"Последний бал на французской земле... Для кого именно? Как знать..." (1/2)
Вечер неумолимо приближался, постепенно темнело на улице, а в стенах Амьенского дворца кипела работа: слуги поспешно все проверяли, заканчивали последние украшения в бальном зале; музыканты в оркестре идеально настраивали инструменты, морально готовясь к тому, что бал будет длинным, и им все время придется играть; повара на кухне метались над блюдами, стараясь, чтобы все было в лучшем виде, ведь это последний бал принцессы Генриетты в качестве сестры короля Франции, потому он должен запомниться лишь приятными моментами.
Да и в покоях каждого гостя не было покоя: лакеи помогали господам, цирюльники брили и укладывали волосы, горничные очень быстро порхали над госпожами, ведь понимали, что если вдруг мадам что-либо не понравится, служаночку ждет наказание.
Подобная обстановка праздничного хаоса не обошла стороной и покои французской королевы, что в спешке собиралась на бал. Вокруг сновали служанки и камеристки, а также придворные дамы, которые помогали госпоже.
Ее Величество королева после того, как было надето платье, села за туалетный столик, позволяя малютке Констанс прикрепить в прическу маленькую золотую коронку.
- Ну что там, мадемуазель? Готово? – несколько нетерпеливо воскликнула Анна, глядя в зеркало. Она не привыкла долго ждать, несмотря ни на что.
- Последний штрих, Ваше Величество, - тихо произнесла камеристка, застегивая на шее мадам бриллиантовое колье.– Все готово, мадам… - девушка с поклоном отошла в сторону, давая возможность остальным женщинам, находившимся здесь, оценить критическим взглядом внешность королевы, однако ни одна не позволила себе бросить какой либо упрек в адрес Констанс. Все было слишком хорошо, слишком идеально, потому им ничего не оставалось, как рассыпаться в похвалах наряда Ее Величества.Королева жестом дала понять, что их слов достаточно. Она взглянула на себя в зеркало, и, оставшись довольной, посмотрела на камеристку.- Нам уже пора, верно? Не стоит заставлять Короля ждать, - улыбнулась испанка спокойной, даже радостной улыбкой, но увы… на душе ей было отнюдь не так легко, как она хотела бы показать. Однако времени уже действительно было мало, а потому Анна, кивнув фрейлинам, велела ее сопровождать и пошла к двери, которую пред ней открыли.
Король уже ожидал супругу в зале, нетерпеливо постукивая по подлокотнику кресла, в котором он сидел. На короле был темно-синий камзол, в прорезях которого была видна белоснежная тонкая рубашка. На ногах были точно такого же, как и камзол, оттенка штаны, стянутые под коленями, белые чулки и темные танцевальные туфли на достаточно невысоком каблуке.
За его спиной стоял кардинал, явно недовольный последними сведениями, что получил от своих агентов, хотя и старался этого не показывать. Ришелье, как и всегда, был в алой длинной сутане, с белым накрахмаленным воротником и такими же манжетами. Его мысли были обращены к произошедшему в саду. Сам великий кардинал не понимал, как этой чертовке Шеврез все удалось. Возможно, ей благоволил сам Господь? Или Дьявол? Но увы, ни первого, ни второго не доказать.
Придворные все прибывали, и было заметно, как толпа разделилась на группки. Особо внимательный наблюдатель мог заметить, с какой настороженностью эти самые группки относятся к друг другу, хотя и скрывают это за придворным лоском.
Группа людей, окружавших Бекингема, состояла в основном из англичан, однако имели место и несколько представителей французской знати. Например, семейство Шеврез, внимание к которому привлекала очаровательная герцогиня, а также пара придворных из свиты короля, к кому Людовик не питал особой любви.
Сам милорд Бекингем так же, как и король нетерпеливо поглядывал на дверь, ожидая ту, ради которой был готов свернуть горы. Одно лишь слово его возлюбленной останавливало герцога броситься в этот омут с головой, и не потому, что милорд боялся, а потому, что его просили…
Но наконец раздался голос церемониймейстера:- Ее Величество королева Анна, Ее Величество королева Генриетта, Ее Величество королева-мать!
В зал медленно вошли три дамы в том порядке, в котором их назвали.На Анне Австрийской было прекрасное золотое платье с черными вышитыми рисунками на корсете и рукавах, что заканчивались выше локотка мадам. Платье подчеркивало ее утонченную фигурку, даже скорее хрупкость Ее Величества, плотно облегая тонкую талию, открывая изящные белоснежные ручки испанки.
Волосы мадам были удачно уложены на затылке и лишь несколько изящно завитых локонов ниспадали на открытую лебединую шею и плечи дамы.
Следом за ней шла сестра короля, Генриетта-Мария. Девушка остановила свой выбор на светло-голубом атласном платье, украшенном серебряным шитьем и снежно белым кружевом. На талии красовался белоснежный бант, по центру которого был бриллиант. Рукава заканчивались ниже локотка дорогим кружевом.
Темные локоны королевы Англии свободно опускались на ее открытые плечи и спину, лишь несколько прядей было убрано с лица и закреплено на затылке белым страусиным пером. На шее красовалось колье с сапфирами и бриллиантами. В руках Генриетта держала изящный веер, тоже с перьями, чем идеально дополняла свой образ.
После двух молодых красавиц, чье появление заставило многие мужские сердца забиться быстрее, в зал буквально вплыла королева-мать. Особа весьма пышнотелая, и корсет, плотно затянутый, едва ли не трещал по швам.
Мария, будучи дамой весьма расточительной и любящей богатство, предпочла синее бархатное платье, по которому были нашиты золотые королевские лилии.Рукава, каки было предписано модой, заканчивались у локтя, украшенные все тем же кружевом.
Руки ее были не так изящны, как у дочерии невестки, потому она надела легкие перчатки, чтобы скрыть некоторые недостатки.