22 (1/2)
—Мадемуазель, можете возвращаться в квартиру...
Выйдя на улицу, Цоллер первым делом подошёл к машине, на задних сидениях которой, сидели Жюли и двое гестаповцев, забравших её.
Постучавшись в окошко, он теперь заглядывал в салон автомобиля, мило улыбаясь, будто не этот юноша, пристаивал к её лицу пистолет. Милые ямочки на щеках и задорно распахнутые глаза, не выдавали в нём даже намёка на убийцу. Встретив его на улице, Вам бы никогда и в голову не пришло, что этот милый молодой человек, способен на, по истине, жуткие поступки.
И проверив на собственном опыте, Жюли прекрасно осознала, насколько сильно и виртуозно, Фредерик Цоллер, мог пудрить мозги окружающим. И не смотря на его профессию, не смотря на "подвиг", за счёт которого он прославился, немец мог расположить к себе, практически любого человека. Не важно, кем именно был этот человек — мужчиной или женщиной. Мужчины, видели в нём пример для подражания. Женщины — мечтали о его внимании. После войны, народ словно стал забывать, за что именно, Цоллер был популярен. Теперь, в мирное время, Фредерик не представлял для них опасности, но вызывал бесконечное уважение.
Когда перед девушкой открылась дверца автомобиля и, вышедший парень, пропустил её вперёд, снайпер с готовностью подал ей руку, помогая покинуть салон.
Могла ли Жюли отказать и не принять этой пустяковой помощи? После воспоминаний о дуле пистолета, у собственной переносицы, ей вряд ли хотелось так испытывать судьбу.
Даже не пытаясь сдержать эмоций, громко рыдая, она бежала к подъезду, не оглядываясь назад. Рыжая боялась самого ужасного — зайти в квартиру и увидеть Т/И в луже собственной крови. Тем более, что на пистолете снайпера, всё это время был глушитель... Он мог убить Т/И и соседи даже бы не услышали звук выстрела... Всего лишь лёгкий хлопок, который можно ошибочно принять за перегоревшую лампочку или падение на пол плотного блокнота... Но вероятнее всего, этот хлопок просто никто не услышит...
Залетая в квартиру, умываясь собственными слезами, Жюли впервые остановилась, не в силах решиться зайти в комнату подруги. Когда дрожащая рука всё же схватилась за ручку и толкнула её, дверь оказалась не запертой, а перед француженкой предстала душераздирающая картина.
Свернувшись в позу эмбриона, укрывшись одеялом по самый подбородок и подмяв края одеяла под собственное тело, Т/И беззвучно, горько плакала, зажмурив глаза и широко раскрыв рот. Это была самая настоящая безмолвная истерика. Одеяло не могло скрыть того, как крупно тряслось тело девушки. От пережитого, её пронзил ледяной пот, что заставлял ещё теснее прижимать колени к груди, но это никак не помогало согреться. Стоило только сомкнуть губы, как зубы начинали биться друг о друга, а губы лихорадило в неконтролируемой дрожи.
Жюли не стала что-то говорить или спрашивать. Было ясно без слов, что именно сделал этот подонок с её подругой. Рыжую, эта картина, отрезвила, заставив взять себя в руки и перестать рыдать. Также безмолвно выйдя из комнаты, через несколько минут она вернулась со стаканом воды и тремя таблетками, поставив всё на тумбочку.
Т/И, что несколько минут назад, что сейчас, кажется даже не отреагировала на появление подруги. Она словно была в какой-то глубокой нирване, не понимая и не осознавая ничего, что сейчас происходило вокруг.
Случись за окном взрывы бомб и, вряд ли бы она их услышала. Девушка полностью закрылась от внешнего мира, без перерыва, прокручивая в памяти то, что с ней делал Цоллер. Рассудок, зациклившись только на этом, не желал воспринимать любую другую информацию из внешнего мира, а сама Т/И впала в истерический ступор. Кажется, даже не понимая, что всё закончилось, всё позади и Цоллер уже ушёл...
—Т/И... —смотря на состояние подруги, Жюли тихо заплакала.
Приоткрыв верхнюю часть тела Т/И, высвободив его из одеяла, рыжая тормошила подругу за плечо, но та никак не реагировала.