Глава 2. Затишье (2/2)
Токмо моя родительница вышла из задней, как глазищи мужичка еще круглее сделались, а рожа уж и белеть начала. Интересно, а в больших городах все такие странные или только тут места особые? За мамой проковылял и старик. Он на мужичка взглянул, и вены прямо таки вздулись на его лице и стал он злее, нежели обычно. Что так раззадорило его, ума не приложу. Хозяин с тем мужичком словом не обмолвился, да на дверь ему указал. Тот сначала говорить хотел, но видать слова не нашел и ушел восвояси. Я ужо и спросить пыталась, мол, что за человече приходил, токмо мама так грозно зыркнула, и мне говорить не захотелось. Всяк ведь в жизни бывает. Но старик, как гнев свой остудил, присмирел, сам рассказал.
- Этот безалаберный мужчина - сын мой. Если вдруг он еще раз наведается в магазин, пока меня не будет здесь, то гоните его прочь! Этот плут готов за медяк Данте продавать, только б оплатить гулянку с очередной купчихой.
Мама с лихвой ужаснулась от всех этих слов, а я впервые задумалась за сколько ж продаются все эти книжки, раз медяк, что курам на смех. Токмо за два дня я так и не заприметила ни одной таблички с ценой, али на самой книженции никаких цифр. Страсть как спросить хотелось, но ужо время подошло двери для покупателей открывать, потому мне подумалось, что своими глазами увижу за сколько их продавать надо.
Старик бамажку какую-то всучил моей маме, а сам поодаль от прилавка на стульчик сел и сделался будто за чтением, токмо ежу понятно, что он следить за нашей работой собрался.
Мне доставалось не много заданий. Протереть пол, али какой человек неопрятный не увидел перед своим носом тряпку и своими сапогами полы подпортил, аки свинья. После обедни пока один покупатель был в магазине, меня отправили к задним воротам, чтоб я у торговца обещанные книги забрала и обсмотрела, что можно ставить на полку, аже нет. А в остальное время я тоже глядела на маму и силилась запомнить, как она с людьми обращается.
Казалось, что она всю жизнь на этом месте стояла. Я все диву давалась, откуда она всего этого понахваталась. Мама не часто сказывает о своей молодости, но из тех россказней я не могу упомнить, чтоб она торгашкой была. Но чего только с ней не приключалось.
Старик довольным остался, хоть и баял, мол от своего не отступлюсь, женщины должны очаг в доме блюдить, а не деньгу приносить. Но переставал кряхтеть, когда узнавал, что у нас в доме нет мужика, что семью кормить будет.
Я же сегодня осознала с каким трудом надобно зарабатывать себе на хлеб и диву далась, только узнала сколько стоит средняя книженция. Пол серебрушки! Это ж сколько картошки можно купить за такие деньжищи! А большие талмуды? От двух, до десяти серебряных! Да на такие суммы, можно было в нашей деревне жить припеваючи и тебя бы считали чуть ли не барином, а тут всего-то книжка! Которую в голодное время ни съешь, ни от ветра не прикроешься. Только в камине сжечь можно, да и то жалко будет деньги.
Опосле я призадумалась, а с каких таких правил у нас в доме всегда были кижки, да и новые мама час от часу приносила. Мы хоть и жили в достатке, ведь ведунство мамино денег приносило исправно, да и к нам со всех окрестных деревень съезжались люди, от того мама каждую неделю слово божье над отваром говорила, но мы не жили, аки аристократы иль богатые купцы. А за весь день к нам в лавчонку приходили дворянские слуги, али купеческие дети.
Но и тут мама не дала мне времени расспросить ее. Только покончив с уборкой, она сдала хозяину заработанные деньги и не дав мне переодеться в платье схватила за руку и потащила на улицу.