Глава 2. Затишье (1/2)
Во сне я опять побывала в той заморской стране. Токмо ужо я ведала, ан надобно сразу к тому рыжему лететь, чтоб прочитать, что строчит он. И вот ужо в окошке стою, а его нет. Аже в углу валяется рубаха.Хожу, значится, по комнате, а его все нет. Ну, думаю, али его нет, так бамажка-то осталась. Обшарила тумбы, стол, на полу меж подушек поглядела – нет ни черта. Как в бездну все провалилось, и рисунок тот туда же. Посидела в той башенке, поскучала, потосковала и приказала неведомой силе снести меня вниз. Авось среди людей его отыщу.
Но и там паренек не нашелся. Музыканты все у роскошного фонтана своим делом маются, детишки по траве бегают, девицы в тени отдыхают, а важные и сурьезные мужики все кучкой ходют, да балакают о чем-то. И вот чую, что проснусь уж скоро, и тут в последний миг вижу, как из бокового хода в замок под руки выводят моего парнишку рыжего. Все тело в символах каких-то глаза мутные, а лицо, аки смерть перед собой увидел. Хочу уж сорваться, да к нему бежать, но тут меня начинает будить мама.- Анка, сегодня наш первый рабочий день. Будет крайне невежливо опоздать. А ведь правда, опаздунов никто не уважает. Потому мы собрались с мамой, поели и ужо пошли искать во дворе Лагота, а его все не было. Обшарили все углы, по открытым комнатам прошлись, даже на улице у прохожих спрашивали, но он как сквозь землю провалился. Нет, и все тут!
Подлой змеей на грудь легла тоска, не давая продоху. Аже собачонка хоть и смышленая, токмо боязно. Авось украдут из под носа, да и поминай как звали. Или и того хуже, продадут этим знатным аспидам. Мама говорила, что богатый человек страшнее дьявола, ведь сатана - один, а людей бездушных много.
За горе на рынке хлеба не купишь, потому я и решила бога молить за спасение Лагота. Коли услышит, так отыщет. А чай не придет, так тому и быть. Приодевшись в новёхонькое платьице, что мама ужо успела прикупить до заутренней, я с пылающим сердцем вышла из дому. Моя родительница как обычно была весела да приветлива, и своими цепкими глазенками подмечала где какая лавченка. А для меня в сие мгновенье важным было лишь добраться до книжек и присмотреть себе еще чего. Уж больно чудны?е были там истории. На сей раз я и на стеклянные диковинки взора не поднимала и не слушала, что там торговцы кричат проходящему люду. Шла лишь, аки заворожённая и представляла, как засяду в том уголочке с книжкой, да и все позабудут обо мне. Токмо, мечты мои старик прям с порога расколол об наковальню.
Значится, заходим мы с мамой в лавченку, а он сидит важный такой, на заморском стуле с всяк рисунками, да и по сторонам зыркает. Авось думает чего б нам такого поручить.
Токмо дверь отварилась, как он подстакиквает на своих тонюсеньких ножках да давай баять. " Не надлежащий внешний вид" видите ли! А ты вот сначала медяк уплоти, а потом ужой и возникай попусту. Ишь, привычку взяли воздух сотрясать за зря.
Мама моя, великой души человек, не стала пререкаться, да и вновь пошла на рынок за тряпьём, что будет "подобающе". Тьфу, старик несчастный, ему уже видать не в домек, что модняво нынче. Ибо мое расписное платье ничем не уступает холщовым рубахе и юбчонке, что приказал он раздобыть. А сам, гад, сидит в ночной размахайке и кожаном жилете. Пока ирод послал мою мать на рынок, я пошла отыскать ту книжку вечорнюю. Уж больно пригляделась она мне и любо узнать хочется, что станется с этим Тристаном. Токмо старик углядел, что мои руки не заняты и сказал расставить все книженции, что мама повытаскивала с полок. Раз это моя родительница сделала, то вина благословная, аже исполнять надобно. Занятие сие казалось мне безлетным, ибо старик и словом не обмолвился, как они были раньше. Токмо подходил и переставлял в другое место, да все причитал, мол женщины не должны трудиться в таких местах. А старики должны за огородами смотреть, а не за книгами! Благо мама возвратилась быстро, ежели бы не она, то я бы авось и сказала чего лихово. До открытия лавченки еще час оставался. Мама пока в задней комнате над книжками работала, меня усадили за прилавок и велели блюдить, чтоб все чин по чину оставалось. Но ежели читать вздумается, то книгу сразу отберут, ибо работу нужно выполнять достойно.
По началу мне думалось, что это будет призабавно. Ведь, как мама говорит: " Любую работу можно сделать интересной, главное подойти с душой". Но с каких сторон я не подступалась, все пустое. Сидеть на табурете и смотреть на книжки, что даже прочитать нельзя, ужасно. Скука одолела даже когда я взялась считать сколько книжек есть на полках. Дошла я до пятидесяти семи, да и бросила эту затею.
Маме, вот, сейчас наверняка не так тоскливо. Она там перебирает разные толмуды, что хозяину оставили в дар, или продали заезжие торговцы. Книжки эти не все выглядят, как на продажу. Одну нечистоплотный мужик похлёбкой залил, другую блудный священник в корм для лошадей обранил. Сам хозяин то старик и пакостный, токмо любит он творения человека и каждую буковку готов сберечь, за всяк напечатанное слово последнее отдаст. За это я его уважаю.
Токмо я и скучала то не много. Дверь открылась и в лавченку заглянул высокий мужичок. Веселый такой, нос картошкой, губы бантиком, а глаза смеються, аки толпа над скомарохом. И улыбка такая большая и добрая-добрая, так и хочется улыбнуться в ответ. Но я собралась, рубашонку поправила и дабы человек хоть взглянул на меня, чутка стукнула носком сапога о стол, за которым сидела. А мужичок-то какие-то книжки щупал, через плечо глянул, меня увидал, да так и замер.
- Чегось изволите, господин? - Мама тем вечором, перед сном, меня учила, как надобно с людьми, что в лавку приходят, баять. Токмо мужичок этот странным сделался. Стоит, глазищи вытаращил, аки я зверушка диковинная, да веждями хлопает. Не поняла я таких манер и снова повторила, а мужик все с места не сходит. Ну, думаю, тут я ужо ничего не сделаю, пошла маму звать.