Бессонница. Гарри (1/1)

Стоит Гарри закрыть глаза?— и неровные, неуверенные буквы, которые Зейн уж наверняка выводил в темноте трюма, огненно полыхают под веками. Когда-то предательство одного из лучших друзей вскрыло ему грудную клетку, выворачивая его наизнанку, но теперь ему выворачивает кишки заново?— потому, что поступок Зейна вытаскивает похороненные воспоминания.Гарри помнит, как попал на корабль к Десмонду (назвать бывшего капитана ?отцом? у него не поворачивался язык). Он пришел тогда на Тортуге в таверну, где набирал команду Десмонд Стайлс. Он, шестнадцатилетний мальчишка, юркий и уверенный в собственных силах, носящий в сердце твердое намерение быть лучше собственного отца. Десмонд смотрел на него, хмурясь, пытался понять, чем знаком ему новенький юнга, но так и не смог узнать в нем себя. Зейн был первым, с кем познакомился Гарри, оказавшись на ?Леди Энн? (тогда галеон ещё носил другое название), и Зейн же, плававший с Десмондом уже год, знакомил его с корабельным оснащением. Потом на борту появился Лиам, за ним?— Луи и Найл. Но Малик всегда оставался для Гарри тем, кто помог ему освоиться в команде Десмонда. Кто через три года стоял рядом с ним во время бунта. И тем, кто год назад отбросил их дружбу, чтобы получить прощение от губернатора Ямайки.Гарри помнит грязные, полные крыс катакомбы ямайской тюрьмы и помнит, как думал, что больше никогда не увидит ?Леди Энн?. Он вспоминает абсолютно дерзкую, абсолютно безумную и неожиданно удачную попытку Лиама и Найла вытащить их с Луи с виселицы, хотя и Стайлс, и Томлинсон уже успели попрощаться с жизнью.И Гарри думает, что, кажется, никогда не поймет поступков Малика. Ради чего Зейн предал их дружбу?— ради славы? Богатства? Каперской лицензии от англичан? И ради чего он помог им сейчас? Если вообще помог, а не пытался загнать в заранее расставленные сети.Записка, оставленная Гарри и Лиамом на берегу острова Юнион?— пригвожденная ножом к ближайшей пальме, если уточнять,?— могла разозлить англичан до белых глаз. А ещё?— одним махом лишить Зейна всех привилегий, которые принесло ему предательство. И Гарри, до крайности довольный собой тогда, сейчас признается сам себе, глядя в темноту: а принесло ли ему это удовлетворение?Ответ приходит не сразу. Гарри слушает шум волн, бьющихся о борт ?Леди Энн?, вспоминает, как много лет назад они с парнями валялись прямо на полу в общей каюте?— юнгам с гамаками и тюфяками не особо, знаете ли, везло,?— и мечтали, как их имена будет знать весь мир, казавшийся тогда огромным. Вроде бы, именно в одну из таких ночей Зейн попросил Луи научить его писать (всякое в жизни пригодится), и Томлинсон все свободное время тратил на обучение друга этой не такой уж хитрой науке.?Почему ты предал нас? Что же было не так??Гарри ищет и не находит ответ, а тоска свербит за ребрами, ноет, завывает больным ветром и мешает уснуть. Кажется, его не удовлетворило дерзкое письмо, оставленное англичанам. Кажется, ему до сих пор так больно, что эта боль прорастает в легких и мешает вздохнуть. Кажется, он поступает, как Зейн когда-то, и это приравнивает его к бывшему другу, навсегда получившему звание ?предатель?. И если Гарри так гордился, что не предал бы даже своего врага, почему он сделал это теперь?Англичане совсем не так тупы, как хотелось бы. Смогут сложить несколько фактов и осознать, что кто-то команду ?Леди Энн? о приближении трех фрегатов предупредил. А кто ещё это мог быть, как не бывший пират?Совесть выгрызает в душе у Гарри дыру. Он бьет кулаком по постели: чем же он лучше Малика? И ненавидит себя за слабость, ненавидит до зубовного скрежета. И хотя ни Луи, ни Лиам, ни Найл его не осуждают, он осуждает сам себя. Эйфория от дерзкого поступка проходит, растворяется в пене морской, а боль?— вот она, всегда с ним, навсегда за грудиной плещется, разъедает отравой.Гарри поднимается, набрасывает рубашку на плечи. Быть может, соленый воздух океана и шум волн утихомирят его душу, как всегда и бывало? Море и палуба ?Леди Энн? спасали от любых кошмаров, тянущих лапы в ночи. Он выбирается на палубу. На квартердеке Джон?— сменил Поля, очевидно. Гарри кивает ему, но к рулю не поднимается, отходит к борту, опирается о фальшборт. Море?— темное, но спокойное, плещется о бока ?Леди Энн?, успокаивает, утешает… зовёт. А над ним?— звезды, бархатным полотном, расшитым драгоценными камнями, небо раскинулось над волнами, и черт знает, где океан переходит в небеса.Ему предстоит многое решить: команда не очень-то довольна новой идеей. Гарри не то чтобы боится бунта, но думает, что им нужны доказательства, а доказательства сгорели. Эйвери пошла ва-банк, и он восхищен этим. Очарован, если хотите. Как очарован ей самой, и нет смысла скрывать это от себя самого. Очарован и… влюблен? Кажется, так это называется.Идиот.Гарри закурил бы, но вредные привычки среди четверых друзей только у Луи. Звезды смотрят на него с неба, и он задается вопросом: правильно ли поступает? С другой стороны, выбор у него всё равно был так себе. Он точно знает, что не отдаст Эйвери Анвару, а это значило, что выбор его был всего лишь фикцией, а на самом деле он давно всё для себя решил и теперь только следует этому решению, как всю жизнь следовал стрелке своего компаса.Это потому, что раньше у него не было собственной звезды, а теперь?— есть. И его звезда куда ближе, чем вон те, на черном полотне небес. Мысли болтаются в голове, словно остатки рома в полупустой бутыли. Гарри гладит планшир ладонью.Шелест платья подсказывает ему, что Эйвери тоже не может уснуть.—?Ваш корабль отвечает вам взаимностью,?— она становится рядом и просто смотрит на море. —?Не можете уснуть, капитан?—?Это очевидно,?— Гарри пожимает плечами. На палубе они не одни, и он понятия не имеет, как вести себя с ней, а Эйвери ему совершенно не помогает. Глядит на волны, и даже в темноте Гарри видит её профиль, и что-то у него за ребрами снова свербит, но уже по-другому. Не так, как из-за мыслей про Зейна, а сладко и лишь чуть-чуть?— болезненно.—?В детстве отец рассказывал мне о русалках. Он говорил, что они поют, завлекая моряков, и песни их прекрасны. Сначала я в это верила, потом?— не очень, а сейчас почти готова снова поверить,?— Гарри не может понять, говорит она с ним или сама с собой, но Эйвери облегчает ему задачу:?— А вы русалок видели, капитан?Он улыбается.—?Не видал ни одной, а я плаваю уже лет шесть, не меньше. Да и не хотел бы встретиться, мне нравится жить. Вам бы встреча эта не пришлась бы по душе, кстати,?— добавляет он, искоса глядя на Эйвери.В свете месяца её профиль кажется тонким, будто она сама?— русалка, и не будь на квартердеке Джона, Гарри поцеловал бы её, собирая с её губ лунную пыль (и откуда у него в голове эта романтическая ерунда из материнских сказок?), но Джон?— тот ещё сплетник, и Гарри держится.—?Почему? —?удивляется Эйвери. Кажется, сказки ей рассказывали не до конца, и Стайлс поясняет с удовольствием:—?Потому, что русалки поют песни, чтобы завлечь моряков в пучину, а потом пожирают их.Эйвери растерянно хлопает глазами, а потом фырчит:—?Шли бы вы к Дьяволу, капитан Стайлс, со своими шутками!И краснеет, понимая, что только что сказала.Гарри не выдерживает и хохочет, ощущая, как его отпускает, отпускает мыслями, сердцем, душой. Как боль, свербящая за ребрами, растворяется. Эйвери, кажется, тоже чувствует его облегчение, потому что улыбается в ответ, перестает обижаться на неуместную шутку, которая вовсе не шутка. Мать рассказывала Гарри легенды о русалках, и пусть он в жизни не видел ни одной, кто знает, что скрывается в океане?—?Мы все там будем,?— отвечает он словами Луи. —?Но за столько времени я пока туда не попал.И надеется пока что повременить с этим, что уж. Эйвери дотрагивается до медальона, но скорее задумчиво, нежели нервно.—?Шесть лет в море?— это много, капитан Стайлс. Шесть лет назад я бы не подумала, что однажды окажусь на пиратском корабле, плывущим к неизвестному острову.?Шесть лет назад я не подумал бы, что встречу тебя,?— думает Гарри в ответ. —?Я считал, что нет ничего дороже золота, а теперь я ищу ответ на вопрос, заданный старой гадалкой, и мне кажется, я почти нашел его?.—?Шесть лет назад я не загадывал, что доживу до своего возраста,?— он жмет плечами. —?Но мир всегда заключает с нами пари и доказывает, что наши мысли и предположения порой разбиваются… да вот как волны о борт ?Леди Энн?.Глубокомысленно, Стайлс. Браво. Эйвери перегибается за планшир, чуть хмурится, разглядывая плещущееся море. Гарри хочется поддержать её за талию, но он не решается и чувствует себя из-за этого идиотом. Какого черта, они уже целовались!Эйвери ведет себя так, будто этого не было.Гарри ведет себя так, будто об этом забыл. А больше всего на свете ему хочется прижать её к себе и целовать снова. Но не на глазах же у Джона!—?Сколько вам лет, капитан?Вопрос Эйвери застает его врасплох. Гарри моргает.—?Двадцать два.Кажется. Он не помнит дату своего рождения. Как-то не до этого было, когда приходилось выживать.—?А мне девятнадцать,?— она кладет ладонь на планшир, рядом с его рукой. —?И за последний месяц со мной случилось больше, чем происходило за всю мою жизнь. Я не очень-то понимаю, как к этому относиться и как себя вести, капитан,?— Эйвери кусает губу задумчиво, и в этот момент красива до боли. Гарри хочется отвернуться, но он смотрит, как завороженный, и чувство, таящееся за грудной клеткой, грозит выломать ему ребра. —?Но я знаю теперь, как я жить не хотела бы,?— она разворачивается к нему всем корпусом, и Гарри видит, как медальон на её шее блестит в лунном свете. —?Спасибо, что согласились на мой план.Гарри уверен, что подслушивающему Джону диалог их кажется совершенно бессмысленным, но на самом деле в нем смысла достаточно. Эйвери фактически признается ему в своей растерянности, в своих опасениях не выдюжить в том, что взвалила на свои плечи. Возможно, она просит о помощи.—?Идемте, я вас провожу до каюты,?— отвечает он. —?Скоро утро.Они в молчании спускаются на орлопдек, и в полутемном коридоре останавливаются у двери. Эйвери?— маленькая и хрупкая, едва макушкой ему достает до носа. Они стоят совсем близко, и Гарри мог бы поцеловать её сейчас, никого рядом нет, и никто бы не увидел. Но в глубине души он понимает, чувствует, что Эйвери не готова, что её порывистые поцелуи в его каюте?— это отчаянная попытка ухватить желаемое за хвост, ведь, кажется, она и сама не верила, что они поплывут по карте. И, возможно, считала, что их пути разойдутся. И не знала, не погибнет ли от рук его команды сама, стоит им узнать о приближающихся фрегатах англичан. Тогда они целовались, как в последний раз, но теперь у них есть ещё время.И Гарри намерен доказать, что Эйвери ему… дорога?Что он… влюблен?Скорее, он хочет показать, что никогда не поступит так, как она сама не хочет, чтобы он поступил. Гарри осторожно касается ладонью её щеки, поглаживает нежную кожу, пропитавшуюся солью морских капель и солнцем. Эйвери вздыхает, чуть ведет головой, прижимаясь губами к его ладони. Всего на мгновение, но сердце у Гарри заходится в груди бешеной пляской. Хочется плюнуть на всё, прижать её к себе. Дать понять, насколько она желанна.Что-то ему подсказывает, что нельзя. Не сейчас и не здесь, когда она не отошла ещё от собственного смелого хода в этой игре.—?Доброй ночи, мисс,?— Гарри заправляет ей за ухо прядь волос, отступает назад и кланяется. —?Отдыхайте.