это измерение?! — вскричала Эрика, махнув рукой будто для того, чтобы ударить (хотя она никогда и не била Урсулу, а просто имела привычку активно жестикулировать). Её лицо было искажено яростью. Сейчас её ужасно бесили оправдания Урсулы, её плаксивый голос, её дрожащие коленки и влажные глаза. Последняя фраза привлекла внимание Юджины. Неожиданно голос хозяйки измерения отчётливо раздался в возникшей на мгновение паузе в череде обвинений и оправданий. — Если то, что говорит Урсула, — правда, то есть только одно объяснение случившемуся: кто-то проник в измерение, пока я отвлеклась, и выкрал пропуск, — гробовым тоном объявила Юджина. Все взгляды тут же обратились в её сторону: полный раскаяния — Урсулы, удивлённый — Эрики и полный ужаса — Марти. По виску единственного человека в этом месте скатилась крупная капля пота. У него уже не осталось сил, чтобы дальше впадать в отчаяние, и потому он лишь в исступлении смотрел на девушку перед собой. Юджина сейчас выглядела как никогда измождённой: она вся ссутулилась, закрыла лицо руками и не шевелилась. Она чувствовала свою вину в случившемся. "Если бы только я лучше защищала свой мир!.." — в отчаянии думала она, кусая губы. Наконец, момент первичного шока прошёл, и Эрика резко развернулась к Урсуле, злобно зыркнув на свою горничную. — Чего стоишь?! Иди в библиотеку и, если Гретель там, попроси новый пропуск! — рявкнула девочка. Урсула подскочила и поспешила выполнять требование госпожи: сильнее злить Эрику ей совершенно не хотелось. А сама Эрика отвернулась и, раздражённо щёлкнув языком, проворчала: — И почему от этой девчонки столько проблем? С таким фамильяром меня ни одна адекватная ведьма не будет уважать... На Марти эта фраза подействовала, как красная тряпка на быка: его разозлило, что Эрика сейчас беспокоится о такой ерунде, когда на кону жизнь в том числе её подруги. Он резко поднялся с места и гневно поинтересовался: — Тебе не кажется, что престиж и чья-то жизнь — понятия несопоставимые? Эрика резко повернула к нему голову, удивлённо хлопая ресницами. Марти смотрел на неё с осуждением. Будь у него сейчас другое выражение лица, Эрика, возможно, быстро бы забыла о его словах и переключилась бы на что-нибудь другое, как она обычно делала. Но осуждение было именно тем, чего она не могла простить кому-либо постороннему. Марти осознал, что ляпнул лишнего, благодаря сошедшимся на переносице Эрики бровям. Внезапно она за пару шагов преодолела расстояние, отделяющее её от него, и, остановившись прямо напротив, с неожиданной жёсткостью и презрением взглянула в его лицо. Марти нервно сглотнул, невольно почувствовав страх перед ведьмой, в которой другие видели огромный магический потенциал. А Эрика тем временем холодно и отчётливо произнесла: — Послушай, Мартин. Тебе, возможно, кажется нормальным не пытаться заявить о себе и удержать свой статус, но, думаю, твоё мнение быстро бы изменилось, проторчи ты в этой дыре сотню лет. Эрика хмыкнула и резко развернулась. Запрокинув голову назад, она прикрыла глаза и скучающе протянула: — Ладно, пока Урсула копается со своим пропуском, быстрее будет просто узнать всё самой. Я в Книжный город! — бросила она сестре, растворяясь в воздухе. Марти некоторое время стоял, как вкопанный, пытаясь осмыслить то, что услышал от Эрики. В его голове просто не укладывалось, как можно быть настолько эгоистичной и жестокой. Вдруг позади послышался слабый голос Юджины. — Пожалуй, мне стоит проверить, не пропало ли из моего мира что-нибудь ещё... — проговорила она. Марти повернулся к ней, и она попыталась изобразить на лице ободряющую улыбку. — Не волнуйся, я обязательно скажу тебе, когда выясню что-нибудь о Уилларде и Рэмилии. Это может занять время, даже не один день, так что можешь пока вернуться домой. Я дам знать. Сердце Марти сжалось от её выражения: поддержки не получилось. Скорее, его можно было назвать жалким. В глазах Юджины читались беспокойство и боль. "Это из-за слов Эрики..." — догадался Марти о второй причине. Да, несомненно, Юджину ранило то, что Эрика назвала дырой мир, созданный в первую очередь ради неё. Именно сейчас Марти стало действительно жаль эту грустную девушку, к которой так наплевательски относилась её любимая сестра. Ему даже захотелось сказать Юджине что-нибудь ободряющее, но слова упорно не приходили на ум. Несколько секунд поколебавшись, Марти, наконец, кивнул и медленно направился в сторону выхода. Именно с этого момента привычный мир для слабой ведьмы и почти обычного человека начал рушиться.*** Марти с усиленным вниманием изучал надписи на корешках книг, расположенных на полках у противоположной стены комнаты. Один из двух шкафов был полностью забит книгами с заумными названиями, связанными с психологией, а второй занимали поровну художественная и прочая научная литература. "И ведь он всё это точно читал..." — безразлично думал Марти, барабаня пальцами по столешнице. — Даже не посмотришь на меня? — иронично поинтересовался хозяин кабинета. Марти нахмурился и раздражённо подёрнул плечами, но ничего не ответил. Собеседник тяжело вздохнул и откинулся в кресле. Они сидели по разные стороны стола, напоминая директора школы и провинившегося ученика. Атмосфера кабинета лишь усиливала это впечатление: на стенах висели в рамках грамоты и сертификаты, стол был явно рабочим местом, на полках было великое множество книг. Вот только хозяин этого помещения не имел прямого отношения к педагогике — он был психологом. Марти хорошо знал о его способностях понимать мысли людей по их виду, именно поэтому он сел на стул боком к столу и спиной к окну, стараясь скрыть своё лицо в тени. Он пытался изображать безразличие и небольшое раздражение, стараясь не думать о том, что его, скорее всего, сейчас читают, как открытую книгу. Тем временем его собеседник также отвел взгляд и теперь смотрел в потолок. Марти знал, что это временно и, скорее всего, мужчина рядом с ним просто обдумывает свои дальнейшие действия. А пока собеседник был отвлечён, Марти украдкой скосил на него глаза. У мужчины был крайне усталый вид, его измучили постоянные переживания. Под светлыми серыми глазами, на дне которых всегда было немного печали, залегли круги, лоб исчертили морщины, тонкие губы были плотно сжаты. Даже для его сорока пяти у него было слишком много седых волос, отчётливо заметных на чёрной шевелюре. Наконец, мужчина отрывисто вздохнул, и Марти поспешил отвести взгляд, предчувствуя начало собственной пытки. От мужчины не укрылось это небольшое движение глаз, и он слегка приподнял уголки губ в улыбке. Поставив локти на стол и подперев сцепленными в замок руками подбородок, он неторопливо заговорил: — Молчишь, значит? Что ж, твоё право. И всё же я рад, что нам наконец-то удалось пересечься. В последние два года ты совсем редко бываешь дома, Марти. Марти невольно сжал зубы, но постарался не поддаваться. "Ничего, пусть выговорится. Потом он непременно меня отпустит", — думал он. — И всё-таки твоё поведение вызывает беспокойство как у меня, так и у мамы, — продолжал Робин Фебфлауэр — отец Марти.— Мы действительно волнуемся, Марти. Ты связался с мутной компанией, гробишь своё здоровье — явно ведь по выходным с ними не чаи гоняете? — перечёркиваешь будущее, чудом избежал недавно проблем с полицией, всегда ходишь то с синяками, то с царапинами, оценки в школе по многим предметам упали, потому что ты просто ничего не делаешь, несмотря на свои способности... — Как тебя волнуют мои оценки, однако... — не выдержал и съязвил Марти. Робин тяжело вздохнул и, сняв очки, устало потёр переносицу. — Я расставил пункты в порядке убывания приоритетности, а ты всё равно придрался именно к ним. Забавно. — Он усмехнулся, но в его глазах не было ни капли веселья. — Но спасибо, что хотя бы заговорил. А то я уже начал забывать, как звучит голос моего младшего сына... Марти раздражённо щёлкнул языком и ещё дальше отвернулся. А Робин выпрямился и продолжил: — Но я позвал тебя сюда не совсем ради того, чтобы отчитывать. Скорее, я бы хотел разобраться в причинах твоего поведения и убедиться, верны ли мои догадки. Марти невольно напрягся. Эти слова означали именно то, чего он опасался: его отец будет "копаться" в его голове. "Как же я это ненавижу!" — подумал он и нервно облизнул губы. — Итак, пожалуй, начнём. — Робин сцепил руки в замок на столе и приступил к высказыванию предположений. — Зачем же тебе постоянно находиться вне дома? Очевидно, потому что тебе здесь не нравится. Но почему? Подростковый бунт? Нет, это слишком поверхностное объяснение. Ненависть к собственным родителям? Но мы никогда тебя ни в чём не ограничивали, всегда прислушивались к тебе и твоим желаниям. Вспомнить только ту историю с барабанными установками, которые ты так хотел и которые мы подарили тебе даже несмотря на... сложившуюся ситуацию, — он не смог сохранить самообладание, и на этих словах его голос дрогнул. Затем он тряхнул головой и продолжил: — Да и ты ни разу не проявлял намёков на ненависть. Обиды, досаду, недовольство — бывало, но не полноценная ненависть. Скорее, периодические негативные эмоции, нормальные для любых человеческих взаимоотношений. Тогда что же? Почему ты бегаешь от собственного родного дома, как от огня? Ответ прост: ты боишься, — спокойно заключил он. Таких обвинений Марти не выдержал и, резко повернувшись, торопливо возразил: — Н-ничего я не боюсь! И тут-то он осознал, что попался в ловушку: его отец снисходительно-ласково улыбнулся и мягко поинтересовался: — Не боишься? Тогда почему так упорно убегаешь? — Да не убегаю я! — упрямился Марти, чувствуя, что всё сильнее увязает в трясине собственных заблуждений. — Мне просто весело в этой компании, вот и всё. Или ты имеешь что-то против моих друзей? — с вызовом поинтересовался он. Марти не хотел в этом признаваться даже самому себе, но в глубине души он прекрасно осознавал, какую чушь мелет. В школе он всеми силами старался найти себе занятие на вторую половину дня, с ужасом думая о том, что придётся возвращаться домой. Именно поэтому он с радостью принимал любое предложение коллектива, даже если с моральной точки зрения оно не всегда казалось ему правильным. Репетиции на ударных в школьной группе, сомнительные вечеринки с дешёвым алкоголем, подозрительные вылазки, ночные прогулки по городу, сон у какого-нибудь знакомого — всё это успел испробовать Мартин Фебфлауэр за последние два года. И чем дальше, тем хуже и... ниже. Робин покачал головой и в очередной раз вздохнул. — Интересно, действительно ли ты веришь, что они твои друзья, а не просто компания для кутежей, или понимаешь, как заблуждаешься? — пробормотал он. Марти прекрасно его услышал, но предпочёл вернуться к тактике упрямого молчания. Робин понял это и возвёл глаза к потолку. — До чего же ты упрямый, прямо как Инь... — сокрушённо вздохнул он и, зажмурившись, вновь потёр переносицу. Затем он взглянул прямо на сына и поинтересовался: — Скажи, Марти, ты хоть чуть-чуть испытываешь угрызения совести? Просто интересно. — За что же? — криво усмехнулся Марти, нагло посмотрев на отца в ответ. — Ну-у... — Робин скрестил руки на груди и в наигранной озадаченности вскинул одну бровь. — Может, потому что таким безжалостным образом убиваешь нервные клетки своих родителей. Нет, конечно, со смертью своих я уже давно смирился, но вот Сати... — В его глазах появился жёсткий огонёк, а в голосе — сталь. — Ты вообще думаешь, какую боль ей причиняет твоё поведение? Если бы это действовало лишь на меня, я бы был готов принять любые издевательства от тебя, но когда дело касается моих дорогих людей, я не могу простить измывательства над ними, даже если источник — один из них. Робин невольно сжал зубы, чтобы не сорвать гнев на сыне, и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Отношение Марти его действительно раздражало: он видел, как страдает из-за этого его жена, мать его детей, и ничего не мог с этим поделать. Максимум, что он мог сейчас сделать, это поговорить с самим Марти, но он сильно сомневался, что это даст какие-нибудь плоды. И всё же сидеть сложа руки и смотреть, как любимая женщина убивается из-за того, что двое её детей находятся в странной коме с низкими шансами пробуждения, а третий своими руками гробит свою жизнь, Робин Фебфлауэр не собирался. Именно поэтому он продолжал давить на Марти, надеясь пробудить у того хоть немного совести. — Марти... — тихо продолжил он, опустив голову. — Пожалуйста, просто постарайся не убегать от проблем, а хоть попытаться предпринять что-нибудь для их решения. Я думаю, Уилл и Рэм были бы со мной согласны... — Какая жалость, что перед тобой сейчас не Уилл, а всего лишь я, да?! — вдруг язвительно поинтересовался Марти. Робин даже опешил и поднял на сына глаза: тот смотрел на него с исказившимся от гнева лицом, весь дрожа из-за ярости. Видя недоумение отца, Марти жестоко улыбнулся и, медленно поднявшись с места, спросил: — Чего ты так удивлён? Неужели, думал, что я не вижу, кто у вас фаворит? — Марти... — пролепетал ошарашенный Робин, но Марти вновь перебил его. — Что? Что?! Я всегда осознавал, что я в этой семье третий лишний! С Уиллом и Рэм у вас всегда было полное взаимопонимание, потому что они так на вас похожи, а я вышел какой-то дефектный... Что, скажешь, не так? А может, всё-таки признаешь, что моё рождение было ошибкой, и сойдёмся на этом? Разве нет?! Марти ударил обеими ладонями по столу и с разъярённым выражением лица уставился на отца, ожидая ответа. Робин просто не знал, что и сказать. Однажды Марти уже говорил ему, что чувствует себя менее окружённым вниманием, чем брат с сестрой, но он не думал, что эта эмоция перерастёт у него в нечто подобное. Робин опустил голову и с виноватым видом тихо проговорил: — Так вот, насколько ужасно ты себя чувствовал? Прости, если у тебя сложилось такое впечатление. Правда, мне очень жаль. Ты не ошибся в том, что Уилла и Рэм мы с мамой понимали лучше, — мы ведь все довольно домашние люди, а тебе постоянно нужна свобода. И мы действительно старались дать тебе свободу. Кажется, нам удалось это плохо, раз с твоей стороны это выглядело как безразличие... Марти выслушал его и раздражённо хмыкнул. — Это уже не важно, — резко оборвал он. — В конце концов, менять что-либо уже поздно. Ваш идеальный сын сейчас в коме, и никто пока не может это исправить, а что до дефектного... Ну, думаю, вы прекрасно проживёте без меня, — холодно заявил он и безжалостно улыбнулся. — А теперь, если ты позволишь, прощай! Марти, наконец, оттолкнулся от стола и махнул рукой, словно на прощание, а затем, не слушая возражений, просто вышел, хлопнув дверью. Робин проводил сына полным боли взглядом. Несколько секунд он просто молча смотрел на дверь, а затем с тяжёлым вздохом отъехал на своём офисном кресле, чтобы открыть правый верхний ящик стола. Внутри не было ничего, кроме двух фотографий. Обе из них изображали счастливую пору его собственной жизни с семьёй. Вот только на левой он был запечатлён ребёнком вместе с сестрой и родителями, а на правой — уже с женой и своими детьми. И на обеих было по два человека, которых он потерял, — то, что он больше не увидит своих детей, он уже чувствовал. Робин с сожалением взглянул на снимки, особенно долго задержавшись на левой фотографии. — Я обещал, что буду относиться ко всем своим детям одинаково, но в итоге повторил твои ошибки... папа. — Он горько усмехнулся. — Жаль, что мне не удалось что-то исправить. Теперь и вправду всё бессмысленно. С этими словами он поддел ногтем двойное дно ящика, чтобы достать оттуда предмет, который он как раз хранил для таких случаев... Марти большими шагами пересекал коридор в направлении выхода, который был уже в зоне досягаемости, и хотел было открыть дверь, когда услышал из-за спины короткий громкий звук. Он остановился, как вкопанный, осознав, что является его источником. Всё его раздражение и бравада мигом улетучились, уступив место дурному предчувствию и подступающему к сердцу липкому страху. "Нет, быть этого не может... — в ужасе думал Марти, ощущая, как внутри у него всё холодеет. — Это просто похожий звук, ничего более... Это грохот с улицы, да? Да же?" Не в силах выдержать это ноющее чувство тревоги, Марти несколько раз сжал и разжал кулаки, а затем резко развернулся на сто восемьдесят градусов и сорвался с места, побежав к двери, из которой он пару минут назад вышел. "Пожалуйста, пусть мне показалось! Я согласен выглядеть идиотом, только пусть..." — в панике думал Марти, чувствуя подступающие к горлу слёзы. Он распахнул дверь резко, без предупреждения. И то, что он за ней увидел, подтвердило его худшие опасения. На столе, лицом вниз, лежал его отец. Вот только он делал это явно не ради простого отдыха: в его правой руке был зажат пистолет, а на гладкой поверхности стола, среди бумаг и писчих принадлежностей, растекалась быстро увеличивающаяся лужа крови. Кровавые брызги и красные ошмётки были и много где справа от стола: на мягком кресле, на стене, на небольшой части окна. Марти не раз прежде слышал этот звук на тренировках Рэм по стрельбе — звук выстрела из пистолета. И теперь этот звук забрал с собой жизнь его отца. Марти задрожал всем телом. Его охватил ужас и запоздалое раскаяние. "Ведь это именно я довёл его... Своими словами, я довёл папу..." — лихорадочно думал он, в то время как по щекам уже текли слёзы. Его зрачки сузились. Марти не отрывал отчаянного взгляда от трупа отца. Ему было тяжело стоять, поэтому он отступил назад, к стене, и прижался к ней спиной. Но это ничуть не помогло: он сполз вниз и приземлился на зад. Ему хотелось кричать, но крик застрял в горле, будто бы царапая его изнутри. Наконец, сдавленный звук всё-таки сорвался с его губ. Марти полным боли и сожаления голосом произнёс лишь одно слово: — Папа...*** На похоронах Робина Фебфлауэра присутствовало не так уж много человек. Он был достаточно замкнутой личностью и открывался только немногим близким, так что помянуть его захотели также довольно мало людей. В этот день выдалась крайне тоскливая погода: солнце скрывалось за тяжёлыми серыми облаками, ни на секунду не показываясь даже в маленьком просвете, и всё выглядело так, словно вот-вот начнётся один из типичных для туманного Альбиона дождей. Марти всё время церемонии стоял поодаль, чувствуя, что не имеет права после всего приближаться к кому-либо из родных. Он избегал встречаться с кем-нибудь взглядом, видя свою вину в произошедшем. Ему было стыдно за всё, что он делал прежде: за тот разгульный образ жизни, который он вёл последние два года, за свои жестокие слова по отношению к отцу, за боль, которую он причинил близким, за эгоизм, за бессмысленные споры. А ещё его одолевали нерешительность и волнение. Ещё полтора года назад он получил известия насчёт брата с сестрой от Юджины. Та, как и обещала, выяснила, что примерно с ними случилось. Судя по её рассказу, их души заперты в определённом мире, и шанс их вытащить есть. Вот только имелась и одна серьёзная загвоздка: это измерение окружал какой-то барьер, созданный с помощью украденной из её библиотеки книги, и пробиться снаружи было невозможно. Но и это можно было решить: это место было ловушкой под прикрытием элитной академии в Японии для талантливых учеников, существующей одновременно в нескольких мирах, в том числе и в его собственном. Если тебя выберут, ты сможешь туда попасть. И всё это время Марти тайно готовился к операции: оттачивал своё мастерство как барабанщика, напряжённо учил японский. Правда, у этого были и свои побочные эффекты, такие как изуродованные фанатичной игрой ладони и бессонница от обилия информации, но результатов он добился. А за день до похорон он как раз получил шанс поехать в страну восходящего солнца в качестве ученика по обмену. Теперь же он выжидал момент, чтобы рассказать об этом последнему живому члену своей семьи — матери. Едва последняя горсть земли была брошена, все стали потихоньку расходиться. В этот момент к Марти приблизилась женщина, на которой чёрный цвет одежды смотрелся действительно гармонично и естественно, как бы жестоко это ни звучало в такой момент. Одного взгляда на неё хватало, чтобы осознать, что они с Марти родственники, — незнающий человек даже мог подумать, что именно она его мать. Но нет, эта русоволосая женщина средних лет с старомодной причёской, правильными чертами лица и добрыми серыми глазами была его тётей, младшей сестрой отца. По забавной прихоти их родителей, её также назвали Робин Фебфлауэр, но большинство людей знало её как Инь. Она приблизилась к племяннику и ласково потрепала его по макушке. — Ну что, Марти, теперь ты остался у мамы один, — горько улыбнулась она. — Сомневаюсь, что моей поддержки ей будет достаточно, так что уж позаботься о ней, хорошо? Марти замялся, а затем неуверенно кивнул и промямлил: — Д-да... Инь вновь улыбнулась, но её печальные глаза с головой выдавали её истинные чувства. Она стала такой тогда же, когда Уилл и Рэм впали в ту странную кому: её дочь, их кузина Рэйчел, также оказалась в подобном состоянии. А Инь, заметив приближение своей лучшей подруги, с тяжёлым вздохом отправилась прочь, бросив последний взгляд через плечо на могилу брата. И вот рядом с Марти уже оказалась та, кто его всю жизнь воспитывал, — Сателла Фебфлауэр. Сейчас на её лице были измученное выражение, но при обычных условиях Марти всегда считал её идеалом красоты — разве что брюнетка, а не блондинка. Но и мягкие черты лица, и фигура с пышными формами и стройной талией его вполне устраивали, и не раз он думал, как хорошо было бы иметь похожую на неё девушку. Сати ласково улыбнулась младшему сыну и тихо поинтересовалась: — Ну и что ты собираешься делать, Марти? Будешь жить, как прежде? Марти решительно тряхнул головой. Он и так чувствовал, что потерял кучу времени впустую, и не хотел повторять ошибок прошлого. В глазах Сати появилась надежда; надежда, что он теперь не оставит её. Марти очень не хотелось её разочаровывать, но он уже набрался решимости покинуть родные места в погоне за жизнями брата и сестры. И теперь, сделав глубокий вдох, он вновь покачал головой, но уже не уверенно, а медленно. Этот его жест очень встревожил Сати, и она осторожно спросила: — Ты... что-то хотел мне сказать? Марти кивнул, но всё так же колебался, прежде чем начать, видя боль на лице матери. Затем он отвернулся и, собрав решимость в кулак, уверенно заговорил: — Мама, я... Я должен уехать. На лице Сати отразилось удивление и потерянность. Марти понимал, что разрушил её последнюю надежду на воссоединение с собой, но успокаивал себя, что результат вполне стоит этой боли — как её, так и его. Желая хоть как-то её приободрить, Марти взял её за руку и, заглянув в глаза, с виноватой улыбкой проговорил: — Прости, что оставляю тебя в такой момент. Но знаешь, это действительно нужно. Я уеду, но стану известным музыкантом. Вот увидишь, как обзавидуется Рэм, когда очнётся и выяснит, что её младший брат стал звездой без неё! Как бы опять не упала... — попытался пошутить Марти и неловко рассмеялся. Сати выслушала его с грустным выражением лица. Едва он закончил говорить, она печально улыбнулась, а затем, чуть помедлив, кивнула. Несколько секунд нерешительности — и она заключила сына в объятия. По её щекам текли слёзы, когда она ласково, полным любви и нежности голосом говорила: — Конечно, обзавидуется. Ты точно добьёшься славы, Марти. Я верю в тебя, и всегда верила. Марти почувствовал от этих искренних слов тепло, разливающееся в груди. На минуту его охватило горькое чувство того, что он совсем не хочет ехать в чужую страну, бороться в одиночку с неизвестным соперником, а хочет просто остаться рядом с мамой, которая всегда его поддержит и позаботится о нём. В порыве эмоций он также крепко обнял её и не смог сдержать слёз. "Но так надо", — одёрнул себя Марти, возвращая всю свою решимость двигаться вперёд. Если не он спасёт Рэм с Уиллом, то кто?..*** С тех пор, как Марти приехал в Японию, он стал работать над следующим шагом своего плана зачисления в "Пик Надежды". В первую очередь он постарался разорвать все связи с прошлым: ни разу не дал весточку о себе кому-либо из родных, сбежал автостопом из школы, куда приехал как ученик по обмену, заранее позаботился о фальшивой биографии. Далее он приступил к тому, что должно было сделать его популярным, — сценическому образу, который, скорее всего, станет его новой личностью. Конечно же, начал он с размышлений о внешности. "Чтобы стать знаменитостью, надо быть запоминающимся или смазливым", — рассуждал Марти. Будучи англичанином в Японии, остановиться он решил на первом — к тому же, на изменение фигуры у него не было ни времени, ни сил, а на лицо — средств. Да и в целом свою внешность он считал относительно близкой к "смазливой". Следующим шагом он сделал манеру разговора. Он долго практиковал правильный тембр голоса, пока не остался им доволен. В меру развязный, насмешливый, и в то же время мягкий и глубокий. Благодаря вокальным данным и тренировкам для Марти это не составило огромного труда, а наоборот, доставило несказанное удовольствие. Что до самих разговоров, не стоит говорить, как отброс, но и не перестараться с заумностью — во всём нужна золотая середина. Далее — характер и поведение. Марти знал, что нужно делать, чтобы очаровывать девушек, так что нацелился именно на женскую аудиторию. Надо быть очаровательным, беззаботным, с чувством юмора, в меру жестоким и при этом достаточно обходительным. А ещё вести себя, как одиночка, чтобы "жертва" думала, что спасает несчастного. "И постараться забыть про сочувствие, — говорил себе Марти. — Быть подлым, использовать все методы для достижения цели". Не считая последнего пункта, всё это более-менее соответствовало его реальному характеру, так что это так же было не слишком трудно. "В конце концов, всё это на благо, — убеждал себя он. — Когда всё закончится, я снова смогу увидеть Рэм и Уилла. Нас снова будет трое, мы все вместе вернёмся домой, мама будет очень рада нас видеть... И всё снова будет как раньше". Да, даже несмотря на готовность идти по головам и использовать самые грязные методы для достижения целей, Марти продолжал лелеять наивную мечту вернуть прошлое. Он жил лишь ради этой слабой надежды восстановить свой разрушенный мир. Он успокаивал себя тем, что, когда всё закончится, когда брат с сестрой будут рядом, он вновь станет прежним. Вот только в своей слепой вере Марти совершенно забыл, что три года жизни не могут пройти бесследно, особенно когда за это время было так много всего безнадёжно уничтожено. И всё-таки была одна вещь, разорвать связь с которой Марти так и не смог. Она была для него, словно сильнодействующий наркотик. Эта вещь — посещение мира Юджины. Марти не раз пытался просто не ходить к ней, но неизбежно срывался, лишь бы увидеть ставшую за последние несколько лет родной ведьму. И хуже всего в этой ситуации было то, что он успел влюбиться в неё, как подобает мальчишке его возраста — беззаветно, наивно, трепетно. Вся эта ситуация началась ещё с тех пор, как он только познакомился с Юджиной. В то время Эрика, которой не было позволено покидать измерение и которой было ужасно скучно в его рамках, таскала в их мир людей из разных вселенных. Марти оказался среди них вместе с братом, сестрой и кузиной. И именно их четвёрка задержалась там дольше всех, потому что Рэйчел, которая изучала порталы, оказалась знакома с парой ведьм, как-то попав в их мир в результате экспериментов. Постепенно все из Фебфлауэров и Октавиан в какой-то степени сдружились: Рэм стала подругой Эрики, Уилл начал встречаться с Юджиной, Рэйчел, которой не особенно нравилось знакомство, всё же была благодарна ведьмам за возможность изучать механизм порталов, а Марти... ну, Марти просто стал всеобщим любимчиком и душой компании, ни с кем особо не сблизившись, впрочем, как это обычно происходило с ним. И с самого начала Марти привлекла Юджина — прелестная блондинка с мечтательными глазами и мягкой грустной улыбкой. Сначала это была просто небольшая симпатия, но чем дольше Марти находился в том измерении, тем сильнее пускали в нём корни чувства влюблённости. Особенно удобряли этот безжалостный сорняк на его сердце те дни, когда он приходил туда за информацией о брате и сестре и разделял с Юджиной чувство беспокойства и общую боль. Марти сам не заметил, как всё это переросло в полноценную любовь: просто в один миг он понял, что больше не может мириться с тем, что Юджина — девушка Уилла. "Нет, это несправедливо, — говорил себе он. — С его-то отношением к ней..." И когда пришло время разрывать связи, Марти с ужасом осознал, что не может избавиться от чувства привязанности к Юджине. Если бы он это сделал, то непременно бы лишился чего-то важного, какой-то части себя. Эту боль он вынести не смог бы. "Господи, как это всё неправильно! — в отчаянии думал Марти, чувствуя себя последней скотиной по отношению к матери. — Да уж, родную мать бросил, а девушку не смог..." А самое ужасное было то, что при всей своей любви к Юджине, Марти не мог ничего сделать с её угасанием. Она таяла буквально у него на глазах: девушка похудела, побледнела, её мир, так сильно связанный с ней, пожух и потускнел — а он мог лишь наблюдать за тем, как она страдает, и чувствовать боль на сердце. И всё-таки он продолжал упрямо возвращаться, не в силах забыть, не в силах помочь, не в силах прекратить эту пытку отравляющей любовью. Тот день мало чем отличался ото всех остальных. Марти, как обычно, пришёл к Юджине, и они, как всегда, в молчании пили чай. Наверное, из-за своего отношения к этому миру Марти считал этот чай самым вкусным и ароматным. Он всегда делал комплименты Юджине по поводу напитка и сопутствующих сладостей, а та непременно вежливо улыбалась, даже в течение последних четырёх лет. И всё же эта жалкая улыбка на осунувшемся лице не шла ни в какое сравнение с её прежней радушной и светлой улыбкой. — Спасибо, что продолжаешь приходить в этот мир даже в таком неприглядном его состоянии, — нарушила тишину Юджина, чувствуя, что молчание продолжалось слишком долго и начинало становиться грубым. Обычно Марти в ответ на это лишь с лёгкой улыбкой качал головой, говоря, что это не стоит благодарностей, но не сегодня. Сегодня его слишком охватила горечь от всего происходящего. Тяжёлые мысли захлестнули его с головой, и он, не до конца соображая, что делает, вдруг опустил глаза в стол и опёрся лбом о сцепленные в замок руки. Юджина с лёгким недоумением склонила голову набок. А Марти горько усмехнулся и произнёс: — Я не мог поступить иначе... Ведь я... Я люблю тебя, Юджина, — вдруг неожиданно даже для себя признался он и тут же в смущении ниже опустил голову. Юджина в удивлении смотрела на него, не находясь, что сказать. Марти понял, что брать свои слова назад уже поздно, и скосил глаза на собеседницу в ожидании её ответа. Наконец, Юджина медленно заговорила: — Что ж, Мартин, я польщена такое слышать. Ведь я прекрасно осознаю, что в нынешнем состоянии совершенно не похожу на объект для воздыхания. Вот только мне жаль, что не могу ответить взаимностью: я люблю твоего брата. Прости. — Юджина виновато отвела взгляд. Марти молча выслушал её. Не сказать, что он не ожидал такого ответа — наоборот, он уже миллиард раз прокручивал в голове, как признается ей в любви, но в его мыслях почти всегда за этим следовал подобный отказ. И всё же в глубине его души теплилась смутная надежда, что за всё это тяжёлое для них обоих время, что он был рядом с ней, в ней зародилось ответное чувство. Именно из-за неё ему так больно было слышать отказ. А ещё в нём неожиданно закипела злоба из-за упоминания брата. Марти и сам иногда не понимал, почему разговоры о Уилле вызывают у него такое бешенство: старший брат всегда поддерживал его в трудную минуту и никогда не проявлял враждебности по отношению к нему. Но факт оставался фактом: когда речь заходила о Уилле, Марти непременно начинал задаваться вопросом: "Почему? Почему он всегда оказывается впереди? Почему все те, кого я люблю, любят Уилларда сильнее, чем меня?.." — ...Почему он всегда лучше? — непроизвольно озвучил Марти поток своих мыслей. Юджина даже опешила и осторожно поинтересовалась: — Ты о Уилларде? Марти поднял глаза и зло усмехнулся. — О ком же ещё? — хмыкнул он. — Разве не Уилл — идеальный сын для своих родителей, который всегда спокоен и аккуратен? Разве не он обо всех заботится и вообще главный альтруист? Разве внимание тех, от кого бы я его больше всех хотел получить, не на стороне Уилларда?! — Марти невольно повысил голос. Он говорил первое, что приходило ему на ум, совершенно забывая о собственных преимуществах перед братом, таких как талант к музыке и лучшая коммуникабельность, и приписывая ему те качества, которыми он вовсе не обладал. Поддавшись эмоциям, Марти выплёскивал весь накопившийся негатив по отношению к Уиллу. Наконец, он вскочил со стула, отчего тот завалился на пол, и в сердцах воскликнул: — Да моя жизнь без него будет определённо лучше! Я пойду в эту школу только ради Рэм, а он пускай и дальше гниёт в этом чёртовом мире, мне плевать! Марти осознал, что сболтнул лишнего, когда уже было слишком поздно. Едва до него дошёл ужасающий смысл собственных слов, он сам испугался всего этого и тут же повернулся к Юджине, чтобы объясниться. Вот только встретил его неожиданно холодный, полный тихой ненависти и презрения взгляд. — Убирайся отсюда вон, — безжалостно проговорила ведьма. — Юджина... — растерянно пролепетал Марти, ошарашенный резкой переменой в её отношении. Юджина нетерпеливо прикусила губу, а затем отчётливо повторила: — Я сказала: убирайся вон. Такой неблагодарной скотине не место в моём мире. Всё ещё не понимаешь? — спросила она, видя, что он не шевелится, растерянно глядя на неё. — Тогда я объясню. В первую нашу встречу ты произвёл на меня не особенно приятное впечатление. Тем, кто защищал тебя, говоря, что ты на самом деле хороший парень, был Уилл. Он делал это искренне, без какого-либо корыстного умысла. Просто потому что он действительно любил тебя. И я поверила ему. Какая жалость, что и он, и я в тебе ошиблись... — сокрушённо заключила она и, кажется, собиралась повторить своё требование, но Марти опередил её. — Но он ведь врал тебе! — в возмущении, призванном замаскировать отчаяние, воскликнул он. — Уилл встречался не только с тобой, у него ещё параллельно были отношения с Адель Тироуз! Юджина вздрогнула, её глаза расширились в удивлении от его наглости и этого заявления. Наконец, она торопливо отвернулась и с болью прошептала: — Так значит мои подозрения были верны... Но это ничего не меняет, — решительно заявила она, вновь повернувшись к Марти, и повторила: — А теперь, пожалуйста, исчезни с глаз моих, если не хочешь стать новой подставкой для ножей Амели. В этот момент за спиной Юджины возникла её верная кукла. Она буравила Марти жёстким взглядом, от неё исходила аура убийственного намерения. Было очевидно, что Амели готова исполнить любой приказ госпожи прямо здесь и сейчас. Марти сдался. Его плечи бессильно опустились, и он слабо кивнул. Понурив голову, Марти с пристыженным видом поплёлся в сторону выхода, одними губами прошептав слово: "Прощай". В этот момент он вспомнил, как четыре года назад он мысленно осуждал Эрику Октавиан за жестокость по отношению к сестре. "А ведь я только что повёл себя так же..." — с раскаянием подумал он, чувствуя, как воспоминания о счастливом времени с братом всплывают в голове. Марти понял, что теперь Уилл точно никогда его не простит. "И почему я такой кретин?" — спросил себя он, ощущая, как в глазах собираются горькие слёзы. Таким образом, последняя ниточка к его счастью была им обрублена. Я всего лишь хотел вернуть всё, как было. Вот только я в погоне за своими фантазиями совсем забыл, что нельзя восстановить то, что уже вдребезги разрушено. Это как пытаться склеить разбитую чашку. Я слишком низко опустился и преодолел точку невозврата... И почему я всегда всё ломаю? Почему когда в моей жизни что-то только начинало налаживаться, я всегда всё непременно портил? Простите меня, все. Особенно вы, Уиллард, Юджина... Дэймон, Хитаги. Да. Я был недостоин таких замечательных друзей, как вы. И всё-таки ты до последнего не презирала меня, несмотря ни на что, Хина. О лучшем друге я и мечтать не мог... Мне жаль, что я не смог тебе соответствовать.