Глава 14. Жертва, Часть 1 (2/2)
— Я знаю, что Вейдер мучает тебя из-за меня. Лея мне всё рассказала. Я не мог этого допустить и попытался спасти тебя, защитить… — на последнем слове Люк слегка повысил тон, чтобы как-то более оправданно выглядели его причины для подобного поступка, а затем, неуверенно потеребив пальцами край одеяла, гордо добавил, — Ведь я пообещал самому себе защищать собственную мать.
Мать! Юный Скайуокер снова назвал Асоку матерью, и это слово уже в который раз тронуло её, казалось до сего момента заматеревшую душу. Сердце сердитой, готовой наказать сына за такой поступок женщины растаяло, и капли воды из него пролились слезами по её щекам.
Не говоря больше ни слова, растроганная, рыдающая Тано мгновенно обняла собственного несмышлёного, но одновременно такого взрослого мальчика, стараясь прижать к себе как можно крепче, и нежно, очень мягко, сказала: — Глупый… Это мать должна защищать своего ребёнка, а не наоборот… — тогрута немного отстранилась и, утерев солоноватую влагу ладонями, попыталась искренне, пронзительно заглянуть Люку в его небесно-голубые глаза, — И ты ни в чём не виноват, — на мгновение женщина запнулась, стараясь подобрать нужные слова, чтобы обмануть собственного сына, ведь она понимала, что именно правда, жестокая правда, приукрашенная принцессой, привела к таким плачевным последствиям. А значит нужно было соврать, и Асока, искусно изображая спокойствие и безмятежность, продолжила говорить не правду ради защиты собственного дитя, — К тому же, меня не от чего защищать. Вейдер не сделал мне ничего такого, на что бы я сама не согласилась. Лея всё просто не так поняла. У нас с Вейдером всё хорошо. Он не мучал меня. Это просто такая вариация проявления взрослых отношений, которые вы с Леей поймёте только когда подрастёте.
Тано говорила неуверенно, её голос дрожал, а слёзы постепенно лились из глаз. Особенно тяжело тогруте дались слова о Вейдере, и о том, что у них всё в порядке, ведь при этом она невольно вспоминала каждую ночь с этим треклятым ситхом и насилие, бесконечное насилие над ней. Но, кажется, женщина была крайне убедительна. Ведь, нахмурившись всего на секунду, Люк тут же безоговорочно поверил ей.
Какое чудо, какое облегчение было услышать от Асоки всё это и понять, что его любимая и дорогая мать не страдает, его драгоценный учитель не был монстром и мучителем Тано, а Лея просто ошиблась. В одно мгновение юный Скайуокер почувствовал, как с его плеч свалилась, словно гора нерешаемых проблем, и мир опять стал прежним, для него, для неё, для них для всех. Больше не нужно было пытаться защищать маму радикальными методами, больше не нужно было ненавидеть и пытаться убить своего учителя, больше не нужно было верить в страшные глупости Леи. Тогрута всё разъяснила и расставила на свои места. Она никогда ещё не врала мальчику, и он верил, верил ей безоговорочно и бесспорно. Если женщина говорила, что всё было хорошо, значит, так оно и было. А всё остальное было не важно. Всё, кроме…
Кроме чувства непомерного стыда, которое в один момент накрыло заалевшегося и отвернувшегося от Асоки Люка. Юному Скайуокеру сейчас было так стыдно за свои действия по отношению к ним ко всем, что он не знал куда деться, готовый провалиться под землю от ощущения неуютности в данный момент. Он так опозорился, не разобрался, не дослушал, недопонял и кинулся вершить какие-то радикальные действия… От этого сейчас было неимоверно совестно, и хотелось как-то всё исправить. Но мальчик не знал как, потому лишь виновато молчал, стараясь не смотреть собственной матери в глаза. Было слишком стыдно, очень стыдно.
Видимо понимая чувства собственного сына, Тано и не стала заставлять его что-то говорить или делать, она просто мягко и заботливо попыталась сменить тему, переведя её в нужное для них обоих русло, тем более у тогруты было что сказать: — Поклянись мне, что ты больше никогда не попытаешься навредить себе из-за меня! — крепко ухватив мальчишку за плечи, громко выпалила она, — Потому что ничто на свете не сделает мне больнее и ужаснее, чем твоя смерть.
Эти слова, эти пронзительные слова заставили Люка испытать ещё больший стыд и смущение, но как гордого и взрослого мужчину, набравшись смелости, вновь обернуться лицом к матери и взглянуть в её бездонные синие глаза, в которых читалась только тревога, забота, тепло и любовь.
— Я клянусь, — едва шевеля губами, произнёс в ответ растерянный Скайуокер, на какое-то мгновение он замолчал, но голову мальчика тут же посетила важная мысль, которую он, мгновенно озвучил, — И ты поклянись в этом же.
Слова Люка прозвучали искренне и простодушно, но они были такими резкими и внезапными, что буквально заставили Асоку вздрогнуть. Тано понимала, что должна была пообещать сыну то, чего не сможет сделать. Ей противно было врать, даже в какой-то мере страшно клясться ему в том, чего она не могла совершить, но выбора не было, ради счастья своего ребёнка она должна была пройти и это испытание Силы. Медленно, неуверенно отпустив плечи юного Скайуокера, тогрута плавно завела руки за спину, уже давно перестав плакать, и, скрестив средний и указательный пальцы на обеих кистях, дрожащим голосом ответила: — Клянусь.
Кажется, и это обещание показалось мальчику правдоподобным, потому как, поверив в него без труда, Люк радостно улыбнулся. Асока же, стараясь побыстрее замять тему вновь изменила ход разговора.
— Кстати, у меня для тебя кое-что есть, — произнеся эти слова, тогрута достала два браслетика с пустыми капсулами, которые нужно было заполнить кровью и стала пояснять суть подарка.
Пара незамысловатых слов и действий, и вот уже мать и сын навсегда обменялись знаками внимания, которые лишь ещё больше упрочивали их отношения. Под торжественные обещания всегда быть связанными как никто другой и защищать друг друга, Люк и Асока обменялись подобными самодельными украшениями с флакончиками с кровью, каждый из них чувствуя, что это роднило мать и сына ещё больше. И застёгивая на собственном левом запястье свой браслет, под занудное нудение мед-дроида о том, чтобы она дала юному Скайуокеру отдохнуть, Тано дала себе ещё одно обещание о том, что они с мальчиком сбегут отсюда, непременно сбегут, как только Люк немного поправится. Прошло ещё какое-то время, за которое Асока, пока её сын стремительно восстанавливался, тщательно пыталась продумывать план побега, впрочем, как и тщательно пыталась помириться с Леей, что ей, в общем-то, не очень-то уж и удавалась. Вот и теперь она в который раз зашла в покои юной принцессы и попыталась объясниться, в надежде услышать нечто иное нежели обычно. Но, как всегда, Тано ждали лишь стандартные ледяная холодность и грубость:
— Уходи отсюда, убирайся. Я не хочу видеть распутную тётку рядом с собой! — уже в который раз выкрикнула ей в лицо оскорбления девочка. Это было больно, противно, унизительно, но самое гадкое то, что Тано уже почти привыкла к подобному отношению. Не говоря больше ни слова, тогрута покорно молча развернулась и с досадой пошла прочь, обратно в свои покои. Вейдер не отменял её обязанностей следить за Леей, но что женщина могла поделать, если юная принцесса сама выгоняла её — только ощущать перемещения девочки сквозь стены в Силе, при этом ни капли не теряя драгоценного свободного времени. К счастью, после попытки суицида Люка, Лея вела себя тихо и смирно, никаких проделок не выкидывала. Вернувшись в свои комнаты, Асока молча уселась у трюмо и с тоской взглянула в зеркало, отношения с юной принцессой были испорчены безвозвратно, это печалило, угнетало, вводило в депрессию. Впрочем, наверное, не так уж оно и имело значение теперь, ведь Тано в тайне собиралась сбежать и надеялась, что больше они с Люком никогда не увидят ни Вейдера, ни его пусть и милую, местами добрую дочь. Мысленно произнеся это, тогрута невольно уставилась на вентиляционную шахту и с огромным энтузиазмом стала обдумывать план побега.
Тем временем, оставаться наедине Лее долго не пришлось, не успел Асоки в её покоях и след простыть, как на пороге спальни юной принцессы тут же появился Вейдер с разнообразными предложениями того или иного ?добра?. Угощения, игрушки, наряды, украшения — всё это и даром не нужно было девочке, их у неё было полно, да и просто Лея была так подавлена из-за случившегося, что ничего не хотела. И когда на очередную попытку ей угодить ситх услышал:
— Мне ничего не надо! Тёмный лорд разочарованно и недовольно развернулся, чтобы в таком же отчаяние, как и Тано, уйти прочь, в то время как, тяжело вздохнув и о чём-то призадумавшись, юная принцесса, внезапно, остановила его неожиданным вопросом. — К-как там Люк? — не смело поинтересовалась девочка, серьёзно отложив в сторону игрушки. Никак не ожидав подобного, Вейдер остановился на полпути и развернулся. Внимательно всмотревшись в лицо явно переживающей, сострадающей и чувствующей свою вину дочери, ситх попытался ответить настолько мягко, насколько он вообще был способен:
— Ты можешь его навестить, если хочешь. Теперь уже слова ситха заставили девочку остановиться и призадуматься. Несколько минут детского мыслительного процесса, и Лея выдала такую фразу, которую тёмный лорд уж точно от неё никак не мог ожидать:
— У тебя ведь есть лучшая модель дроида, которую можно собрать вручную? А принеси мне такого…
Эти слова, эта простая маленькая просьба принцессы, его принцессы, ничего не значащая для неё, буквально окрылила Вейдера в один момент. Он понял, нет, он почувствовал, что сердце девочки постепенно начинало оттаивать по отношению к нему, раз она впервые захотела принять его подарок, и от этого радости тёмного лорда не было предела. Конечно, просьба Леи в одну секунду была исполнена, ведь Вейдер жил для неё и в его мире всё было для неё. И ничто так не радовало сердце отца, как наконец-то заслуженная благосклонность его дочери. Вскоре после встречи с ?дорогим папочкой?, юная принцесса решила навестить на самом деле дорогого ей Люка. Девочка не злилась на него за те слова, сказанные ей тогда, она легко и быстро забыла и простила их, в конце концов, как бы сильно ни была противна Асока ей, но девочка понимала, что Тано была матерью для её друга. Тем более, что, несмотря ни на что, Лея действительно чувствовала себя виноватой в случившимся с ним. Наверное, поэтому, своё посещение юного Скайуокера она начала с извинений. Произнеся всего пару, но тёплых и искренних слов от души в знак признания своей вины, юная принцесса смущённо остановилась у двери и, ковыряя ножкой пол, стыдливо поинтересовалась:
— Как ты? Не став долго злиться и обижаться на свою единственную лучшую подругу, Люк тут же дал ей понять, что всё забыто, просто дружелюбно ответив: — Всё в порядке. Произнеся эти слова, мальчик улыбнулся и пригласил девочку жестом руки пройти в комнату, что Лея тут же и сделала. Буквально пробежав разделявшее их расстояние, юная принцесса бесцеремонно плюхнулась на кровать подле лучшего друга и тут же поспешила вручить свой подарок. Поставив небольшую коробку с моделью дроида на тумбочку рядом с юным Скайуокером, девочка улыбнулась:
— Это тебе. — Что это? — заинтересованно рассматривая презент, тут же спросил мальчик. — Дроид, — счастливо, что всё разрешилось так удачно, немедленно пояснил она, интуитивно чуть приближаясь к своему лучшему другу, — Оружие я тебе больше не подарю, — слегка укоризненно добавила принцесса, однако при том вспомнив, что сделал с Люком её прошлый подарок, просто не выдержала. Эмоции буквально хлынули из Леи через край, и ровно через секунду девочка уже висела на шее у мальчика и со слезами продолжала и продолжала говорить:
— Я так испугалась за тебя! Больше никогда так не делай! Ты — единственный самый близкий человек, который у меня есть кроме родителей! И ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю! От переизбытка чувств Лею понесло, и она сама не заметила, как сказала то, чего, в общем-то не следовало говорить. Но девочке в данный момент было всё равно, она просто хотела, чтобы Люк знал, что она испытывала, чувствовала, переживала. Она любила его и не хотела терять, сама не зная природу этих таких сильных и искренних чувств, как не знал их и Люк. И тем не менее, его тоже растрогали её слова, слёзы и объятия, он никогда ещё не слышал подобных слов от друга, он никогда ещё не поучал подобных проявлений внимания от друга-девочки, и это было почти так же приятно, как когда такое делала его мать — Асока, так же, но одновременно и не так, как-то по-иному. И на это хотелось ответить, как-то по-особенному, по-иному, тоже любя, но совсем не так, как любя мать. И Люк ответил. — Я тоже тебя люблю! — находясь на невероятной волне эмоций, мальчик так же сильно сжал девочку в своих объятиях, позволяя той свободно рыдать на его мужественном плече. Это было так трогательно и мило, это было так искренне и романтично, и это было совсем не долго, потому как, спустя пару минут осознав, что они сказали и сделали что-то не то, раскрасневшиеся румянцем дети стыдливо отпрянули друг от друга, чувствуя первое истинное смущение. Ведь они не знали, что творили, но знали Сила и судьба.