Глава 1. (1/1)

Энакин перепрыгивает поручни, портфель за спиной неприятно ударяется о копчик, когда твёрдая подошва кроссовок касается пола, почти бесшумно, мягко. Урок закончился три минуты назад, и он, честное слово, жалел о том, что дал обещание Оби-Вану не прогуливать. Благодаря своей обнаружившейся порядочности, Скайуокер рисковал опоздать на выступление собственной группы, и это звучит как трагедия."Не только звучит", – мрачно думает Энакин, нетерпеливо одёргивая задравшийся от прыжков и бега край белой футболки. До начала остаётся от силы минут десять, и самое сложное остаётся впереди. От сегодняшнего выступления зависела дальнейшая судьба группы, и он бы соврал, сказав, что не волнуется. Нервная дрожь колотила так, что кончики пальцев неприятно покалывало. Скайуокер пару раз тяжело выдыхает, грудная клетка судорожно вздымается, всё же, длительный бег, учитывая его пристрастие к табачным изделиям, в сочетании давали адскую смесь. Он пару раз ворошит волнистые пряди, спадающие на плечи, смотря на массивную дверь, окрашенную в чёрный и завешанную постерами с названиями и участниками групп, находящихся на слуху у доброй трети населения не только Америки, но и всего мира. AC&DC, The Bitles, Nirvana, Скайуокер воодушевлённо проводит пальцем по лицу Курта Кобейна. Дрожь унимается, от былого волнения остаётся только покалывание в районе желудка, на которое не хочется обращать внимание, да и делать это, собственно, оказывается на удивление просто.Скайуокер толкает дверь, оказываясь в мрачном помещении. Прохлада и запах хлорки, которой недавно натирали полы, бьют в нос, и он стремительно минует этот отрезок своего пути, проходя в закулисье, где уже стояла вся группа, включая недовольного Оби-Вана, не сразу заметившего подошедшего со спины Энакина. Он теребит пряжку часов, поправляет ремень гитары на Сатин, ловя её недоумённый, но тёплый взгляд. Когда Скайуокер оказывается замеченным, то Кеноби недовольно тцыкает.– Ты сам настаивал на том, чтобы я посещал все уроки, – парень приподнимает руки в примиряющем жесте, но в голосе ни капли раскаяния, лишь озорной огонёк, который вселял в Оби-Вана исключительно желание дать другу прямо по кудрявому затылку.– Ты никогда меня не слушал, а здесь решил поиграть в святое послушание? Тебе повезло, что выступление немного сдвинули, – голос Кеноби недовольный, но недовольство это ленивое, поддельное, и Скайуокер до конца убеждается в том, что никаких проблем не создал. По крайней мере, на нынешний момент.Энакин прочищает горло, разминает затёкшие за бесконечно долгий школьный день суставы в пальцах, салютует солнечно улыбающейся Падме.– Кстати, если всё же пройдём, мы с Оби-Ваном думали, где можно было бы отметить. Скоро Хеллоуин, может, сходим в кино на ужас? В прокат, вроде как, вышел новый, – Сатин ожидающе смотрит на Энакина, абсолютно точно погружённого в свои мысли, выдёргивая его из них щелчком пальцев перед носом, и Падме, явно сомневающуюся в состоятельности идеи.– Самый крутой ужастик – таблица успеваемости Энакина, – выпаливает Кеноби, уворачиваясь от руки, летящей аккурат в сторону его головы,– будто я неправ.Амидала и Скайуокер фыркают в унисон. Они уже давно перешагнули тот этап, когда были влюблены друг в друга. Попытка отношений принесла лишь приятное разочарование, и они решили остаться друзьями, как раньше, абсолютно не испытывая никакой неловкости на этот счёт. Да и с чего бы?– Почему бы и нет? Если все согласны, то у меня возражений точно нет, – жмёт плечами Скайуокер, с нажимом проходясь пальцами по струнам электрогитары, подкручивая регуляторы. Поправляет кроссовок, выдыхает как-то тяжело, на фоне слыша голоса друзей, продолживших обсуждать предстоящий поход."Интересно, всё пройдёт так, как мы планировали?" – Скайуокер трёт мышцы шеи, чувствуя приятное покалывание. Он не надеялся получить мировую известность, не надеялся на кучу фанаток, популярность в принципе мало чем привлекала каждого из них. Было желание доносить до людей что-то важное, и достучаться до них через музыку – отличная идея. Но поймут ли смысл? Захотят ли вникать? Нужно ли это...– Энакин, нас объявили, не спи, – Кеноби заметно нервничает, тональность его голоса скачет, а сам он невольно сминает пальцы. Скайуокер кивает и выдыхает. Перед смертью не надышишься, это уж точно, но вдохнуть хотелось. Глубоко, чтобы хватило до самого конца, чтобы появились силы успокоить себя и передать это надёжное, сильное спокойствие другим.Сцена блестит софитами, мягкое свечение направлено на них, и Энакин подходит к микрофону, чувствуя, как расслабляется. Это его место, его группа, его выступление. Нервы только погубят всё.Людей вокруг действительно много – клуб забит до отвала, все одеты мрачно, но чувствуется что-то доброжелательное, заставляющее криво улыбнуться и крепче сжать стойку микрофона.– Для начала, я думаю, стоит сказать, что мы рады стоять перед вами на этой сцене. Надеемся, что после вечера у вас останутся исключительно положительные впечатления, не забывайте отдавать за нас свой голос, иначе за кого ещё? – Скайуокер настолько естественно подмигивает толпе, что слышит одобряющие свистки.Начать становится как-то легко, он чувствует себя дома. Рядом – трое важных для него людей, впереди – слушатели, танцующие под их трек, уловившие ритм, мотив. Зал превращается в единый организм, голос приятно хрипит где-то в середине второго трека. Впереди ещё одна композиция, прежде чем можно будет отправиться отдыхать, и Скайуокер с грустью понимает, что мог бы стоять тут вечность, смотря на людей, тянущихся к сцене, смотря на единомышленников, на тех, кто дышит и живёт музыкой. Он вкладывает всего себя в слова песни, Падме, сидящая за барабанами, попадает в аккурат в ритм, несмотря на то, что играть начала пару месяцев назад. Амидала быстро училась, и Энакин был искренне благодарен Кеноби, который привёл её сюда. Сам бы он и не подумал о том, чтобы предложить подруге детства подобную авантюру. Всё же, времени музыкальная деятельность занимала достаточно.Последний трек – мелодичный, тягучий, и все хватают друг друга за плечи, начиная покачиваться. Энакин улыбается, не прерываясь. Он весь взмок, футболка липнет к спине, позволяя увидеть острые выступы позвонков. Энакин улыбается, и обращает взгляд в зал, тут же застывая. Прямо под сценой стоит девушка в чёрной кожаной куртке, такого же материала штанах и бордовом топе, но не столько её стиль цепляет Скайуокера (Естественно, тут таких порядка двух тысяч, ничего примечательного в одежде не было изначально), сколько внешность. Тёмная кожа, удивительно красиво смотрящаяся в свете отблесков прожекторов, белые волосы, с выкрашенными в голубой прядями, и невероятные глаза. Энакин, почему-то, думает, что именно такого цвета вода в самых чистых лагунах мира. Светлые, отчасти нереальные, они заинтересованно направлены исключительно на него, и даже зрительный контакт не заставляет незнакомку отвести взгляд. Скайуокер заканчивает песню именно так – смотря в чужие глаза, а после, нехотя, но неизбежно, возвращает взор к толпе, кидая пару слов на прощание. На большее уже нет сил, горло, не распетое преварительно, ноет, и это неприятно отдаёт ближе к диафрагме судорожными сокращениями.За кулисами, обычно сдержанный Кеноби, набрасывается на него, говоря о том, что это однозначно был фурор. Сатин согласно кивает, а Падме только улыбается, согревающе, искренне, до маленьких гусиных лапок в уголках глаз, и единственный кто выглядит озадаченно – Энакин.Кто же была та девушка?