Свободное падение (1/1)

Что является мощнейшей движущей силой для любых действий, их мотивацией?Может быть, это надежда?Или перфекционизм, словно строго говорящий: ?должен это сделать, просто потому, что иначе никак??Или гнев, позволяющий перешагнуть барьеры дозволенного, своими кортизоловыми брызгами толкая разумных за грань?Нет, мощнейшим инструментом и мотивом для действия или бездействия во все времена являлся страх.Первобытное чувство, заставляющее могущественных и немощных одинаково перед ним пресмыкаться. И как не пытались Джедаи обмануть себя, закрывая глаза на него, присущая биологии материя неизменно отравляла всё вокруг.Асока пыталась бороться с ним. Она честно, пыталась, но раз за разом проигрывала неизбежности природы.Тогрута бы уже давно попыталась предпринять попытки побега, если бы не знала, как это отразится на жизни тех существ, за которых она всё же переживала. Она не смогла бы жить дальше, зная, что из-за её поступков погибли люди, и это было сделано осознанно. Ей.Раньше?— возможно, она смогла бы закрыть глаза на смерть знакомых ей существ. В силу юности, безответственности и недостатка жизненного опыта в прошлом, она, как ни странно, проще относилась к гибели, воспринимая это как естественную часть жизни. Джедаев учили, что можно пожертвовать несколькими или несколькими десятками жизней ?ради общего блага?. Какое лицемерие. Асоке было неведомо, что большинство ужасных вещей, зверств, кровавых пепелищ, пахнущих смертью и гарью совершались разумными как раз под лозунгом того самого ?общего блага?.Но война, множество смертей перед её глазами и возросшее с годами чувство отвественности наложили свой отпечаток?— незримый, он был видим и ощущаем только ей. Она не могла больше осознанно отнимать жизни, косвенно или напрямую, лимит спокойствия и безразличия был исчерпан, оставляя оголенную, обнаженную и ранимую к страданиям другим душу. ***Асока сидела в своих ?покоях? и не могла выгнать из своей головы одну назойливую, противную, жужжащую, словно муха около уха мысль.Она чувствовала себя хорошо.Тогда, в тот момент свободного падения, когда расслабилась и отпустила всё?— те несколько секунд были прекрасными. Доселе неведомое ощущение, отдающееся щекоткой и нежными покалываниями в самом её существе, ощущение свободы и некоей вынужденной слабости?— слабости, которую она всю жизнь не могла себе позволить, возложив на свои хрупкие женские плечи тяжесть бремени защитника, бойца в период войны.Это было физически приятно, Асока не могла это признать сама перед собой в полной мере, но в один момент её тонкая, но сильная рука потянулась куда-то вниз, чтобы воспроизвести это ощущение, только для того, чтобы быть резко и с позором отдёрнутой холодным и всё ещё ?чистым? разумом. Если бы тогруты могли краснеть, она бы, безусловно, была уже малинового цвета.Однако не только физическими ощущениями было наполнено это ?приятное? чувство. Впервые за всю жизнь она почувствовала действительно свободу. Парадоксально: почувствовать свободу, находясь в плену?— но то было чувство свободы от отвественности, от бесконечного долга службы и цели её жизни. Даже уйдя из Ордена, она чувствовала, что должна?— должна спасать разумных, должна помогать Энакину, должна остановить Мола.В те моменты же она не была должна была решать ничего. Тяжесть постоянного контроля спала с неё, стоило его передать кому-то другому, подарив невероятное чувство легкости и свободы. Впервые она чувствовала, что это не чужие жизни в её руках, а её жизнь в чужих.Конечно, она не могла себе в этом признаться. Вшитое на подкорку сознания ?я должна?: быть сильной, контролировать всё, всё решать, быть мужчиной-воином в нелёгкие времена перекрывало своим голосом в сознании базовые инстинкты, а отрицание, мягким бархатом укрывая от совести все неподобающие мысли, аккуратно подсказывало, что всё это глупости и не более чем последствия заточения.Она так же думала о том необычном отголоске, который почувствовала в своём пленителе, словно кусочек зеркала отразил в нём часть давно забытого гостя из прошлого. Это казалось странным, но практические и рациональные мысли вытесняли подозрения, навеянные редко ошибающейся интуитицией. В конце концов, разум решил, что её странные чувства?— не более чем травматическая ошибка восприятия, а её подозрения?— просто иллюзия, навеянная болью.К счастью, разум был пластичен и способен к любым изменениям.