23 (1/2)
Фредерик, то и дело, прогуливался неспешным шагом по улице, проходя мимо опечатанного кафе, а спустя около ста метров и закрытого цветочного магазина. Последнее, видеть ему было неприятно и даже больно.
Он из раза в раз, проходил мимо магазина, надеясь увидеть его открытым, но все надежды были тщетны.
Цоллер искренне недоумевал, как так произошло, что он не смог обворожить понравившуюся девушку. Приказав своим людям прекратить наблюдение за квартирой Т/И, сразу же, на следующее утро, как между ними случилась близость... Теперь, снайпер не имел понятия, что происходит с девушкой и сам же, считал чистым свинством, идею снова заявиться к ней.
Дитер говорит, что просьба о прощении — это проявление слабости. Сам Хельштром никогда ни перед кем, ни за что, не извинялся. А так как, друг, был старшим по званию и к довольно молодому возрасту, успел уже сколотить неплохую военную карьеру, став майором, Фредерик старался к нему прислушиваться. И если бы Дитер сделал то, что сделал Цоллер — майор никогда бы даже мысли не допустил о извинении. Поэтому, сколько бы внутри кареглазого ни взывала совесть, он упорно продолжал быть к ней глух.
Снайпер не жалел о самой близости. Он жалел лишь о том, что был по отношению к Т/И слишком груб: когда таскал её за волосы и кинул на постель; когда угрожал пистолетом; когда обещал отдать её солдатам, стоящим у двери... Всё могло произойти намного немее эмоционально, не будь Цоллер в тот момент так зол. Но стоило вспомнить эпитеты Т/И о грязном фрице, о всём том, что она говорила Марселю, и внутри Фредерика, вновь и вновь, просыпалась злоба.
Наверное, подобные слова задевали особенно сильно именно потому, что сказаны были любимой девушкой. И он не имел представления, как бороться с этим чувством и тем более, он не имел представления, как теперь заставить Т/И поверить в то, что он не такой... Что он был сам не свой и, что подобного, больше никогда не повторится. Фредерик хотел защитить девушку от всех опасностей в этом мире, а в итоге, не смог защитить, даже от самого себя...
Впервые в жизни, он не может абстрагироваться от назойливой мысли (так, как делает это, держа в руках винтовку и наводя прицел), что поступил неправильно. Он прекрасно знает, что многие, воспринимают его, как бездушное животное, но ведь не приставляет пистолет ко лбу, каждому, кто так о нём думает? С другой стороны — Т/И первая, кто смогла дать отпор, смотря ему в глаза.
Это казалось немного абсурдным. Хрупкая, слабая девушка, смогла сделать то, что не могут здоровые, сильные мужики. Она открыто сказала Цоллеру о неприязни и это, в какой-то степени восхищало. Из всех, кого он успел повстречать в побеждённой Европе, никто не мог позволить себе, жёстко предъявить немцу в глаза о том, что он человеку не нравится. Репутация Германии бежала впереди самих военных, но кажется, Т/И это нисколько не смущало. Гнев, сменяемый муками совести, чувством собственного достоинства и восхищением, рождал во Фредерике огромную гамму эмоций. Он то порывался заявиться домой к Т/И, прося прощение; то гордо отгонял подобные мысли, вспоминая слова Дитера о слабостях. Но что делать, если он уже имел эту слабость? Как признаться, хотя бы самому себе, что именно Т/И стала его слабостью? Последние четыре года, проведший в полном бесстрашии, теперь Фредерик Цоллер, впервые испугался... Ужасы войны и постоянная опасность смерти, дышащая в спину, оказались не такими сильными, как боязнь потерять Т/И...
Тогда, в её комнате, он ведь чуть не исполнил задуманное. Мысль о том, что он готов её убить, лишь бы она никому не досталась, утвердилась в его сознании, после её неудачной попытки побега. Цоллер ехал к ней домой, с одной единственной целью — покончить с предметом своих страданий, раз и навсегда. И пока он ехал к её дому, магазин в пистолете был под завязку. Но чем ближе он подъезжал к нужному адресу, тем всё слабее становилась его решимость. А когда остановился у подъезда, то и вовсе вытащил из пистолета все пули, спрятав в бордачёк машины. Он ехал убивать её, а не насиловать. И то, чем завершилась та встреча, стало неожиданностью не только для Т/И, но и для самого Цоллера.
На секунду, Фредерику даже показалось, что оставив патроны в машине, он принял верное решение. Спустить курок, на это милое спящее создание, даже он, жестокий снайпер, вряд ли смог бы. Тем более, что раньше, ему никогда не приходилось убивать женщин. Но от этого осознания, клокочущий внутри гнев, никуда не исчез, а выпустить его следовало. Не понятно, на что бы пошёл немец, возвращаясь домой, всё таким же злым и взбешённым. Внешнее спокойствие, было лишь маской, которая с действительностью, не имела ничего общего. Ярость застилала глаза и, кажется, это заметила даже девушка, когда он её всё-таки разбудил. Внешне оставаясь спокойным, его с головой, выдавали голос и разъярённый взгляд. А сам Цоллер, кажется, уже готов был мириться даже с растоптанной гордостью, стараясь не вспоминать о "грязном фрице". И если бы Т/И не попыталась бежать... Если бы она не совершила эту роковую ошибку... Наверное, Фредерик так бы никогда и не решился, предъявить ей о том, что знает все подробности её последнего разговора с Марселем... Но желание Т/И сбежать из страны, всё испортило, а для самого снайпера, стало красной тряпкой для быка.
Он не жалел о близости. Не хотел причинить ей боль или дискомфорт, во время соития. Скорее, это был самый действенный способ показать девушке, что она принадлежит только ему. И конечно, он сделал всё, чтобы Т/И (насколько это вообще возможно в данной ситуации), тоже понравилось. Нет, это не было насилием в обычном смысле слова. Цоллеру было важно не просто переспать с Т/И, а чтобы девушка тоже испытала удовольствие. И как бы эмоционально она не переживала сейчас, в тот момент, ведомая его стараниями, она испытала то, чего так усердно добивался Фредерик, испытала удовольствие. Человек, которого она ненавидела и презирала, тот, которого она боялась, смог довести её до оргазма. Самому Цоллеру, от подобных умозаключений, становилось чуточку легче и оттого, желание вновь увидеть Т/И, лишь увеличивалось. Гордость и тоска, внутри мужчины, вели не шуточный бой, то призывая заявиться к девушке, вымаливая прощение, то крича о том, что он ничего ужасного не сделал и прощения просить не за что. А потом, решение пришло само собой...
Всё это время, не выходящая из квартиры девушка, проводив Жюли на работу, снова ушла в свою комнату и, даже успела задремать (кажется, сон был единственным, что могло её хоть как-то отвлечь от внутренних истерик и успокоить), как её разбудил дверной звонок.
Страдающая паранойей и, все эти дни подпирающая входную дверь стульями, она боялась к ней подойти, а мелодичный звонок, заставлял сердце, заходиться в бешенном ритме. Она старалась не реагировать, но стоящий за дверью, упорно продолжал звонить. Ей ничего не оставалось, как всё же подойти к двери и посмотреть в глазок. Это оказался курьер, держащий в руках две коробочки, одну, совсем маленькую, вторую — по размеру, раза в два больше.
—Кто там? —чтобы утвердиться в своих предположениях, из-за двери, крикнула Т/И.