Зеркало. Тема – ?пустые глазницы? (1/1)

Зеркала любили играть с Гонардом злые шутки. Обычно он их избегал: в комнате его зеркал не было, мимо зеркала в прихожей он проходил быстрым шагом, не глядя, так, скосив глаза на пару секунд и оценив, не осталось ли на лице соуса от сэндвича, а зеркало в ванной он держал грязным и запотевшим, можно сказать, специально, а вовсе не из-за лени. Конечно, было ещё зеркало в гримёрке (попробуй, обойдись без них, когда ты актёр), но видеть в отражении не себя, а своего персонажа, с его демонической ухмылкой, красными глазами и жаждой убивать в каждой чёрточке лица, было всё же легче. Как будто и не на себя смотришь. А вот когда Гонард, по логике, должен был бы увидеть в зеркале привычного, старого-доброго себя, зеркала и решали над ним посмеяться. Часто он себя попросту не узнавал?— свой образ в голове настолько разнился с тем, что смотрело на него из зеркала, что связать два и два не получалось, как ни напрягайся. Сколько раз он здоровался с зеркальным собой на автомате, или стоял, уставившись в стекло, и ждал, когда симпатичный незнакомец соизволит отойти и уступить дорогу, или пытался невзначай узнать у коллег, что это за парень в синей кофте маячит весь день в коридоре. Потом он чувствовал себя ужасно глупо (не новое для него чувство), но такие случаи практически не пугали: незнакомцев, живя в Токио, ты и так видишь каждый день, а в зеркале, не в зеркале?— дело второе. А иногда Гонард узнавал себя в зеркале, но с отражением было что-то… Не так. Вот это пугало. Действительно пугало. Например, сегодня у его отражения не было глаз. Утром были?— он точно это запомнил, в спешке поправляя перед зеркалом плащ?— а вот отражение в прямоугольном запылённом зеркале, которое кто-то оставил прислонённым к стене на съёмочной площадке (видимо, приготовили, как реквизит для какой-нибудь сцены) привлекло его внимание как раз-таки тем, что на глаза, казалось, падала густая чёрная тень. Ему стало любопытно?— проклятое чувство, которое ещё ни разу не принесло Гонарду пользы?— и он подошёл поближе, даже не подумав прислушаться к здравому смыслу. С каждым новым шагом тень на лице становилась всё отчётливее и всё неестественнее?— ничто не могло её отбрасывать, разве что глаза внезапно ввалились глубоко в глазницы. Гонард сам не заметил, как стекло приманило его практически вплотную?— вот он уже мог разглядеть каждую пору на своём лице, каждую отдельную прядку волос, и, наверное, различил бы полоски и пятна на радужках глаз, будь они на своём привычном месте. Вместо них на него смотрели (да, смотрели) две глубокие чёрные дыры, которые, казалось, медленно всасывали в себя окружающее их пространство?— это были не глаза, а два дополнительных ненасытных рта, которые позволяли ему видеть лишь потому что хотели, чтобы он знал о них. Не было ни крови, ни вытекающей из опустевших глазниц бело-красной жижи, бывшей когда-то глазными яблоками?— лицо словно всегда таким было, а он только понял. Наивные зелёные глаза, которые смотрели на мир, не всегда понимая, что именно видят, были ложью, фикцией?— на их месте всё это время были две дыры, воровавшие кислород и радость. Это многое объясняло. За разбитое вдребезги зеркало уборщик долго ругался?— не потому что переживал по поводу того, где взять новый реквизит, а потому что загнал осколок себе под ноготь. К счастью, обошлось без травмпункта. Гонард с убитым видом всё выслушал и так искренне извинялся за свою неуклюжесть, что ему, кажется, всё простили?— только Гуано смотрел на него как-то искоса, не решаясь, будто бы, что-то сказать. После съёмок (прошедших без каких-либо иных эксцессов) режиссёр отвёл парня в сторону и шепнул ему заговорщицким тоном, словно посвящал в какую-то тайну: —?Знаешь, я тебе, на самом деле, благодарен. Это зеркало и меня до усрачки пугало. Сам от себя того не ожидав, Гонард облегчённо рассмеялся, и Гуано подхватил его порыв. Так старое зеркало и проводили в последний путь?— с лёгким сердцем и без всяких сожалений.