Осень. Тема – ?старинный парк? (1/1)

Иногда, чтобы её увидеть, нужно остаться с ней наедине, причём на её правилах, а не на своих?— попасть в крохотную terra incognita посреди изученного вдоль и поперёк Токио, потеряться в трёх соснах (точнее, нескольких красных клёнах), остановиться, сделать глубокий вдох, упасть раздражённым кулем на скамейку, признав себе, что конкретно так заблудился?— и вдруг получить от неё удар прямо в лицо. А ведь и правда, осень. Если быть совсем уж точным, то уже за середину октября перевалило, а он и не заметил. Гонард быстро взглянул на циферблат наручных часов, отодвинув рукав тёмно-коричневой куртки?— до конца перерыва оставалось ещё полчаса. Не так и мало, учитывая то, что добирался он сюда по внутренним ощущениям минут десять?— но достаточно, если вспомнить, что он понятия не имеет, в какой стороне студия. Подобную оплошность можно было бы простить Майки?— иностранец, что с них возьмёшь?— но Гонард жил в Токио уже больше пяти лет, и должен был бы как-то в нём ориентироваться. Актёр тяжело вздохнул, подставив лицо ветру?— тот игриво закинул в непокрытые волосы сухой оранжевый лист, убирать который почему-то не хотелось. Гонард улыбнулся?— сидеть посреди заросшего парка, на видавшей виды скамейке, с листом на башке и полным отсутствием мыслей в голове, это ли не счастье? Конечно, если он опоздает к съёмкам, хорошего будет мало, но ещё минут десять он позволить себе может. Этот безымянный старый парк давно его будоражил?— это вам не ухоженный Ёёги, в котором можно устроить с коллегами ?ланч на природе?, а самый настоящий памятник старины посреди непрестанно модернизирующегося Гиндза. Вроде бы, здесь где-то стоит храм, и парк не сносят из уважения к местному ками?— скорее всего, конечно, это всё фигня, а за то, чтобы клочок поросшей чем попало земли держали нетронутым, платил какой-нибудь сентиментальный олигарх. Гонард копаться в этом не собирался?— к храму он за десять минут плутания по еле видимым тропкам так и не вышел, а найденная им полянка с двумя скамейками, подобием огороженной невысоким бордюром площадки перед ними и клёнами, отгородившими это место от мира, вселяла в душу такой покой, такой знакомый с детства уют, что уходить не хотелось. Ками?— не ками, а что-то определённо благословило этот парк, эти листья, этот день. В воздухе пахло дождём и перегноем. На секунду мелькнула мысль о том, что к его нынешнему образу одинокого странника, остановившегося на секунду в царстве рыже-красных огней, подошла бы сигарета, но Гонард её тут же откинул. Курить он попробовал один раз в жизни, ещё в подростковом возрасте, и его чуть не стошнило?— с тех пор он с этим не экспериментировал, да и старик Одзу шкуру со своих актёров сдерёт за такое, им контракт даже пить запрещает, чего уж говорить о курении. Конечно, любой запрет Одзу можно нарушить, если ты достаточно ловок и преисполнен желания, но Гонарду и так было хорошо?— сейчас, сидя в свой законный перерыв среди опавших листьев и вдыхая аромат сладкого конца их древесной жизни, он вдруг вспомнил, за что так сильно любит осень. Осень спокойна и ничего от тебя не просит. Она принимает тебя таким, какой ты есть?— не тормошит, не запорашивает снегом и не пытается пробудить ото сна. С осенью вы киваете друг другу, как старые знакомые, и расходитесь по разным мирам, каждый при своих тараканах. Нет более понимающего друга, чем осень. Вот Майки, он любит лето?— Гонард с радостью подарил бы ему всё солнце и все пляжи без остатка. Лили досталась бы холодная, беспрекословная, знающая себе цену зима. Мицуки?— преисполненная цветущей надежды и обманчивой хрупкости весна. Ну, а осень… Осень он оставил бы себе и хранил бы, как свою величайшую драгоценность.