О чём мы забыли в окопах (1/1)

…и не было на войне для меня ничего более завораживающего, чем микрокосм человеческого тела. Я нырял в него, как после изнурительной работы по вечерам ныряют книгу или в ванну?— кто во что горазд. Клянусь, вокруг стреляли и резали, а я оставался среди мышц и сосудов со скальпелем в руке. Аж поэзия вышла. Поэзию я не люблю, даже презираю?— с тех пор, как понял, какие вещи люди прячут за красивыми словами. ?Ты?— ничто, народ твой?— всё?, ?До тех пор, пока не повешусь, буду верить в победу?… Чушь. Ересь. Нацисты исковеркали немецкий, смешали с грязью. В детстве я хорошо писал и мне даже прочили стезю корреспондента, но чем громче брехало ?Всемирное радиовещание?, тем меньше хотелось писать и тем больше?— резать.Резать так, как Штиглиц, я не смог бы. Не дрогнув рукой, достать опарыша из раны товарища или роды принять у непонятной француженки под долбёжку зениток, в мясе, крови и говне,?— пожалуйста, было, проверено. А вот десять ударов подряд ножом в шею или придушить подушкой… Не хватило бы мне фантазии, чтобы раз за разом нацистскую шваль вырезать так, чтобы весь Рейх на следующий день на ушах стоял. Штиглиц?— изобретатель получше Альдо, что бы о нём ни говорили. Так вот. Резать так, как Штиглиц, я не смог бы. Оставалось только оперировать. В двадцать пять я ещё не знал, как отличить троакар от кюретки, но начать никогда не поздно, особенно если есть цель. И если выкинуть из головы всю поэзию: тогда место для чего-нибудь полезного останется.…я образованный, грамотный человек всегда был, а тут заходит в таверну этот британец, Арчи Хиккокс, и начинает трындеть?— о чём угодно, кроме операции ?Кино?. Строчит, как пулемётной очередью: столько слов за секунду, сколько в отряде за день не скажут, а Штиглиц за всё время здесь не выдал. От погоды доходит до Бригитты фон Хаммерсмарк и читает мне, глядя глаза в глаза, стих:—?Её глаза на звёзды не похожи, нельзя уста кораллами назвать…Лирично, томно, нежно, будто я и есть Бригитта фон Хаммерсмарк. Я смотрю на него, как баран на новые ворота, и припоминаю, где и когда я читал эти строки. Шагаю в чертоги памяти, а там?— микрокосмы человеческого тела: немцы с выпавшими кишками, дезертиры, вздёрнутые полевой жандармерией, марля, одубевшая без смены на руке у Ютивича, удалённый желчный пузырь на ладони и страх в глазах солдата, только что выбравшегося из-под обстрела, перед щипцами для раздавливания тканей, которые я прячу в подсумок,?— огромными такими...И никакого стиха.—?Это Шекспир,?— галантно намекает британец.Я молча киваю, а в его улыбке безнадёжно, как сказали бы классики, виснет насмешка. Клянусь, не люблю поэзию: слишком много в красивых словах?лазеек для нечестного человека и слишком мало дела между строк,?— но! Когда приеду домой с новыми погонами, то Шекспира, вот Шекспира-то, видно, перечитать придётся.