I. ?Выбор и...? (1/1)

Вокруг было слышно лишь потрескивание, смешанное с самым неприятным гулом, как от энергетического поля… клетки?Асока резко открыла глаза, уставившись на покрытый разводами серый потолок с одной единственной тусклой лампой в самом углу крохотного помещения. Не было никакой клетки. Не было никакого энергетического поля. Это всего лишь гул старой лампы. Испытывая неимоверную тяжесть во всем теле, тогрута поднялась и села, борясь с желанием вновь рухнуть на холодный каменный пол и просто ни о чем не думать. Глаза еще не скоро привыкли к полумраку; она, будучи всегда готовой к любым неприятностям и неожиданностям на войне, теперь не могла понять, каким же образом вдруг очутилась здесь, в этом непонятном месте. Собрав все имеющиеся силы, она хотела уже вскочить на ноги, но те в самый неподходящий момент подогнулись, и она вновь повалилась на пол, задев локтем что-то, что все это время лежало у нее под боком и что она по какой-то причине не заметила раньше.Преодолев слабость и легкое головокружение, Асока присмотрелась и от ужаса едва не отпрянула: это был ее учитель, только… Может, на вид и целый, но она что-то не заметила, чтобы он двигался. Внезапный страх комом подскочил к горлу, и она на мгновение позволила панике затопить разум, продолжая смотреть на неподвижное тело. Лишь спустя пару минут она все-таки догадалась приложить ладонь к груди Энакина, пытаясь одновременно использовать Силу?— и выдохнула с облегчением, ощутив слабое движение под рукой. Значит, он все еще жив.Однако несмотря даже на такую относительно хорошую новость, все остальное вызывало намного больше вопросов, на которые Асока пока не могла ответить; хотя, может, ей действительно не стоило знать, что случилось. Последнее, что она помнила, это погоня за какой-то не самой важной пешкой Джаббы, поимка которого пролила бы свет на появившиеся слухи в высших кругах как Совета, так и Сената о том, что клан хаттов нарушает заключенное в начале войны соглашение. Хатты, будучи довольно жадными до денег, имели все шансы быть справедливо обвиненными в тайном пособничестве сепаратистам, и Асока это хорошо знала. Не говоря уже об Энакине, который по большей части терпеть их не мог и первым же вызвался расследовать это дело. Пытаясь свести какие-то личные счеты, наверное. И как же кому-то удалось таким глупым образом поймать уж точно не самого слабого джедая и его падавана? Она не помнила, ждала ли их там засада или еще какая ловушка. Да и теперь, наверное, это уже не имело значения. Их поймали, их одурачили?— какие-то пираты, стало быть. Будут потом требовать с Республики выкуп или станут торговаться с графом Дуку?— распространенная практика среди тех, кто отчаянно пытался нажиться на войне, пользуясь удобным случаем.Но так или иначе, она морально не могла долгое время оставаться в неизвестности, даже примерно понимая всю обстановку. Оставив в покое Энакина, Асока осмотрелась вокруг, чтобы найти что-то отдаленно похожее на выход, чувствуя, как к ней постепенно возвращается контроль над собственным телом. С огромным усилием избавившись от неприятных и в некоторой степени зловещих мыслей, которые навевали лишнюю панику, она медленно встала на ноги, стараясь держаться ближе к стене, убивая тем самым сразу двух зайцев: так ей было легче управлять своим одеревеневшим телом с нарушенной координацией, а также могло помочь отыскать нечто полезное в этих на первый взгляд голых стенах. Ее прежнее хваленое зрение хищника теперь словно испарилось вкупе с отточенными рефлексами, резкостью движений и ясностью мыслей. Она слабо видела в темноте, нос едва улавливал тот затхлый запах, что сейчас, наверное, наполнял всю камеру, и все ее природные способности чувствовать окружающие предметы?— как второе зрение?— отчего-то вдруг натыкались на непроницаемый барьер.И это пугало. То, на что она привыкла полагаться во всевозможных опасных ситуациях, теперь исчезло без следа. И страшнее всего было не отсутствие этих способностей, а причины их исчезновения. Что с ней могли сделать? И почему Энакин до сих пор не очнулся?Асока почти подобралась к глухой металлической двери, казавшейся совершенно непробиваемой (даже если бы у нее были световые мечи), когда в камере вдруг раздался громкий лязг. Несмотря на визуальную тяжесть, дверь резко распахнулась, и Асока едва не отлетела назад, если бы чудом не отскочила на все еще ватных ногах. Упав на спину, она болезненно поморщилась и подняла взгляд на того, кто вошел.И пока затуманенный мозг Асоки все еще пытался понять, кто перед ней находится, мужчина уже приблизился и, возвышаясь на целых два метра, недобро усмехнулся:—?Уже очнулась? —?и толкнул ее ногой, закованной в толстый сапог.Асока увернуться не сумела и лишь дернулась в ответ на удар, зашипев. Только секунду спустя ей удалось заставить свои мышцы сократиться, чтобы вскочить на ноги и принять нечто похожее на боевую стойку с полусогнутыми коленями и локтями, как бы это нелепо ни выглядело в ее ситуации. На удивление, у нее получилось, пусть и с непростительно огромным запозданием. Она прищурила глаза, пытаясь разглядеть лицо этого, по всей видимости, врага, но контровый свет, ворвавшийся через дверной проем и теперь обрамляющий всю его фигуру, едва ли помогал наряду с уже привычным полумраком камеры. Громкий лязг закрывшейся двери, что отрезал путь к побегу, словно заставил ее полностью очнуться ото сна. Яркий источник света исчез, позволяя наконец увидеть то, что она хотела увидеть.—?Что?! —?запнулась Асока. Это был именно тот человек, из-за которого они, собственно, и объявились на Татуине. —?Ты?И не дожидаясь ответа, она выставила вперед руки, намереваясь использовать Силу; и каково же было ее удивление, когда вместо необходимого эффекта она добилась лишь очередной наглой ухмылки на лице мужчины, который даже не шелохнулся.—?Прежде чем ты спросишь ?как?…—?Как?—?О, давай я тебе расскажу,?— он сделал приглашающий жест рукой, но Асока и не думала терять бдительность ни на секунду. —?Препарат способен блокировать Силу.—?Блокировать Силу? —?недоверчиво переспросила она. Для джедая потерять связь с источником своих способностей было делом немыслимым, и если…—?Да не бойся ты так,?— прервал мужчина ее поток мыслей нарочито безразличным голосом, наверняка чувствуя себя здесь полноправным хозяином,?— это временно. Твоему дружку, кстати,?— махнул рукой в сторону Энакина?— пришлось вколоть двойную дозу. Вот почему он до сих пор не проснулся.Асока наконец опустила руку, поняв, что от попыток использовать Силу теперь не будет никакой пользы, однако по-прежнему внимательно следила за каждым движением своего врага, готовая к чему угодно. Даже если в этом не было никакого смысла. Что она могла противопоставить этому довольно крупному на вид мужчине кроме так не вовремя отнятой Силы? Явно не физические данные, тем более под действием какого-то лекарства, которое значительно снизило ее рефлексы и подвижность. Шансы выбраться отсюда силовым путем стремились к нулю.—?Чего ты хочешь? —?в конце-концов не выдержала она затянувшегося молчания, но при этом стараясь не допустить в голосе хоть какого-то намека на страх или панику.—?Вот с этого и надо было начинать,?— мужчина улыбнулся. Мерзко улыбнулся. Хотя не то чтобы у Асоки была причина воспринимать все в положительном ключе. В такой-то ситуации. —?Но нужно не мне, а Джаббе,?— продолжал он, сделав паузу на мгновение, которой оказалось достаточно, чтобы ее худшие опасения подтвердились. Значит, подозрения, связанные с кланом хаттов, действительно были взяты не с пустого места, и этот человек, которого они с Энакином должны были поймать, рассказал бы многое. Правда что-то пошло не так, и теперь пленниками были оба джедая вместо этого головореза.—?Джабба? —?лишь выдохнула Асока, вздрогнув и отступив еще ближе к стене, чувствуя позади холодный камень. —?Но ведь у Республики с ним соглашение!—?Которое вы нарушили. Поэтому Джабба и хочет вас наказать.—?Но мы ничего не нарушали!—?Не имеет значения,?— его взгляд вдруг стал абсолютно непроницаемым, и Асока невольно поежилась. —?Я здесь не для того, чтобы принимать возражения. И чем раньше ты меня дослушаешь, тем больше у тебя останется времени, чтобы принять собственное решение,?— снова пауза. —?Итак, Джабба хочет от тебя только одного. Ответа ?да? или ?нет? на элементарный вопрос. Либо ты соглашаешься переспать со своим учителем, либо… это тот самый Энакин Скайуокер, верно? —?мужчина приподнял брови с легкой усмешкой. —?Либо ты говоришь ?нет?, и он погибает, но не как великий джедай и известный герой, а как позорно загнанная в угол жертва. Знай только, что Джабба свое слово сдержит.До Асоки эти слова дошли за заметным опозданием. Она вздрогнула, будто ее пронзили световым мечом в самое сердце; и лишь резко хлынувший за этим поток мыслей заставил ее выдать глухим голосом:—?Но зачем?..Мужчина, по всей видимости, уже собиравшийся уходить, вдруг остановился и повернулся к ней.—?Забыл самое главное,?— как бы невзначай бросил он, почесав подбородок. —?Из-за введенного препарата ты с огромной долей вероятности забеременеешь, что, согласись, не очень хорошо для репутации джедая, тем более, хмм… в таком юном возрасте. Это послужит вашему Ордену и всей Республике уроком, что не стоит лезть в дела великого клана Хаттов. А попытка аборта тебя гарантированно убьет,?— тут же поспешил обрушить он ее едва возникшее мысленное предположение. —?побочный эффект, но ничего не поделать,?— он пожал плечами. —?Так что выбор только за тобой. Или ты испортишь свою репутацию, получишь долю осуждения от окружающих, или же станешь в их глазах даже героем, когда ?сбежишь? отсюда.—?Ты ошибаешься,?— прошипела Асока. —?Я сбегу прямо сей…Одним резким движением она бросилась вперед, но не успела преодолеть и половины пути, когда ее тело пронзил мощный электрический разряд. Она застонала, не в силах пошевелить даже пальцем. Как можно было забыть об этом ошейнике, который так любили цеплять на своих жертв всякие мерзавцы?—?Не так быстро, милая,?— чуть маниакальная улыбка. —?Только играя по правилам Джаббы, ты добьешься того, чего хочешь.—?Я… никогда… —?сквозь плотно стиснутые зубы выплюнула Асока, но ответом ей послужила лишь с лязгом захлопнувшаяся дверь.Она едва не зарычала от осознания своего безвыходного положения. Бежать было некуда, Энакин лежал без сознания и тоже ничем помочь не мог. И не то чтобы они оба никогда раньше не попадали в похожие ситуации, когда казалось, что выхода нет совсем; однако ж теперь вряд ли кто-то вовремя примчится на выручку, как это происходило всегда. Теперь все было куда хуже. Или, может быть, это происходит не с ней, может, это просто сон, который прервется, стоит ей только открыть глаза?Нет. Даже если это и на самом деле всего лишь сон, кошмар по-прежнему продолжался. Серый потолок и грязные стены оставались для нее ловушкой; холодный пол служил напоминанием о слишком реальной реальности, которой все-таки было суждено сбыться. Откуда такие мысли? Злясь сама на себя, она крепко сжала кулаки и с трудом встала, поборов очередной приступ головокружения.Почему? За что у нее отобрали Силу, без которой она становилась более чем беспомощной против вооруженных до зубов головорезов хатта, и заставили делать странный выбор между равноценно плохими вариантами? Хатты сами нарушили подписанный договор, и теперь осмелились обвинить в том Республику, не имея ни единого доказательства! Зато теперь Асока хорошо понимала, за что Энакин так сильно ненавидел Татуин. Он ненавидел не столько саму пустыню, в которой, по сути, и не было ничего примечательного, он ненавидел планету за то, что она насквозь была пропитана ложью, предательством и подлостью. Но больше всего Энакин ненавидел тех, кто использовал собственную власть, чтобы заставить невинных людей страдать. И, что неудивительно, хатты проходили по всем этим критериям. Мерзкие, жадные, лишенные чувства сострадания слизняки.И теперь стремительно зарождающаяся ненависть начала даже пугать. Однако было до невозможности трудно отдавать себе отчет и сохранять остатки спокойствия, может, рассудительности, когда у нее отобрали всю волю и нарочно причиняли ей боль?— не физическую, а еще хуже. И если бы сейчас перед ней вдруг появился один из этих слизняков, возможно, она уже не стала бы так терзаться типичными учениями джедаев и сожалеть о вынужденном убийстве, пронзая огромную тушу световым мечом. Разве может идти речь о сострадании, когда хатты напрочь были его лишены? Они едва ли заслуживали испытать в свою пользу нечто подобное. И что-то ей подсказывало, что Энакин считал точно так же.Она резко нахмурилась, когда вспомнила первую миссию со своим учителем. Тогда им пришлось спасать этого мерзкого хаттеныша?— отпрыска Джаббы. Но зачем было тогда рисковать собственной жизнью, если в конечном итоге клан Хаттов ни во что не ставил соглашение с Республикой, спокойно его нарушая? Ради чего? Не проще ли было просто выкинуть это мерзкое существо где-нибудь в пустыне? Или вообще оставить в руках сепаратистов? Дать погибнуть от рук Дуку?Асока встряхнула головой и посмотрела в сторону двери. С каких это пор в ней появилась подобная жестокость к тем, кто в общем-то и виновен не был? Куда испарились все годы обучения самообладанию, терпению и выдержке? Наверное, потому что она не привыкла сдаваться. Потому что через свой гнев и презрение она обретала решительность, избавляясь от отчаяния. Потому что таким образом, как бы удивительно это ни звучало, принимать важнейшие решения становилось проще; все посторонние мысли, ненужные страхи и паника попросту исчезали, оставляя место рассудительности, тем не менее, подверженной гневу. Потому что, выбрав один из предложенных вариантов, она в любом случае проиграет. Сохранение жизни Энакина будет стоить ей потери всего, к чему она стремилась; все ее тренировки, лишения, трудности и остальные ограничения окажутся пустыми и бессмысленными. Ее жизнь пойдет под откос одним лишь словом. Да. Или нет. И дело даже не в самоотверженности?— уж пожертвовать своей невинностью она могла себе позволить. Не настолько большая цена по сравнению с жизнью Энакина, не говоря уже о том, что он уж точно не был самым худшим вариантом для такой жертвы. А в подобных условиях едва ли не лучшим. Она знала, стыд рано или поздно уйдет, и когда они оба снова смогут спокойно смотреть друг другу в глаза, тогда и можно будет обсудить этот несчастный случай, чтобы перестать наконец на нем зацикливаться. Чтобы вновь вернуться к прежним дружеским отношениям, к взаимной поддержке и заботе. Чтобы между ними не висела невыносимым грузом тяжесть невысказанных слов. Ведь на их пути ничего не сможет встать, верно?Конечно. Только если бы дело ограничивалось одной потерей невинности. Пускай даже общественным порицанием и жестким выговором в стенах Храма. Но ребенок? Она, конечно, любила детей и частенько занималась с какой-нибудь группкой юнлингов в свободное время, но никогда не думала, что шансы заиметь собственного будут так близки, тем более, когда это было вовсе не к месту. В разгар войны, от учителя, от своего близкого друга и такого же джедая в конце концов. Но хуже всего оказалось осознание беспомощности. Ребенок не только поставит крест на ее карьере и всех прежних стремлениях, но и разрушит крепкую дружбу с Энакином. Потому что ни он, ни сама Асока ни к чему подобному готовы не были.Энакин никогда не простит ее. Асока тоже не простила бы. Она всегда знала, ну или догадывалась, что учителя что-то связывает с тем сенатором с Набу, но теперь этот факт стал вдруг самым важным и почти что решающим. Она очень ценила Энакина за все, что тот для нее сделал, и больше всего ей не хотелось причинять учителю боль. Если он изменит Падме, пусть и не по своей воле, то никогда не сможет с этим смириться и будет корить себя всю оставшуюся жизнь, даже если на то уже не останется никаких весомых причин.Асока согнула колени и устроилась на них подбородком, до боли прикусив нижнюю губу и чувствуя неприятный вкус крови. Затем глубоко вздохнула и посмотрела на неподвижное тело учителя. Предавать Падме, одну из своих немногих подруг, она тоже не хотела. Нет, конечно, та все простит и поймет, когда вникнет в ситуацию, но Энакин… был Энакином. Его отношения с Падме после такого позора уже никогда не вернутся к прежнему состоянию, и Асока хорошо это понимала. Даже слишком хорошо, чтобы принять однозначное решение. И это было худшей пыткой, которую мог придумать только такой мерзавец, как Джабба.Этот слизняк все хорошо продумал. Выбором меньшего из двух зол тут и не пахло; она в любом случае потеряет больше, чем приобретет. И казалось, ответ для нее лежал на поверхности и был очевиден, однако… будет ли исход со смертью Энакина проще для всех? Асока резко откинула назад голову и накрыла лицо ладонями, впиваясь острыми ногтями в кожу. Нужно как можно скорее проветриться, ведь затхлый воздух и замкнутое пространство всегда так плохо влияли на моральное состояние. Собственные мысли никогда еще так не пугали. Она заерзала на месте, пытаясь вновь собраться с духом.Кому-то, может, это и будет проще. Но ей?— никогда. Она помнила все счастливые моменты, проведенные с ним. Пусть даже на войне, среди смертей, опасностей и стресса. Но она помнила его частые шутки, подколки и нередкие перепалки, которые заканчивались так же быстро, как и начинались. Помнила его улыбку, никогда не исчезающий блеск в глазах, помнила его заботливый взгляд. И как после всех воспоминаний можно было вообще рассматривать этот вариант? Как можно добровольно отказаться или променять невероятно крепкую дружбу на собственное достоинство и благополучие? Возможное отвращение или даже ненависть со стороны Падме или Энакина, если придется с ним переспать, никак не стоили ничьей жизни. Пока был жив Энакин, в Асоке тоже будет жить надежда на то, что все когда-нибудь вернется на свои места, как раньше. Когда-нибудь. Обязательно.Что бы на ее месте сделал учитель? Неужели позволил бы ей умереть? Конечно же, нет. Он сделал бы абсолютно все, чтобы ее спасти. Вот почему их маленькая команда была настолько сплоченной и дружной. Потому что каждый прикрывал спину друг друга в самых тяжелых и почти невозможных боях. А она… Неужели она и правда теперь решила сдаться, полностью лишившись всякого рассудка? Все эти мысли казались чужеродными, словно кто-то проник к ней в голову и поселил их там; словно кто-то или даже что-то имело такое сильное влияние на нее. Что-то, что заставляло ее вновь и вновь чувствовать гнев, граничащий с яростью, чувствовать жестокость и эгоизм. Асока привыкла думать о себе всегда в последнюю очередь, стремясь помочь другим. Но не сейчас. Почему-то она сначала подумала о последствиях, что ждали бы ее лично, и лишь потом об Энакине.Так много ?почему? и ни одного ответа. Жаль, Энакин был сейчас без сознания. Она подползла к нему на коленях и, протянув руку, слегка ударила его по обеим щекам, пытаясь привести учителя в чувство. Как будто это должно было сработать. Но если бы сработало, Энакин точно нашел бы выход. Они вдвоем нашли бы выход. Если не силой, то, по крайней мере, приняли бы решение вместе. Но в одиночку…Асока снова потрясла неподвижное тело Энакина. Сколько у нее еще оставалось времени и сколько уже прошло? Как долго ее будут преследовать мучительные мысли? Она лишь хотела, чтобы этот кошмар быстрее закончился; она не думала ни о последствиях, ни о том, что ждет ее дальше. Как бы то ни было, выбор она уже сделала. Сделала еще давно, когда поклялась самой себе защищать учителя. Пусть лучше будет плохо ей, чем Энакину. Пусть им придется навсегда расстаться и забыть друг о друге, пусть на ней повиснет клеймо позора?— возможно, шанс что-то исправить еще будет. И сейчас нельзя было только сдаваться и опускать руки, ведь даже для самых безвыходных ситуаций всегда есть решение. Энакин спасал ее множество раз, не говоря уже о том, что он не сдался даже тогда, когда увидел ее мертвой на Мортисе. Он сумел вернуть ее к жизни своим отчаянным упорством и, как рассказал потом Оби-Ван, произнес очень важную вещь: ?Надежда есть всегда?.Так может, и для нее есть надежда? Вполне возможно, что не сейчас, но когда она пройдет через это извращенное испытание?— Асока вздрогнула от одной только мысли?— все вернется на свои места, кошмар закончится, и никто о нем больше не вспомнит. Она очень надеялась.